– Они не шевелятся, – вроде бы взял под защиту пассажиров «задний», который тоже стреляет хорошо.

Панк-дружбан под чутким руководством старшего товарища сбросил брезент, потом привязал два каната по «углам» проема (Там есть где привязать, брат? Там должно быть, смотри внимательно. Молодец! Теперь бросай оба конца сюда, к нам!), потом соскочил на полосу и проверил натяг, когда канаты были закреплены по верху дверного проемам автобуса.

– Теперь ты. Пошел! – распорядился бандит, подталкивая панка Боба на выход. – Вдвоем расправляете брезент и набрасываете на канаты. Но чтобы брезент до земли доставал. И с той и с другой стороны. Понятно?

Им было понятно. Они послушно выполняли команды. Они выполнили.

Теперь автобус и вертолет оказались соединены импровизированным глухим брезентовым коридором.

– Теперь оба возвращайтесь. Сюда, в автобус. Что не понятно? В автобус! Или – пулю!

Оба панка удрученно потоптались и снова послушно выполнили команду. Как же так?! Они же все сделали!… Они думали: их за хорошее поведение отпустят.

– Отпущу, отпущу! – поощрил старание молодежи старший товарищ и повысил голос: – Эй! Начальник! Мы начинаем! Только смотри у меня! Без глупостей. Я все вижу! Чтобы твои люди встречали их не ближе двухсот метров. А семерых мы забираем, как договорились.

– Мы так не договаривались! – затеял, имитацию торга гром небесный.

– Не договаривались, а теперь договорились. И смотри, не начинай по брезенту стрелять, в невинных людей попадешь. Да! Еще! К тебе пойдет восемнадцать человек. Двоих сам заберешь. Из автобуса. Когда мы взлетим. А то они… двигаться не могут. Доктор у тебя есть? Бери с собой… Ладно, починаем, – уже вполголоса просипел он пассажирам. – Первые – эти двое, они хорошо поработали, заслужили.

Панк Боб и панк-дружбан брейк-роботами зашагали по полосе, удаляясь от автобуса, приближаясь к залегшим «альфистам». Когда они миновали двести отчужденных метров, на них прыгнули, распластали по бетону, вжали носом в землю. Было еще достаточно светло, чтобы рассмотреть.

Передний террорист громко сказал «Х- ха!», мол, вот вам ваша милициям. В этот «Х-ха!» было и такое: может, лучше с нами останетесь, а то глядите туда, туда!

Но никто почему-то не выбрал террористов, каждый предпочел спецназ.

Каждый, да не каждый. И выбирал «каждого» бандит. И бессмысленно тянуть руку: можно выйти?! можно мне?!

– Не оборачиваться! Не двигаться! – гаркнул задний террорист. – Когда скажет, тогда вставай! И выходи! И не оборачивайся! И быстро-быстро иди!

«Передний» террорист выбирал, казалось, бессистемно. Он выдергивал взглядом пассажира из кресла, манил его стволом, отступал к двери и выпускал: «Беги!».

– И тот – бежал. Сначала путаясь в брезенте – где здесь щель?! Потом на негнущихся ногах, – еле-еле, потом – набирая темп, перемежая ходьбу с невольной трусцой.

Ушло уже двенадцать. Осталось шесть кандидатов на освобождение. Ни ОН, ни ОНА не попадали в число этих шести. И ОН почти доподлинно знал – это так.

Во-первых, и ОН, и ОНА занимали предпоследнее сиденье. А бандит шел последовательно, от головы автобуса до хвоста. Да! Но! Это зацепка. Это возможность вычислить сообщников. Бандит не выпускал всех последовательно – кого-то поднимал на выход, а кого-то, соседа, – нет. Значит, сосед и есть сообщник! Не так ли?

Так, да не так. Террорист, явно взращенный на отечественных кинофильмах про садистов-фашистов и на зарубежных видяшно-маньячных кассетах, получал своеобразное удовольствие, выматывая душу – возвращался обратно и тыкал стволом в кого-то из ранее проигнорированных: и ты! «Беги!» А ты? Ах, ты думал, что вот сейчас тебя свобода встретит радостно у входа? Хрен тебе! Сиди! И только шевельнись!

Так что вычислить сообщников по принципу отбора кандидатов на освобождение – сложно, трудно, никак. Но ОН и ОНА – никак не кандидаты. Потому что…

… Во-вторых, «задний» бандит ни за что не выпустит ЕЕ после того, как ОНА превзошла бандита волей-взглядом: ну ты, ш-шлюха, получи-ишь!

В-третьих, ОН, даже если ЕГО, поволокут на выход, упрется рогом, начхает на многомудрого Сунь-Цзы и станет многобуйным: была не была, где наша не пропадала!

Ушло еще трое. Само собой, раненная в палец истеричка – среди ушедших.

Значит, еще троим предстоит уйти.

«Передний» навис над ИХ сиденьем:

– Э! – скомандовал ЕМУ.

– Он никуда без меня не пойдет! – с непередаваемой интонацией сказала ОНА.

Бандиты, вероятно, обменялись взглядами и пришли к соглашению. Молчаливому. Муж, что ли? Тем веселей будет потом… потом, когда вертолет приземлится в безопасную зону.

– Э – скомандовал бандит тем, кто сидел слева.

Встал мужик – тот, который пытался поддержать, когда тело свалилось в проход. За ним – второй мужик, похлипче. В карты резались всю дорогу, пока автобус не «заблудился».

Третьим-последним покинул салон солдатик-вояка, без году неделя.

Итого – восемнадцать. Осталось два трупа (может, живы? может, откачают?). Осталось семеро. Осталось два бандита. А сколько бандитов-подельников среди оставшихся семерых? И… семерых?

ОН никак не мог сосчитать, даже при полном обзоре салона сквозь полуприкрытые веки – кто-то поглубже умялся в кресло, и не видать, есть ли, нет ли, кто-то оставался за спиной (да, «задний» террорист и беременная горянка, но – и все? или еще кто?). Сложно, трудно, никак.

Разумеется, освобожденные заложники тем более ничего вразумительного не смогут сказать: сложно, трудно, никак!

А брезент – это неглупо, это умно. Нет, отнюдь не придурки затеяли аферу! Снаружи не видать, сколько человек проследовало на борт. Снаружи не видать, кто кого конвоирует. Снаружи вообще ни черта не видать, не поймать на мушку конвоиров, даже не срисовать осанку-походку-фигуру – мелочи, которые для профессионалов отнюдь не мелочи… Вертолет поднялся. Вертолет взял курс на… черт знает, на что он взял курс. «Задний» бандит превратился в новых обстоятельствах в пилота. «Передний» заметно расслабился – маску-шапочку, правда, не стянул, но тэтэшку ткнул за пояс. Чего им обоим опасаться, пока борт в воздухе? От кого ждать неожиданностей? На земле, в недвижимом автобусе мог выискаться идиот-смельчак – ринуться, визгнуть сэнсеем, всяческими маваши-гери по верхнему уровню рискнуть. Мол, пистолет выбью, пока-а-а там гранату-бомбу нащупают, вытащат – успею.

Здесь же, на борту, граната-бомба – вот она, в кресле пилота. Пилот и есть. ОН же и бандит. Только попробуйте взъерепениться – в ближайшую скалу направлю, и гори мы все синим пламенем, за компанию веселей! В общем, понятно.

И тем более понятно, что при каждой внезапной посадке вертолета бывший «передний» снова принимал сторожевую стойку, направлял ТТ на тех, кто остался и держал под прицелом, пока борт снова не поднимался в воздух.

Посадок было уже пять. Или шесть? Зачем? В общем, понятно. На место каждой непредсказуемой посадке поспешит спецгруппа, а там – пусто. Рассеивание противника, отвлекающие маневры.

И тем более понятно, что вертолет не кружил над чем-то конкретным, а совершал эдакое броуновское движение: вперед-вперед, вдруг круто-влево-влево, вдруг круто-круто-назад. Чемоданы с баксами вполне могут и затеряться в трех соснах, особенно если заранее обговорено подельниками: где именно те три сосны. И закапывать не надо – просто внизу заранее ждут. Местный житель. Пришел на кладбище помолиться, дедушку проведать, воды натаскать, землю чуть вскопать. Чу, стрекоза ревет! Села, посидела- и улетела. Во-он там, села. А я тут, вот тут дедушка мой. А чего ищете? Нет, не знаю. Ищите. Мне-то что! Волчьи Ворота – они для всех открыты. Хоть под каждым камнем ищите. Да нет, никто из стрекозы не выпрыгивал. Просто села, посидела, улетела. Говорю же, во-он туда. Там селение такое – Беляджара. Ну, бы-ылядь, жара сегодня! Воды у вас нет, солдатики?