— Получается, придется звать Бдящих? — поморщился Рене.

— А этого до сих пор не сделали?!

— Мы их тут… недолюбливаем. В Убли они сидят, по королевскому указу, но не слишком высовываются.

Ларэ удивился. Бдящих братьев, знающихся со всякой пакостью наподобие "заветников" и умеющих отличать истинное чернокнижие от шарлатанства, конечно, не слишком-то любили во всей стране. Многие из них, по крайней мере, те, которых видел Фиор, выглядели весьма неприятными людьми. Больше похожие на снулых рыб, чем на живых людей, монахи в ярко-красных балахонах не казались теми, кого пожелаешь себе в друзья. Но кому они хоть раз сделали что-то дурное? Накладывали очищение на бабок-ведуний, наживавшихся на чужой глупости, припугивали безграмотных гадальщиков и самозваных пророков — вот и все. Тамерский орден с тем же названием сжигал обвиненных в колдовстве на кострах, но в Собране подобного никогда не случалось.

— Но ведь… — запоздало сообразил Фиор, — это дело не Бдящих братьев, а Блюдущих чистоту?

— Еще лучше…

— Эти-то чем нехороши? — опешил Ларэ. — Господа, вы впали в ересь всем герцогством, а меня забыли предупредить?

Рене расхохотался, плюхнулся в кресло и продолжил смеяться, утирая с глаз выступившие слезы. Эмиль тоже улыбнулся, но как-то вяло. После смерти отца он ходил словно в воду опущенный. Редко смеялся, гораздо чаще злился и рычал на окружающих. Владетелю Далорну не было еще и пятидесяти, он рано женился и рано обзавелся потомством. Неожиданная, слишком ранняя смерть — большой удар для сына, тем более, что три года назад Эмиль потерял мать при кораблекрушении.

— Да, мы страшные еретики, — сквозь смех выговорил Рене. — Не любим эти кислые рожи… Наш герцог и господин говорит, что при виде Блюдущего брата у него начинаются боли в животе, а при слове "чистота" — колики. Разве можем мы так оскорблять своего сюзерена?

— Это, конечно, серьезный повод, — Фиор улыбнулся. — Но я боюсь, что без их участия это дело не решить. Они тоже обладают особенной силой, но она от Сотворивших.

— Да знаем мы, — махнул рукой Рене. — Просто с ними только свяжись — возьмут дело в свои руки и даже доложить не удосужатся. Сами себе господа. Так что скажешь, Фьоре — не разберемся без монахов?

— Нет.

— Ясно. С утра отправлю курьера с письмом. А пока пойдем обедать.

— Рене, с твоего позволения, я бы отобедал у себя.

— Я тоже, — кивнул Эмиль.

— Послала Мать родственников! Один все по библиотекам шарахается, скоро хвост как у крысы отрастет, другой киснет…

— Я соблюдаю траур, — ощерился Эмиль, — и если тебе это кажется смешным, то я могу уехать сегодня же! Ты сам меня пригласил!

— Господа! — возмутился Фиор. Он с детства терпеть не мог, когда вокруг ссорились. — Ну что вы в самом деле… Эмиль, Рене не хотел тебя задеть.

— Действительно, не хотел. Эмиль, прости, — Рене подошел к Далорну и опустил ему руку на плечо. — Я был не прав.

— Забудем, — мрачно буркнул Далорн. — Может быть, втроем пообедаем? Хоть без прекрасных дам…

— Эмиль пользуется успехом у наших девушек, — с улыбкой объяснил Рене. — Увы, это не взаимно. Ты еще не надумал жениться? У нас пять невест, выбирай любую!

— Если постоянно жениться на двоюродных и троюродных сестрах, можно и выродиться…

— Например, как я? — подбоченился красавец Рене. — Крив, горбат и слабоумен, где второго такого урода найдешь? Жена каждую ночь из постели гонит…

Рене Алларэ считался официальным наследником герцога и управлял всеми владениями рода. Женат он был на рыжей хохотушке из Къелы, и, когда на Рене с супругой находил стих, ужин или завтрак превращались в настоящее представление. Оба обожали дурачиться и дразнить друг друга, а заодно и всех присутствующих. Черноволосый наследник был ровесником Фиора, но у него уже имелось трое детей. Старший пошел в мать цветом волос, и Рене дразнили, что он портит породу. Двое младших удались в традициях рода: золотоволосыми и зеленоглазыми.

Мио и Реми предпочитали жить в Собре, а прочие Алларэ любили родной замок и редко приезжали в столицу. Здесь умели жить каждым днем, досыта и допьяна, так, что ночью Фиор валился в постель без ног — ему постоянно что-то показывали, таскали то на ярмарку, то на охоту, то в море, заставляли танцевать, — а утром с удовольствием вспоминал прожитый день. Тем не менее, уже на вторую седмицу он начал уставать от бешеного ритма, — а Алларэ жили так от первого до последнего вздоха.

За обедом Рене пожаловался на очередную беду: невозможное количество беженцев из-за Эллау.

— Кажется, все три земли решили переселиться к нам и в Эллону. В полном составе. Те, что не пошли в партизаны. Особенно из Саура.

— Там лютует маршал Алессандр?

— Маршала, кажется, укусила бешеная собака, — пожал плечами Рене. — Я говорил с беженцами. Даже если поделить рассказы на десять, получается что-то невероятное. Ему показалось мало того, что натворили король и племянник. Беженцы говорят о том, что он осаждает поочередно все замки и уничтожает их. Жителей отпускают с тем, что они могут унести на себе. Маршал прекратил мародерство и разбой, которые творились при Рикарде, но стало только хуже. Тогда крестьянкам задирали юбки и уводили скот, теперь деревни сжигают, заподозренных в укрывательстве бунтовщиков вешают… и это куда страшнее, чем раньше. Рикард тоже многих перевешал, но к зиме он наигрался. Алессандр же решил опустошить Саур.

— Весной весь север восстанет. Еще от силы девятина — и владетели объединятся, — Эмиль говорил так, словно мог ясно видеть будущее. — Им не хватает еще одного сожженного замка, еще одного казненного благородного человека. Без графа Саура они всю зиму не могли договориться, кто будет командовать, а кто подчиняться. Но теперь они объединятся.

— Что об этом думает герцог Алларэ? — осторожно спросил Фиор.

— Фьоре… — задумчиво протянул Рене. — Понимаешь ли…

— Понимаю, — грустно улыбнулся Ларэ. — Вы считаете, что я пойду докладывать отцу, если услышу что-то неподобающее.

— Ты должен будешь это сделать, — спокойно, словно о чем-то, само собой разумеющемся, сказал Рене. — Ты — сын его величества, ты должен быть ему верен. Хотя… знаешь, я буду рад, если ты расскажешь отцу о том, что мы здесь думаем. Реми пока выжидает. Он сделает так, как решит Гоэллон. Но герцог… я говорю о Реми, написал мне весьма подробное письмо. Он вспоминал о прецеденте короля Эреона.

Фиор вздрогнул. Король Эреон был безумцем, и на пятый год его зверств Старшие Рода Собраны вспомнили, что король Аллион даровал своим вассалам право сместить короля, если будет доказано его безумие. Для этого требовались голоса всех одиннадцати глав родов и патриарха.

— Это невозможно, — сказал Ларэ. — Не хватит трех голосов…

Потом он вспомнил двух юношей и молодую девушку, которым прочитал лекцию в доме Гоэллона. Альдинг Литто. Бориан Саура. Керо Къела. Осиротев, эти дети стали законными главами родов. Юноши. Девушка, конечно, не может наследовать отцу…

— Одного… — сдавленным голосом поправился он.

— Алви Къела скачет по Тамеру и готовит вторжение, — сказал Эмиль. — Он, конечно, проиграет. И, вероятно, попадет в плен…

— Это заговор? — прямо спросил Ларэ.

— Нет, — покачал головой Рене. Прищуренные зеленые глаза смотрели прямо на Фиора. — Никакого заговора, Фьоре. Ты спросил, о чем думает Реми. Я тебе ответил. Доложи об этом отцу, Фьоре. Пусть подумает, стоит ли продолжать творить со своей страной такое.

"Пока полководец жив, он может обратить в победу любое поражение", — сказал когда-то король Лаэрт. Принц Араон прочитал все книги, написанные прадедом. Их было не так уж и много: две с рассуждениями о справедливом устройстве государства, две о войнах. В них-то юноша и почерпнул эту мудрость, и решил действовать по завету предка, которого почитали и уважали все подданные, а враги — боялись.

При короле Лаэрте были окончательно установлены границы с Тамером и Огандой. Король Лаэрт покончил с пиратством на восточном побережье. Король Лаэрт усмирил Дикие Земли и защитил Къелу от набегов кочевников. Он был великим королем, и он знал, что говорил.