Изменить стиль страницы

Впрочем, в самое ближайшее время все радикально изменилось. В конце царствования того же Генриха II война окончилась. И мир в Като-Камбрези (1559) поставил точку: Франция отказалась от всех своих итальянских претензий, приток богатств из-за рубежа прекратился, начался перманентный дефицит государственного бюджета, пришлось распустить армию, кормушка для провинциального дворянства прикрылась, и тогда его материальные проблемы снова встали во весь рост. А это значило, что на смену войне внешней рано или поздно должна была прийти война внутренняя, и первые симптомы ее приближения не замедлили обнаружиться. Чтобы понять и оценить их, нужно обратиться к другой, на первый взгляд чисто идеологической проблеме, взволновавшей всю Западную Европу в том же XVI веке.

Век этот часто называют эпохой Реформации и религиозных войн. Это было весьма бурное, переломное время, когда менялись целые пласты жизни народов, пылали костры инквизиции и старый феодальный мир прилагал последние судорожные усилия, чтобы удержать господство, переходившее в руки другого класса и другого строя, причем в этой кровопролитной борьбе доминирующую роль сыграла религия, выступавшая в двух взаимно исключающих ипостасях — католицизме и протестантизме.

Католическая церковь, веками господствовавшая на Западе, была плоть от плоти феодального общества, которое ее породило и которое она, в качестве идеологии, обосновала, утверждая его богоданность, закономерность и справедливость. Эта церковь, со всеми ее пышными атрибутами, была очень дорогостоящим учреждением. Но короли и феодалы шли на затраты, получая взамен нечто неизмеримо большее — санкцию на свое господство в обществе. Однако сначала в Италии и Фландрии, а затем и повсюду в Западной Европе началось формирование нового класса, буржуазии, постепенно прибиравшей к рукам экономику, а затем устремившуюся и к политической власти. Новому классу, претендующему на господство, нужна была и новая идеология. Собственно, она не была такой уж и новой: буржуазия вовсе не собиралась отказываться от религии вообще и от христианства в частности. Но ей было нужно не то христианство, которое обслуживало старый мир, ей была нужна религия, которая санкционировала бы не власть феодалов, а власть буржуазии. Эта религия должна была отличаться от католицизма в первую очередь своей простотой и дешевизной — меркантильной буржуазии деньги были нужны не для того, чтобы строить роскошные соборы и проводить пышные службы, а для того, чтобы вкладывать их в дело, создавая свои банки и предприятия. И, в соответствии с этим, становилась противопоказанной вся дорогостоящая организация церкви с ее папой, кардиналами, епископами, монастырями и земельной собственностью. Такова была отправная точка великого духовного движения, охватившего Западную Европу на грани Средневековья и Нового времени и получившего название Реформации, поскольку смысл его сводился к коренной реформе церкви. Главными идеологами Реформации, выступившими почти одновременно, оказались немец Лютер и француз Кальвин. Воодушевленная Лютером, с католицизмом порвала бо́льшая часть Германии (кстати, именно здесь и возник термин «протестантизм», в смысле протеста сторонников Реформации против католических епископов и князей), кальвинизм же совершил победное шествие по всей Северной Европе. Так или иначе, сторонники Реформации в течение всего XVI века одержали победу в значительной части европейских государств, включая Англию, Нидерланды, Швейцарию, Данию, Швецию, Норвегию и Восточную Прибалтику.

Религиозных пертурбаций не избежала и Франция, но там они прошли на свой манер. В первой половине XVI века появились робкие ростки лютеранства, быстро задушенные правительством, а с 40-х годов стал бурно развиваться кальвинизм, сторонников которого окрестили «гугенотами»[2]. Однако если в большинстве других государств протестантизм приняла буржуазия, то во Франции он оказался достоянием преимущественно провинциального дворянства. И этому была своя причина. Поскольку двор, аристократы и крупная буржуазия (вспомним: из ее рядов выходило «дворянство мантии») были ревностными приверженцами католицизма, санкционировавшего их благополучие, провинциальному дворянству, после окончания внешней войны оказавшемуся в оппозиции к правительству и элитарным слоям, не оставалось ничего другого, как принять знамя протестантизма, иными словами, превратиться в гугенотов! Это вполне доказывает факт первого массового выступления дворян-гугенотов сразу же после мира в Като-Камбрези («Амбуазский заговор» 1560 года). Очевидно это и потому, что современники прекрасно понимали суть дела и отделяли от «гугенотов религиозных» (то есть идейных) «гугенотов политических», иначе говоря, тех, кто избрал протестантскую конфессию из чисто политических соображений, используя ее организационные формы для борьбы с аристократами-католиками.

Феодальный мир попытался взять реванш. Под эгидой папства и реакционной Испании началось попятное движение, называемое обычно «контрреформацией» или «католической реакцией». Ее главными «подвигами» стали создание ордена иезуитов (1540), безудержный разгул изуверской инквизиции, моральное и физическое истребление любых форм инакомыслия — будь то «запрещенные» книги, «крамольные» проповеди или сами носители «крамолы». Католическая Франция не отставала от других стран. И с 60-х годов здесь начались кровавые «гугенотские войны», оказавшиеся роковыми для последних Валуа. Но это уже выходит за рамки рассматриваемой книги.

Возвращаясь к ней, прежде всего отметим, что те глубинные процессы, которые мы попытались в общих чертах представить читателю, Клулас изображает не прямо, а опосредованно, через систему четко очерченных событий и образов, центром которых неизменно является его героиня. Мы видим, как все ее предки, кончая отцом, Жаном Сен-Валье, были поглощены одной двуединой задачей: расширением своих владений и проникновением в высшие придворные сферы. Жан Сен-Валье особенно преуспел на этом пути, завоевав главное место в свите коннетабля Шарля Бурбона, второго человека при дворе, и выдав свою старшую дочь Диану за великого сенешаля Луи де Врезе, одного из крупнейших функционеров монархии. И что за беда, если невесте было 15 лет, а жениху — 56! Диана не только примирилась с подобным мезальянсом, но сумела отлично сыграть роль, сначала верной жены, а потом безутешной вдовы. Так с ранних лет она усвоила на всю жизнь правило, которому следовал ее отец: всегда руководствоваться трезвым практическим расчетом, учитывая, что будущее принадлежит тому, кто свяжет свою судьбу с преуспевающим и сильным! Правда, самого Сен-Валье эта мудрая аксиома чуть было не подвела. Его благодетель, коннетабль Шарль Бурбон, завязал интригу, приведшую к измене королю и государству. В результате коннетабль бежал за рубеж, а его сообщники угодили в тюрьму. Сен-Валье был приговорен к смертной казни. Но тут-то и выручила предусмотрительность: могущественный зять, сенешаль де Брезе, и умелая дочь, прекрасная сенешальша Диана, вызволили его из беды, вымолив у короля помилование, а затем и все прежние блага. История эта укрепила Диану в ее сложившихся убеждениях, и в дальнейшем она следовала только им. При дворе Франциска I она ловко вертелась среди окружавших ее интриг и сделала ставку на второго сына короля, Генриха Орлеанского. Она сумела очаровать слабохарактерного и недалекого юношу, младше ее на двадцать лет, сделалась его советником, другом, а позднее и любовницей. Вскоре ей неслыханно повезло: старший сын короля, дофин Франциск, неожиданно умер, и Генрих, подопечный Дианы, оказался наследником престола. Это событие стало прологом к ее блистательному взлету.

Получив престол после смерти отца, Генрих II оказался пешкой в руках своей ловкой наставницы, окончательно поработившей его волю. «Замечают, — писал венецианский посол в своем донесении, — что нынешний государь ведет себя хуже, чем покойный… Отсюда делается вывод, что суверен лишен всякого зрения и его, так сказать, водят за нос…» «Более чем королева» — так назвал И. Клулас эту часть своего труда. Название точное: временщица стала не просто некоронованной королевой, но подлинной вершительницей судеб страны. Не посоветовавшись с ней, Генрих II не разрешал ни одного серьезного вопроса, включая проблемы войны и мира. Изменился менталитет Дианы. Современники отмечают ее «высокомерие и грубость» в отношениях с нижестоящими. Король поспешил даровать ей титул герцогини Валентинуа. Но при всем этом, что бывает крайне редко, являясь любовницей короля, Диана сумела войти в полное доверие к его супруге-королеве и стала для нее почти необходимой: Екатерина Медичи советовалась с ней по вопросам здоровья, а затем даже доверила заботу о малолетних принцах и принцессах.

вернуться

2

От немецкого «Eidgenossen» — «конфедерация».