Ставров сокрушённо кивнул. Шерхан сморщился, как от зубной боли. Серёга всем своим видом изображал, что его здесь нет. Тем временем заварился батюшкин травяной чаёк, который они некоторое время молча прихлёбывали. Потом Ставров нерешительно начал:

— Отец Иоанн, когда я заканчивал службу в Афганистане, со мной произошла одна история… А может и не было ничего. Сам не знаю. Это не даёт мне покоя. До сих пор никому не рассказывал, а с вами считаю необходимым поделиться.

Ставров в деталях рассказал историю своего знакомства с командором Ордена тамплиеров Эмери дхАрвилем, который был убит в битве под Ла-Форби в 1244 году. Закончил, тяжело вздохнул и спросил:

— Как вы думаете, это было на самом деле?

— Пусть наш молодой учёный слово скажет, — кивнул отец Иоанн на Серёгу.

Серёга, слушая рассказ Ставрова, приобрёл выражение лица совершенно ошалелое. Казалось, он сейчас способен изъясняться только междометиями, но, собравшись. он спросил максимально по-деловому:

— Вы раньше интересовались историей Ордена тамплиеров? Что-то читали по этой теме?

— Разве что Вальтера Скотта когда-то в детстве.

— В романах Вальтера Скотта о тамплиерах — только чушь и блажь, если не назвать это откровенной клеветой. Из «Айвенго» и «Талисмана» невозможно почерпнуть никаких достоверных исторических сведений об ордене. А между тем, ваш рассказ воспроизводит множество абсолютно достоверных исторических деталей, которые вы не могли придумать сами, и если вы не почерпнули их в книгах, значит… Боюсь продолжать, — Серёга посмотрел на батюшку.

Отец Иоанн покряхтел и начал:

— Вот какое благоразумное чадо. Не торопится с выводами. Однако, ключик к этой ситуации Серёжа нам предоставил, и вот что моя мудрость может теперь сказать храброму воину. То, что ты рассказал, было с тобой на самом деле, но во сне или наяву — не известно, и ты этот вопрос себе даже не задавай — не имеет значения. Судя по всему, это подлинное проявление духовной реальности, а не плод твоих мечтаний. Но дальше следует самый важный вопрос: от Бога это явление или с противоположной стороны? Иные, даже весьма просвещённые, подвижники ошибались, отвечая на подобные вопросы. Ведь демон может принять вид ангела. Как тут разобраться? Золотое правило аскетики гласит: не отвергай и не принимай. У тебя есть твёрдая уверенность в том, что это был ангел, а не демон?

— Нет никакой уверенности.

— А если я тебе скажу, что это был демон… поверишь?

— Поверю. Вы ведь разбираетесь.

— Это хорошо. Очень хорошо. Значит, сей рыцарь души твой не поработил. А потянуло ли тебя после этого посещения в церковь или, напротив, стало казаться, что ходить туда ни к чему?

— Потянуло. Я теперь хожу в церковь, а раньше не ходил. Эмери подарил мне веру, я почувствовал, что верить в Бога очень радостно. Вы знаете, батюшка, я человек неучёный, книжек читал мало. В вопросах веры я сам никогда не разберусь и пытаться не стану. Я просто верю всему, чему учат в Церкви и готов выполнять всё так, как мне скажут.

— Доброе говоришь. А на счёт видения… Никогда не жди подобных видений и уж тем более не мечтай о них. Было и было, а больше не надо. И оставайся в послушании у Святой Матери-Церкви.

— Я понял, батюшка. Я где-то так и настроен. Но если это посещение от Бога, то это, может быть, некий призыв?

— Безусловно. Бог — не фокусник. Он послал тебе такого гостя явно не для того, чтобы развлечь. Но давай-ка мы пока оставим этот вопрос и послушаем, с чем к нам Серёжа пожаловал.

— После всего, что я услышал, не знаю, как и начать. Я без малого 3 года занимался историей тамплиеров, только о них и думал, прорабатывал теоретическую вероятность создания аналога Ордена Храма в наши дни. И вот, оказывается, тамплиеры — среди нас. Я думал о том, что создание братства воинов-монахов возможно в форме охранного предприятия, и вот, оказывается, господа тоже решили создать охранное предприятие.

— Господа все в Париже, — язвительно заметил Шерхан.

— Вынужден разочаровать товарища Шерхана, — Серёга не менее язвительно сделал акцент на слове «товарищ». — В Париже господ уже тоже не осталось. И если мы где-нибудь увидим настоящих господ, так разве что в Москве.

Шерхан на эти слова хохотнул, причём довольно дружелюбно.

— Итак, я продолжу с разрешения всех собравшихся граждан, — Серёга сделал акцент на слове «граждан», чем окончательно устранил желание класть ему палец в рот. — Мой вопрос — чисто теоретический. Я не могу быть лидером русского православного братства воинов-монахов. Я не знаю людей, которые могли бы составить такое братство. Но если предположить, что такие люди найдутся, и у них будет лидер, как отнесётся к этому Церковь? Найдётся ли хоть один священник, готовый благословить столь странное дело? С этим вопросом я и пришёл.

— Что ж, давай этот вопрос по порядку разберём. Тут главное, чтобы всё было по порядочку. Скажем, группа православных мужчин решила создать охранное предприятие. Так?

— Так.

— А почему же на это чад церковных не благословить? Только что благословил. Обычная мужская работа, нисколько не хуже, чем в армии служить или в милиции. Ничего такого православным людям не возбраняется. Пошли дальше. Допустим, эти православные охранники спрашивают батюшку, дозволено ли им вести чистую жизнь, целомудрие соблюдать. Так?

— Так.

— А что я тут могу не благословить? Я что скажу этим людям: или в брак вступайте, или блудите, но только ни в коем случае не соблюдайте целомудрие? Это было бы странно. Я, конечно, спрошу, а по силам ли тебе целомудрие, чадо, но если увижу, что по силам, так какие к тому препятствия? Тут и благословения особого не требуется. Разве надо брать благословение на то, чтобы не грешить? Так?

— Так.

— Пошли дальше. Допустим, эти люди не хотят иметь собственности, а желают вести жизнь нестяжательную, и во всём находиться в послушании у своего духовника. Опять же, на что я тут могу не благословить? Нет уж, скажу, копите деньги, стяжайте блага земные, что есть сил, и ни в коем случае не слушайтесь вашего духовника, а лучше вовсе его не имейте. Надеюсь, всем смешно?

Все коротко и деловито улыбнулись.

— Итак, — рассудительно продолжил отец Иоанн, — мы и сами не заметили, как получили воина-монаха. Это вооружённый человек, соблюдающие три монашеских обета — целомудрие, нестяжание и послушание. Кажется, такого человека не за что анафематствовать? Что в его жизни не церковного? Его остаётся только похвалить за то, что пытается жить чище, чем большинство вояк. Церковь не найдёт, что возразить и не найдёт, что запретить.

Архимед, воскликнувший: «Эврика!», вряд ли выглядел счастливее, чем Серёга, когда отец Иоанн закончил.

— Блестящее богословское обоснование, — радостно провозгласил он. Батюшка при этих словах шутливо склонил голову в поклоне. — Просто, как всё гениальное. Принципиально неоспоримо. Но., — по лицу юноши пробежала тень, — Церковь никогда не признает этих людей монахами.

— А зачем тебе это? Ты хочешь быть монахом перед людьми или перед Богом? Если Бог увидит в тебе монаха (если увидит, конечно) неужели тебе этого не достаточно? Смотрю вокруг и вижу: иной монах — и не монах вовсе, а человек в чёрной одежде. Обеты свои презрел, живёт для себя, а не для Бога. А иной старичок-мирянин, никогда о монашестве не помышлявший, по жизни, по душе — настоящий инок. Спрашиваю себя: кто из них перед Богом предстанет монахом? Правильный ответ: неизвестно. Это тайна, которую ведает лишь Бог.

— Значит, Церковь всё-таки не даст воинам монашеского пострига?

— Пока — точно не даст. Церковь, видишь ли, ничего не изобретает и не выдаёт патенты на изобретения. В Церкви всё происходит по-другому. Скажем, появилось в жизни что-то новое. Церковь ничего по этому поводу не говорит, потому что и говорить тут, может быть, не о чем — завтра это новое исчезнет, не приживётся и не будет темы для обсуждения. Но, предположим, это новое проходит проверку временем, крепнет, разрастается, овладевает умами и душами. Тогда Церковь говорит: «Это наше» или «Это не наше». Так ведь было и с самим монашеством. Ранняя Церковь монашества не знала, и преподобный Антоний Великий, когда решил жить в пустыне уединённо, проводя свои дни в молитве, не побежал в патриархию, чтобы запатентовать новый способ христианской жизни. Он в пустыню и побежал. Потом Фиваида наполнилась его последователями, такой образ жизни стал чрезвычайно популярен среди христиан. И только потом Церковь сказала: монашеский образ жизни есть подлинно христианский. А ведь по началу тут были немалые сомнения. Церковь не торопится благословлять, потому что сразу не может быть известно, благословит ли Господь? А ты иди своей дорогой, главное церковным установлениям не противоречь, но и на одобрение не напрашивайся.