Молодой человек только пробурчал себе под нос нечто неопределенное. Он и сам не знал, откуда берутся такие слуги, каким образом они сумели уже с утра так потрафить чопорному доктору и кто же все-таки его облагодетельствовал Пьером и Арчибальдом, с какой целью и надолго ли.

Будто в качестве иллюстрации к его кратким размышлениям где-то в коридоре послышался громкий чих. Судя по всему, это Арчи пребывал где-то неподалеку, как и подобает внимательному, но ненавязчивому слуге. Вендельштерн и Вадим подошли к высоким дверям, и доктор отворил их, учтивым жестом приглашая баронета в гостиную.

В дальнем конце стояла огромная ель, вся увешанная гирляндами, обильно усыпанная ватными островками, над которыми покачивались рождественские игрушки и завернутые в цветную бумагу конфеты, фрукты и засахаренные орехи. Под елкой, возле большой кадки с камнями и влажным песком, также стояло немало игрушек. Похоже было, что Фриц основательно опустошил свои полки в шкафу, где семейство Штальбаумов бережно хранило все новогодние подарки, доставая их оттуда лишь несколько раз в году. Да и то — преимущественно чтобы отереть с них пыль и паутину.

Неподалеку от ели, в углу зала, уставленном напольными подсвечниками, возвышалась большая кровать с узорчатыми литыми спинками. В ней, откинувшись на подушки, укрытая одеялами и обложенная компрессами, лежала молодая девушка. Ее лицо было исполнено сильнейшей болезненной бледности. Лишь кое-где на щеках проступали пятна ядовитого румянца, верного признака активно протекающей лихорадки. Девушка лежала, не шевелясь; она совсем не разговаривала с пожилой служанкой, прикорнувшей подле больной на табурете. Глаза ее были широко раскрыты, и она с восторженной печалью смотрела на торжественно сверкающее рождественское дерево, зачарованно переводя взгляд с одной ветки на другую.

Это была Мари, младшая дочь почтенного советника Штальбаума, ради которой баронет Вадим Монтаг явился в это старинное и уважаемое семейство.

С фамилией Штальбаумов его собственная семья была связана давними, прочными и теперь уже почти родственными узами. Нельзя сказать, что Мари не нравилась Вадиму, равно как нельзя было с полной уверенностью предполагать и обратного. Баронет Монтаг испытывал к молодой госпоже Штальбаум понятный интерес молодости, обильно сдобренный, впрочем, традиционной европейской осторожностью при выборе подруги жизни и карьеры.

Для Штальбаумов не было секретом, что в последние годы дела Монтагов шли отнюдь не блестяще. И разумный брак с благородной девицей из состоятельной семьи государственного чиновника, с хорошей карьерой и перспективами для всей фамилии, вполне мог их поправить, и притом значительно. Кроме того, баронету уже пора было жениться, этого требовали как интересы клана, так и собственные представления молодого человека о жизненном счастье и успехе.

Не желая излишне беспокоить отдыхавшую на подушках больную девушку, Вадим с доктором прошли в дальнюю часть зала. Там стояла кушетка, а рядом располагались подносы с напитками и вечно горячим кофейником. Сам советник Штальбаум в преддверии праздника любил заглянуть сюда, пропустить рюмочку глинтвейна и заодно проведать дочь. Дело в том, что Мари в последнее время болезни взяла привычку требовать, чтобы ее переносили днем в праздничную залу любоваться елкой и веселыми хлопотами приготовлений к Новому году. Вот и сейчас слуги под командованием управляющего лениво суетились возле новогодней ели, завершая ее прихотливое убранство на самых верхних ветвях, для чего вокруг было расставлено несколько высоких стремянок.

— Что касается нервных… эээ… расстройств, — продолжил доктор, удобно устроившись на низкой бархатной кушетке с миниатюрной десертной рюмочкой густого изумрудного ликера шартрез, — то я не стал бы так называть то, что случается порой с нашей маленькой Мари. Скорее, это обычные нервные загвоздочки, из тех, что столь часты у девиц впечатлительного возраста.

— Вот как? Какие же именно… загвоздочки? — с интересом спросил Вадим. Изредка он бросал рассеянные взгляды в конец, зала, но девушка не обращала в их сторону никакого внимания.

— Только ради Господа нашего, не преувеличивайте значения этого, баронет, — улыбнулся Вендельштерн. — Так, обычный пример психологии, коих немало насчитывается в моей практике. Собственно, этот арсенал непременно пополняет всякий мой пациент.

— Вы, пожалуй, заставляете меня с тревогой думать о душевном здравии семейства Штальбаум, — усмехнулся молодой человек.

— Ну, положим, думать о здравии никогда нелишне, — кивнул доктор. — И да будет вам известно, что помимо этой чудесной и милой семьи я пользую еще и целый ряд других фамилий. Так что понемногу набирается отовсюду, знаете ли. А у нашей Мари, скорее всего, лишь избыточная фантазия и богатое воображение.

— Так это же прекрасно, — улыбнулся Вадим. — Мне весьма импонируют подобные свойства женской натуры.

— Пожалуй, — согласился доктор. — Но, видите ли, баронет, тут есть некие специфические особенности. Вам, полагаю, известно, что иные девушки чуть ли не до брачной постели имеют обыкновение брать с собой на ночь любимые игрушки.

— В смысле — кукол? — продолжал улыбаться молодой человек.

— Ну, по большей части все-таки — мягкие игрушки, — кивнул доктор. — Медведи, зайцы, котята и щенята — в изобилии. Но вы правы, порой и кукол тоже.

— Что ж здесь удивительного? — пожал плечами Вадим и с удовольствием отхлебнул старого и выдержанного рейнского. — Вы видите тут для меня, как потенциального жениха, какую-то опасную помеху?

— Меня более смущает в данном случае выбор кукол, баронет. Знаете ли, госпожа Мари имеет несколько… специфический вкус в этой тонкой области.

— Неужели она покушается на сокровища юного Фрица? — с живейшим интересом, хотя и не без иронии, спросил Вадим. — Ее что, интересуют оловянные солдатики?

Вендельштерн некоторое время молчал, внимательно глядя на баронета. А тот в свою очередь — на доктора.

— А знаете, вы в чем-то близки к истине, — наконец кивнул Вендельштерн.

Лицо его казалось умиротворенным, во многом благодаря воздействию ликера. Однако глаза доктора оставались при этом серьезны и задумчивы; впрочем, как и всегда у этого достойного и наблюдательного человека.

— Ей действительно нравится одна кукла, изображающая солдата или вроде того. И, заметьте, нравится — не то слово. Она в ней, позволю себе заметить, буквально души не чает.

— И что же этот солдат тоже мягкий и пушистый? Признаться, мне не приходилось слышать о таких гренадерах в нашей доблестной армии, — засмеялся Вадим.

Девушка тем временем по-прежнему оставалась в постели без движения, но теперь с ней тихо беседовала служанка. Мари ей изредка и скупо отвечала. Все ее внимание было приковано к елке, хорошеющей на глазах с каждым часом.

— Нет, вот здесь вы не угадали, — покачал головой Вендельштерн. — Эта кукла сработана из крепчайшего дерева, к тому же у нее есть стальной механизм. Так что, полагаю, в ней немало острых и твердых углов. Извините за некоторую интимность, но я бы не хотел иметь в постели столь жесткий предмет под боком. Им вполне можно нанести себе серьезную травму, скажем, перевернувшись во сне.

— Ну, это не великая проблема, верно? — дружески предположил молодой человек.

Сказать по правде, его несколько смущал предмет разговора, поскольку официально он покуда еще не являлся женихом девушки. В то же время их объяснение с Мари из-за ее болезни постоянно откладывалось. Вадим был вполне рассудительным человеком в вопросах здоровья и полагал, что сведения доктора, того или иного свойства, могут помочь ему сделать правильный выбор.

— Разумеется, разумеется, — пробормотал Вендельштерн. — Причин для серьезного беспокойства у нас вовсе нет. Другое дело, что в последнее время у фройлен Мари участились случаи неких… эээ… видений. Конечно же, совершенно ложного свойства. Абсолютно беспочвенных, будьте покойны.

— Например? — улыбнулся молодой человек. Баронет вовсе не страдал мнительностью и воспринимал слова доктора с известной долей скепсиса.