— Скучно на этом свете, господа! — со вздохом произнесла я любимую фразу дяди Исмаила.

— Ребята, а кто знает, что такое «господа»? — спросил Наиль.

Он лежал на животе, подперев голову ладонями. Вернее, даже не на животе, а на локотках и носочках ботинок, не прогибаясь. На Земле ни за что так не улежишь.

— «Господа», — сказала подумав Кето, — это такие вымершие животные.

— Древняя профессия! — не согласилась Эммочка. — Раньше люди в религиях работали, в бога верили. Так вот он — господь, а они — господа!

— Глупости! — Шурик постучал кулаком по шлему. — Бога давно отменили. Почему же слово не умерло?

— А вот и не умерло! — Я вмешалась в спор потому, что не люблю, когда Шурик трещит и вертится. Будто он единственный на свете всегда прав. — Дядя Исмаил часто его повторяет…

Авторитет дяди Исмаила в нашей компании непререкаем. Еще бы, разведчик! Шурик умерил тон, но окончательно не сдался:

— «Открывайте ворота. Проходите, господа!» Сколько раз так пели, а не задумывались!

— Довольно гадать, дети, вы все неправы! — перебила Наилева няня. — Раньше господами называли богатых, которые владели землей, лесами, заводами…

— Слушайте, а давайте и мы нашу планету разделим, а? — Кето тряхнула головой, и ее косички заколотились изнутри о шлем.

— Как это разделим? — Таня с удивлением раскрыла рот. У меня тоже всякие мысли — у меня на интересное ух какое чутье!

К несчастью, у Туни чутье совсем иного рода — на воспитательные примеры:

— Не понимаю, откуда у современных детей эти собственнические инстинкты? — заскрипела она. — Воспитываешь, воспитываешь вас в братстве и бескорыстии, а в вас одни пережитки! Нашли игрушку — планету делить! Если бы вас одни роботы воспитывали, никогда бы такое в голову не пришло! Воскресить самые мрачные страницы истории — это нелогично и нецелесообразно!

Размахалась ручками у нас над головами, а мне смешно. Подумаешь, усмотрела пережитки в обыкновенной игре…

Схватила я Туню за хвостик, подтянула поближе и сделала страшное лицо. Няня — умница. Сразу поняла, что к чему, примолкла. Я ее отодвинула, повернулась к Кето:

— Продолжай, Кетоша. Теперь тебя никто не перебьет.

— Представляете, этот мир никогда не имел хозяина! — Кето ударила каблуком в камень. — Не считая, конечно, Алены… Но Алена не в счет, она им по-настоящему не владела, сразу нам подарила.

— Не подарила, а выбрала вас в совет двора! — на свою беду заметила Туня.

— Да уж вам бы о выборах помолчать бы! — вдруг ни с того ни с сего завелась Шурикова няня. — Если бы я не приняла мер, даже мой Шурик мог не попасть…

— А что, он у вас какой особенный? — насмешливо спросила няня Эммочки.

— Да уж не чета другим! — ответила Шурикова роботеска, оскорбительно поводя хвостиком из стороны в сторону.

Это, конечно, задело няню Эммочки до глубины ее электронной души. Она даже на «вы» перешла:

— Нет, я когда-нибудь перегорю от одного только вашего голоса! Впервые вижу такую зануду!

— Я? Зануда? А вы… А вы…

Дальше мы ничего не услыхали, потому что в критические моменты автоматы переходят на особую радиосвязь. Роботески часто между собой ссорятся. Удивляться тут нечему. Характеры они у своих воспитанников заимствуют. Их симпатии и антипатии зависят от хозяев, то есть от нас. Одно неосторожное замечание — и пожалуйста, конфликт: «Девочка в желтом шарфике! Слезь с забора, нос разобьешь!» — крикнет одна няня. «Не вмешивайтесь, за своим присматривайте!» — возразит няня девочки. И пошло, и поехало, и не развести их — так распетушатся! Но сейчас, чувствую, они нарочно свару затеяли: пытаются отвлечь от Кетошиной идеи раздела мира…

Я знаю один-единственный способ унять роботесок. Поджала ногу, повалилась навзничь, будто поранилась. И заорала:

— Ой-ой-ой, больно!

Мой крик сразу в Туниных ушах застрял, все иные сигналы закоротил. Кинулась она ко мне:

— Что случилось?

— А то, — говорю ей спокойным голосом и слегка по затылку шлепаю, — а то, что мы ваши хитрости разгадали. Немедленно разойдитесь и не мешайте, ясно?

— Так точно! — ответили няни хором.

— Давай, Кето! — нетерпеливо потребовал Наиль.

— Так я уже почти все сказала. Предлагаю поиграть в историю. Пускай у нас на планете будут разные государства. Как в старину.

Я в восторге подбежала к ней, ткнулась шлемом в шлем и сделала губами поцелуй. А Шурик закричал:

— Кетоша, ты — гений, пусть все знают!

Гений скромно потупился, а затем гордо обозрел маленькую планету от горизонта до горизонта.

Через полчаса мы разделили астероид белыми линиями на шесть частей. Границы пролегли ровные, с полосатыми столбиками, шлагбаумами и крохотными пограничниками в шубах — чего только не сыщется в багажниках роботесок! Каждый из нас почувствовал себя — как это в старых фильмах? — государем… Мальчишки азартно перебегали с места на место и спорили, кому какая территория достанется:

— Это вот моя. Или нет, лучше вон та!

— С какой стати? Почему не моя?

— Бросьте спорить, мальчики. — Кето придержала за локоть Наиля. — Разделим по жребию. А ну, отворачивайся. Кому вон тот кусок?

— Шурику, — неуверенно ответил Наиль.

— А тот?

— Тебе.

— Этот?

— Алене…

Посмотрела я — отличный кусок достался. С горой. С впадиной вроде сухого озера. И с трещиной, которую я смело окрестила рекой. Справа от меня Та, нины земли. Слева Кетошины, Впереди — Наиля. И еще Шуриков клинышек со мной граничит. Это ведь не плоский газон у нас во дворе, когда мы играем в ножички, а настоящая объемная планета. Государства тоже получились настоящие, из седой древности…

Мы затеяли войну. Потом торговлю. И это было поинтереснее, чем на уроках истории. Няни забыли распри, придумали много веселых штук. Забавнее этой игры я ничего в жизни не видела. Хотя нет, вру. Забавнее были четыре белые мышки, которых давала повоспитывать Тане ее двоюродная сестра. Но зато увлекательнее этой игрушечной истории точно ничего на свете не было.

А перед отлетом, когда за нами прибыл Эрих Аркадьевич, мы стерли границы. Пусть наша маленькая планета станет общей, как и большая Земля, пусть никогда не узнает войн и вражды. «Чтоб никто не мог сказать «Это мое!», а каждый говорил «Это наше» — прокомментировала наши действия Туня. Возражать ей почему-то не хотелось.

Сцепили мы вшестером мизинцы и поклялись никому никогда не рассказывать о разделе мира. Пусть это навсегда останется нашей тайной…

3

Больше всего в каникулы я люблю оставаться дома. Конечно, на плавучем Пионерском континенте или в Амазонской Детской республике тоже очень интересно. Не говоря уж о Транспланетном круизе дядюшки Габора. А все же только дома я чувствую себя «осью, вокруг которой оборачивается наш семейный мир», как утверждает папа. Здесь за меня дрожат, здесь мне позволено чуточку покапризничать — самую чуточку, а все же позволено. Здесь даже Туня становится добрее. Зимой в школьном городке, летом в лагере отдыха я должна быть большой и сознательной. А дома от меня пока никто этого не требует. Нет, я ведь понимаю, я не против общественного воспитания. Но если честно-пречестно — я очень скучаю вдали от папы и мамы и потому так радуюсь возможности побыть дома.

В эти каникулы мне необыкновенно повезло. Наш класс отдыхал на Озоновых островах, подвешенных над Альпами. И я отпросилась всего на два дня — отпраздновать день рождения. Так надо же, именно в этот момент на островах объявили карантин по свинке. Свинка болезнь пустяковая, ее там за пару часов ликвидировали. А карантин по-прежнему, как три века назад, объявляется на двенадцать дней. Поначалу я обрадовалась. Но когда праздник кончился, и ребята со двора разъехались кто куда, я вдруг затосковала в тихой тишине нашей квартиры. Пришлось сесть на диван и как следует подумать, чем заняться сегодня и в остальные дни.

Можно было упросить папу уйти со спелеологами в Саблинские пещеры. Еще хорошо бы заказать мне и маме по индийскому костюмчику: в моду на этот сезон входили сари. Но у папы шел выпуск в музыкальной школе, не мог он оставить своих воспитанников. А мама вчера нарисовала нас обеих в сари, отодвинула рисунок от глаз, сердито поцокала языком и заявила, что беленьким это не к лицу, что сари идут нам как индускам веснушки.