В конце ноября в день Святого Андрея так называемый сборщик желудей оплачивал свое право разрабатывать дары леса, выкладывая за год 23 ливра. Сбор миндаля в зависимости от урожая приносил более или менее значительный доход, а срезание ивовых побегов и прутьев — около 40 ливров.

Некоторые фермеры вносили плату в четыре установленных обычаем дня: на Благовещение, Святого Иоанна Крестителя, Святого Михаила и на Рождество. На Рождество приносили провизию, в том числе каплунов и жирных гусей.

Неплохие барыши давала продажа зерна: в 1547 году на торгах 40 сетье[453] и 2,5 буасо пшеницы продали за 44 ливра 1 су и 10 денье; 12 мюи 5 сетье 5 и 1/3 буасо ржаной муки и смеси пшеницы, ржи и ячменя в равных пропорциях — за 102 ливра 14 су 10 денье; 39 сетье 3 буасо ржи — за 12 ливров 12 су 6 денье, а 48 сетье 20 и 1/3 буасо овса — за 39 ливров 1 су 7 денье.

Продукцию ферм по большей части продавали на рынках, где и договаривались о цене: в 1547 году сборщик продал там 115 каплунов, 40 кур, 27 цыплят, 9 гусей «с подвязанным к шее чесноком», 4 блюда рыбы, свинью, 4 дюжины яиц, 18 буасо орехов, 3 бочонка объемом в две трети мюи и один объемом в полтора мюи вина кларета, 5 бочонков белого вина, один ливр воска. В общей сложности все это принесло чуть больше 970 турских ливров.

В 1548 году был обильный урожай орехов (65 буасо), равно как и миндаля (30 буасо). Вырубка 40 арпанов леса принесла 260 ливров, да еще удалось продать сено, которое за год до этого полностью использовалось на месте. На торги выставили и животных, случайно забредших во владения герцогини: кобылу и барашка. Уплатили и за монополию на сукновальное производство, хотя оно и приносило совсем мизерную прибыль.

В 1548 году хозяйка оставила себе весь урожай вина за год, а сбор был превосходным — 29 бочонков вина и кварта кислого виноградного сока. Были куплены вместительные бочки, так называемые транспортировочные. В погребах Шенонсо остались 9, а 20 были отправлены в Орлеан, чтобы затем быть доставленными в Ане. Содержали они кларет: 5 бочонков молодого вина из Бона, 3 — орлеанского, 5 — арбуазского, 7 — анжуйского. Сборщик использовал четверть бочки бонского вина для крепления кларетов, оставленных им в Шенонсо, а также кварту белого анжуйского и кварту красного, дабы придать крепости винам, отправляемым в Ане. В погребах оставалось еще вино предыдущего урожая — бочка «старого белого», которое пили во время сенокоса и в период сбора винограда.

Урожай 1549 года тоже был хорош: он дал 30 бочек вина, 15 из которых достались Диане. С того времени виноградники вообще стали лучше плодоносить: 1550 и 1551 годы принесли по 31 бочке, 1552-й — 29 с половиной, а вот 1553 год был вообще не слишком урожайным и принес всего 22 бочки. Выручка от лугов тоже росла самым удовлетворительным образом: если в то время, когда Диана вступила во владение, там производились всего четыре повозки сена, то вскоре эта цифра удвоилась, более того, даже обеспечив запасом провианта лошадей и прочих домашних животных, удавалось продавать по 8, а то и по 10 повозок.

Под руководством опытного управляющего Шенонсо было приятным и выгодным владением, однако Диана хотела превратить его и в место празднеств. Для начала она привела в порядок замок, его кровлю, дверные и оконные рамы. Но замку не хватало окружения, которое подчеркивало бы его достоинства. Прежний хозяин, Бойе, разбил сад у башни древнего феодального замка Марк. Диана с четырех сторон окружила его беседками, увитыми виноградной лозой. Там же она собиралась устроить грот. Но пространства для этого было маловато. И вот, в апреле 1551 года Диана решила превратить в сад два с половиной арпана земли на склоне между замком и берегом Шера, до того засевавшиеся ячменем^[454].

Наблюдать за ходом работ она доверила Бенуа Ги, мажордому аббата Понлевуа. Строительство началось 20 мая 1551 года и продолжалось до июня 1553 года. А это составило более 14 тысяч рабочих человеко-дней для ремесленников, столяров, каменщиков, каретников, «газонщиков», дровосеков, каменоломов, подручных. Семь тысяч телег пришлось нагрузить камнем, чтобы построить бордюр, окруживший будущий газон, на который ушло 1100 тачек плодородной земли.

Наконец сад обрел определенные очертания. Две аллеи, пересекаясь, обозначили четыре треугольника, словно вышивкой, испещренных узорами самых разнообразных растений. За зелеными насаждениями приглядывал главный викарий Тура Жан де Селье, аббат де Тюрпене, друг и покровитель Бернара Палисси. Он сам выбирал лучшие черенки фруктовых деревьев, особенно слив и вишен, и лично отправил две сотни их по волнам Шера в Шенонсо. Советник короля Жан Бабу де Ла Будезьер присовокупил к ним еще 25. В лесах отыскали 200 дичков для привоя. Сажать деревья приехал опытный турский садовник Нике вместе с сыном. Ему платили по 4 су в день, в то время как помощникам — всего по 2 су 6 денье. Чтобы саженцы лучше принялись на новом месте, вокруг каждого корня сыпали овес. Ради того, чтобы создать живые изгороди, беседки и зеленые гостиные, в окрестных лесах позаимствовали 13 тысяч кустов боярышника и орешника. В Нуази у Пьера д’Эриана, занимавшегося разведением вязов, приобрели 150 этих растений по 2 су за каждое.

В марте 1553 года каменную стену укрепили и со стороны реки высадили сотню ив. Однако два года спустя, в апреле 1555 года, Шер внезапно разлился и его бурные воды унесли всю искусственно приподнятую часть сада. Понадобилось около года напряженной работы, чтобы восстановить утраченное.

На следующий сезон садовник архиепископа Турского расширил посадки, чтобы выращивать персики, смородину, клубнику, а также артишоки, огурцы, дыни, не говоря уже о традиционных луке-порее, капусте, горошке, репчатом луке и луке-шарлот. Зеленые массивы украшали великолепные цветы — розы и лилии.

Роскошный сад и огород — это восхитительный салон на свежем воздухе. Да и сам замок — приятнейшее место, где можно принять короля, королеву и двор. И Диана неоднократно приглашала их туда, а весной 1552 года устроила пышные празднества^[455].

Понятно, что, отдавая так много сил и средств преображению Шенонсо, Диана вдруг встревожилась: а что, если дар короля однажды будет кем-то оспорен? Посоветовавшись со своими законниками, герцогиня нашла способ обезопасить себя от такой напасти^[456]. Когда Антуан Бойе уступил свое имение королю, доход Шенонсо оценили в 2500 ливров, что соответствовало капиталу, равному 90 тысячам ливров. Между тем Диана на собственном опыте убедилась, что доход не превышал тысячи ливров, что соответствовало капиталу в размере 55–60 тысяч ливров. Стало быть, по всей видимости, в 1535 году Корона изрядно переплатила за это имение. Если акт о передаче аннулировать, то Антуан Бойе будет вынужден вновь вступить во владение и одновременно попадет в «долговую яму» по отношению к Короне. Естественно, ему придется вновь выставить Шенонсо на торги, дабы получить сумму, необходимую для уплаты долга королю. Диана выступит покупательницей и получит права на Шенонсо как на частное владение, на сей раз ни в коей мере не отягощенное принадлежностью к королевскому домену.

Этот сценарий был точнейшим образом разыгран сразу после того, как его придумали. Антуану Бойе сержант объявил 11 августа 1552 года, что тот должен предстать перед Большим советом. Перепуганный дворянин бежал в Италию, и суд в его отсутствие расторг акт о передаче Шенонсо Короне. Вновь вступив во владение, Бойе был вынужден немедленно продать замок, чтобы уплатить долг королю, поскольку в патентном письме Генриха II от 11 февраля 1554 года было сказано, что, если Бойе, должник короля, не рассчитается с долгом, его имущество будет конфисковано и продано с торгов. 1 апреля и в самом деле объявили о конфискации. Франсуа Лефевр, ординарный сержант судебного округа Амбуаз, заявил об этом в Шенонсо в присутствии казначея Андре Беро. Вплоть до мая в соседних приходах трижды громогласно читался королевский указ. Наконец 23 августа Большой совет вынес вердикт о начале торгов. Последние проходили всю зиму. Подав голос после других желающих приобрести имение, герцогиня де Валентинуа 21 марта 1555 года предложила канцелярии Большого совета 50 тысяч ливров. 8 июня того же года ей было предоставлено право собственности на Шенонсо. Дело закончилось изъявлением королевской милости, освобождавшей Антуана Бойе от уплаты еще 40 тысяч ливров, каковые он в принципе еще должен был Короне. Герцогиня де Валентинуа могла торжественно принести вассальную клятву королю 20 августа 1556 года, как до того, в марте, уже присягнула своему родственнику Рене де Батарне, сеньору де Монтрезор от имени мелких феодов, зависимых от Шенонсо. Отныне, полагала Диана, владение замком обеспечено ей навеки. И тогда герцогиня задумала перекинуть мост через Шер, а на противоположном берегу разбить еще один сад. В 1556 году Филибер Делорм прощупал ложе реки, чтобы установить опоры моста. Для предстоящих работ он достал более 200 бочек цемента. Поскольку этого не хватило, у каменоломен де Уд были установлены временные печи для обжига извести. Король дозволил 10 июня 1557 года срубить 50 больших деревьев в своем лесу Монришар, чтобы сделать временные перемычки и формы для арочных сводов моста. Точно так же в 1552 году он дал соизволение на вырубку 50 великанов в своем лесу Дрё, чтобы изготовить строительные леса для замка Ане. Но Диана так и не смогла довести до благополучного конца это мероприятие, оказавшееся слишком дорогостоящим: в общей сложности к 1559 году она затратила на него более 9 тысяч ливров. Екатерина Медичи подхватила проект и осуществила его, перебросив через реку мост-галерею, о котором мечтала ее соперница.