Мало-помалу герцогство Валентинуа стало существенным источником доходов помимо тех, что приносили другие семейные владения. Денежные поступления, о которых Диана требовала подробнейших отчетов, позволяли ей поддерживать при дворе образ жизни, достойный столь высокого ранга. Уже получив титул герцогини, 20 октября она присутствовала в Мулене на свадьбе кузины короля Жанны д’Альбре и Антуана Бурбона^[355]. После разрыва помолвки с герцогом Клевским принцессе предлагали немало выгодных партий, в том числе и старшего сына герцога де Гиза Франсуа д’Омаля. Но слишком гордая Жанна д’Альбре отвергла этого претендента на ее руку, ибо, по свидетельству посла Сен-Мориса, в этом случае ее золовкой стала бы дочь Дианы де Пуатье.

К своему удовольствию, герцогиня де Валентинуа вскоре могла наблюдать, как подобная гордыня была наказана: король Генрих отпраздновал свадьбу Франсуа д’Омаля и Анны д’Эсте, дочери Рене Французской и Эрколе II д’Эсте, герцога Феррары. Бракосочетание, сопровождавшееся пирами и турнирами, произошло 4 декабря 1548 года в Сен-Жермен-ан-Ле. По контрасту со свадьбой Жанны д’Альбре, отмечавшейся весьма скромно, эти празднества были великолепны. Диана, родственница и союзница новобрачного, торжествовала^[356]. Коннетабль де Монморанси, не желая отставать, добился для своего племянника Франсуа д’Андело руки одной из самых богатых наследниц королевства — Клотильды де Рие. Эту свадьбу отпраздновали 9 декабря^[357]. И снова двор увлек вихрь развлечений, охот и игр. Король переезжал из одного замка в другой, по очереди принимая приглашения Гизов, коннетабля и Дианы. Королева не следовала за мужем. Она донашивала четвертое дитя. В воскресенье 3 февраля 1549 года в 4 часа утра она произвела на свет в Сен-Жермен-ан-Ле Людовика, который тотчас получил титул герцога Орлеанского. Крестили младенца 29 мая, и его крестным отцом стал король Португалии Хуан III, супруг сестры императора Екатерины Австрийской. Таким образом, церемония представила Габсбургам и Валуа возможность сблизиться^[358].

А в Риме блюститель интересов Франции кардинал дю Белле решил отпраздновать рождение маленького принца как событие, предвещавшее наступление новой эры — примирения и согласия^[359]. Он повелел устроить символическое сражение у стен деревянного замка 15 марта на площади Святых Апостолов. Одной группой войск командовал Горацио Фарнезе, другой — Асторре Бальони. После схватки вдруг явилась стайка юных женщин, по свидетельству хрониста Гийома Парадэга, «одетых, как нимфы». Они олицетворяли мирные радости, приходящие на смену воинским трудам. Эту прелестную группу вела за собой Диана. На лбу богини сверкал серебряный полумесяц. Белокурые волосы, рассыпавшиеся по плечам, украшал венок из лавра, роз, фиалок и других прекрасных цветов. Туника из алой узорчатой ткани пестрела вышивкой. Через грудь шла перевязь из леопардовой шкуры, поддерживавшая рог из слоновой кости и покрытый эмалью колчан, усыпанный драгоценными камнями. Богиня размахивала «посеребренным копьецом», а нимфы натягивали тетивы своих «турецких луков». Девушки обошли всю площадь, держа на поводках борзых и дуя в рожки. По-видимому, это была попытка повторить охоту Дианы, показанную во время триумфального вступления короля в Лион. Внезапно, уточняет хроника, «одна из нимф, отстав от подруг, чтобы завязать ремешок сандалии, была похищена какими-то солдафонами, неожиданно выскочившими из замка». Диана и ее свита принялись сокрушаться. Их жалобы достигли слуха Горацио Фарнезе. Тот примчался вместе со своими войсками и, вняв стенаниям богини и нимф, осадил замок, откуда в солдат швыряли «огненные горшки и копья». В конце концов пленную нимфу освободили, а на деревянной башне взвились знамена с гербами Генриха II, герцога Орлеанского и Горацио Фарнезе. Нельзя было с большей очевидностью показать, что все могущество короля — к услугам Дианы.

Итак, даже вдали от королевства польстить герцогине де Валентинуа считалось хорошим политическим ходом. Но и во Франции не было недостатка в предлогах воздать ей почести. В середине июня 1549 года предполагалось отметить торжественное вступление короля в Париж. Но сначала, как это предусматривалось традицией, надлежало устроить миропомазание и коронацию королевы, чтобы она могла вслед за своим супругом предстать перед жителями столицы со всеми атрибутами власти^[360].

Генрих II и Екатерина отправились в Сен-Дени 8 июня, где королевскую чету принимал старый кардинал Луи Бурбон. На Троицу, в воскресенье 9-го числа, король исцелял золотушных в пределах аббатства. Неф главной церкви был великолепно расписан Филибером де Л’Ормом. В его середине 19 ступенек вели к возвышению, где расставили скамьи, а на самой вершине на платформе под балдахином установили трон для королевы. Трибуны были затянуты золотистым кастором, а балдахин и трон — голубовато-зеленым бархатом, усыпанным золотыми лилиями, ступени — алым бархатом с вышитыми на нем инициалами королевы, балюстрады — золотой и серебряной тканью.

Ближе к хорам над королевскими усыпальницами высились другие трибуны. Специальная эстрада предназначалась для дам, которым надлежало подавать во время мессы Святые Дары — вино, хлеб и серебро. Особая ложа с окнами, прикрытыми плетенкой из ивовых побегов, была обустроена так, чтобы позволить Генриху II наблюдать за церемонией незаметно для присутствующих: внутри этот маленький павильон украсили богатыми коврами и гобеленами, а снаружи — серебряной тканью и алым бархатом, на котором выделялись вытканные золотом и увенчанные короной инициалы Екатерины Медичи. Эта помпезная мизансцена имела целью почтить королеву и придворных дам, ибо церемония была поистине их праздником.

В первые послерассветные часы 10 июня Екатерина Медичи облачилась у себя в апартаментах в одеяния, приличествующие столь пышному ритуалу — впоследствии королева распорядится, чтобы именно такой ее представили на парадном ложе над гробницей: в горностаевой накидке, в сверкающем брильянтами, рубинами, изумрудами и жемчугом корсаже, широкой юбке и длинной королевской мантии из сине-зеленого бархата, усыпанной золотыми королевскими лилиями.

В 11 часов молодые кардиналы Шарль Вандомский и Шарль де Гиз в сопровождении блестящего кортежа принцев и принцесс отправились за королевой в аббатство, дабы проводить ее в церковь. Коннетабль де Монморанси открывал шествие, помахивая изукрашенным золотом жезлом великого мажордома. По обе стороны от королевы шли кардиналы. Два принца крови, герцог Вандомский и граф д’ Энгьен, поддерживали углы мантии. Две герцогини де Монпансье, «старшая и молодая», и принцесса де Ла Рош-сюр-Ион несли шлейф платья. Сразу за ними шествовала сестра короля Маргарита, затем — вдовствующие герцогини Вандомская, д’Эстутвиль и де Сен-Поль, потом — герцогини де Гиз и де Невер. В третьем ряду — Диана, герцогиня де Валентинуа, вместе с Анной д’Омаль. Виконт де Тюренн поддерживал шлейф плаща герцогини д’Омаль, а младший сын коннетабля де Монморанси Анри де Данвиль — шлейф плаща Дианы. Следующий ряд составляли супруга коннетабля и «Мадемуазель», Диана Французская, которой к тому времени исполнилось 11 лет. Последний ряд принцесс замыкали мадемуазель де Немур и маркиза де Майенн, то есть не кто иная, как Луиза де Брезе, дочь Дианы и супруга Клода де Гиза. Головы дам украшали герцогские и графские короны. На всех — плащи из сине-зеленого бархата, горностаевые накидки и множество драгоценных камней. Но Диана, как и вдовствующие герцогини, выделялась на общем фоне скромностью наряда «без каких-либо прикрас». Ее старшая дочь Франсуаза де Брезе, супруга маршала де Ла Марка, замыкала кортеж принцесс, как первая фрейлина королевы. Она была одета с особой роскошью, так как готовилась сыграть в предстоящей церемонии важную роль.