— Просмотрели выписки? — прошелестел он бесцветным голосом, всё так же глядя куда-то поверх голов.

— Да. Объем материала поражает, я пролистал выборочно, взял папку с надписью «Италия». Там собраны доказательства добровольных контактов с нами почти трехсот политиков и бизнесменов за последние пятнадцать лет.

— Как это вообще стало возможно? — голос Андропова окреп, приобретая силу.

Григоренко перевёл взгляд на Боярова.

— Установлено, что в семьдесят втором в связи с переездом в новое здание в Ясенево Митрохину было поручено провести ревизию всего архива Первого Главного Управления, в связи с чем он получил полный доступ ко всем материалам, в том числе с самыми высокими степенями секретности, — доложил Виталий.

— Чья виза на доступе? Вы же сами, Виталий Константинович, в тот момент руководили второй службой ПГУ?

Бояров опустил глаза:

— Прошло мимо меня, был в тот момент в отпуске, мой зам Калугин дал добро.

— Вот как… — недобро ощерился Андропов, поднимаясь из кресла. Прошелся пару раз вдоль массивного стола, остановился у угла, достал из папки стопку каких-то фотокопий и с минуту читал. Потом злобно закинул листы обратно в папку, на скулах загуляли желваки, — а распоряжение чье было? — спросил, упершись кулаками в столешницу.

— Мортина. Он к Митрохину хорошо относился, жалел из-за сына инвалида…

— Ясно… — Андропов ещё немного пометался вдоль стола, потом взял себя в руки и заставил сесть на место. Помолчал, успокаиваясь, — так, товарищи, какие есть мысли в связи с этой находкой?

— Мы предполагаем, что частично эти материалы уже переданы на запад, иначе, откуда бы мы узнали об этом Митрохине? — осторожно начал Григоренко, испытующе глядя на Председателя. — В то же время, хочу отметить два обстоятельства, указывающих на то, что, вероятно, эта утечка только началась. Во-первых, непрофессионализм при хранении выписок. У него, судя по всему, нет даже примитивной фототехники, поэтому держит всё на бумаге. Спрятаны эти выписки были тоже очень слабо, мы нашли с ходу, через пять минут, как открыли дверь. В то же время, нашему источнику, — ещё один быстрый взгляд на слегка скривившегося Андропова, — было известно точное место ухоронки. Такая информация могла быть получена только при личном контакте кого-то из местной резидентуры с предателем. Поэтому в качестве гипотезы мы предполагаем следующую последовательность событий: Митрохин в ходе инициативного контакта передал ЦРУ несколько страниц с целью их заинтересовать. Вероятно, там была действительно интересная информация, раз они пошли на личную встречу, в ходе которой уточняли его возможности, объем уже добытой информации и условия её хранения. Но передать ему комплект шпионской аппаратуры и инструкции ещё не успели.

Григоренко задумчиво повертел карандашом и продолжил:

— Мы понимаем, что это достаточно шаткие соображения, но хочется обратить внимание на второе обстоятельство: мы пока не заметили по действиям противника поступления к ним этих материалов. А там настоящая атомная бомба, которая, взорвавшись, изменит политический пейзаж ряда стран Запада, в том числе стерев с него компартии. Ну и почти всю работу нашей разведки надо будет начинать с нуля. Так что сигнал поступил чрезвычайно вовремя, иначе наши потери были бы невосполнимы. Мы, естественно, выставили скрытое наблюдение и охрану в поселке, взяли самого Митрохина под самое плотное наблюдение. На наш взгляд, сам по себе этот бидон — вполне достаточное доказательство предательства. Угроза нашим интересам в случае дальнейшего поступления этих материалов на запад превышает всякие разумные пределы, поэтому надо брать его прямо сейчас и начинать игру.

Андропов внимательно слушал, чуть наклонив голову вбок.

— Виталий Константинович?

— Я полностью согласен с Григорием Фёдоровичем. Продолжение утечки материалов слишком опасно для наших резидентур, особенно нелегальных, надо арестовывать.

— А если он работает не один?

Генералы помолчали, обдумывая.

— Не похоже, — высказался Бояров, — опять же из-за непрофессионализма. Да и не нужен был ему никто для этого, лишний риск. Сделанное соответствует его возможностям.

— Выясним в ходе допросов, — дополнил Григоренко, — не производит он впечатление сильного человека.

Андропов достал из папки таинственные фотокопии и снова впился в них взглядом, время от времени поигрывая желваками.

Архив Первого Главного Управления, святая святых советской разведки. Да за такую утечку, стань о ней известно, он бы гарантировано лишился места в Политбюро! Не простили бы. И прости-прощай все планы и надежды…

Но что таинственный отправитель рассчитывает получить за эту информацию взамен? Что можно было бы считать хотя бы равноценным обменом, не говоря уже о получении выгоды?

Юрий Владимирович ещё с минуту побуравил взглядом потолок и решил, что ничего похожего на равноценный обмен для Запада не видно. Всё же инициативник с той стороны? Кто-то из руководителей советского отдела ЦРУ или, судя по городу отправления, из местной резидентуры?

На душе потеплело. Любые деньги, сколько попросит, всё что угодно. Это просто прекрасно, что в ЦРУ не введена практика обезличивания агентов при передаче информации внутри Фирмы. Все работающие в резидентуре и все их вышестоящие руководители знают почти всех агентов. Очень удобно… для советской контрразведки, достаточно одной протечки.

— Хорошо, — наклонился он вперёд, — давайте обсудим это, товарищи.

После ухода контрразведчиков Андропов взял лист и вывел на нём «майор Д. Медведайло, 3-я страница», поставил подпись и вызвал порученца.

— Василий, съезди в редакцию «Красной звезды», — поднял покрасневшие глаза на часы, подумал и уточнил, — завтра. Передашь главному редактору, пусть в ближайшем номере вставят этого персонажа в любом месте на третьей странице. Когда номер выйдет — принесёшь, покажешь.

Капитан выскользнул из кабинета, тихо притворив за собой дверь, а Юрий Владимирович подошёл к окну и привычно уставился на находящийся на одном уровне с ним затылок Дзержинскому. Эх, мелькнула озорная мысль, повернуть бы Феликса к зданию лицом, пусть бы понадзирал за своим детищем.

Андропов выбил пальцами по подоконнику какую-то сложную дробь и хмыкнул:

— А может, ещё и поверну, какие наши годы…

— Юрий Владимирович, разрешите доложить?

— Что, Василь?

— Съездил на Хорошевское шоссе, в «Красную звезду», отдал главреду…

— Ну, хорошо, иди.

— Юрий Владимирович, там интересная ситуация…

— Что? — чуть нахмурив брови, Андропов подался вперёд.

— Как я случайно выяснил в разговоре, вчера к ним с аналогичной просьбой обратились из московского уголовного розыска. Тоже третья страница, только другое звание и фамилия, — порученец развернул бумагу и прочёл, — прапорщик В. Черномордин.

— Из МУРа? — Андропов поражённо откинулся на спинку кресла, — кто именно, выяснил?

— Да, начальник МУРа, Олег Александрович Еркин.

Андропов записал в блокнот, потом кивнул:

— Хорошо, иди.

Оставшись в кабинете один, Андропов почесал лоб, тяжело вздохнул и пробормотал:

— Ни черта не понимаю… МУР-то тут с какого боку?

Он уперся мясистым носом в сложенные лодочкой ладони и задумался, массируя переносицу указательными пальцами. Надо как-то доставать письмо из МУРа, но проклятые слепые зоны… Контору со всех сторон обложили запретами: в партийные органы, от райкомов и выше — не вздумай лезть, партийную прессу и профсоюзы — нельзя, МВД — вообще государство в государстве, имеет собственную контрразведку, полностью независимую от КГБ. Формальных оснований для запроса по письму нет, надо искать обходные каналы.

Звонить Щелокову с просьбой ох как не хочется… Задействовать в тёмную Алидина? На миг Андропов заколебался, начальник управления КГБ по Москве — старый приятель Леонида Ильича по Днепропетровску. В чем-то правы шутники, говорящие, что российская история делится на три периода — допетровскую, петровскую и днепропетровскую.