— Ладно, — сказала Тоня, — завтра покажешь.
— Подожди, — Вера Васильевна боялась, что Тоня сейчас положит трубку. — Может, он еще что-нибудь напишет? Объяснит, кто он и откуда меня знает. А то странно получается — поздравил и пропал.
— А кто их, мужиков, поймет? — сказала Тоня. — Вот чего мой сидит на «Полярном»? (Полярнинское месторождение открыто в 1961 году партией В. Полэ благодаря научному предвидению, специалистов и редкому дару поисковика А. Власенко, нашедшего здесь первые знаки золота еще в 1948 году. Чуть позже рядом было открыто месторождение, названное «Ленинградским» — в честь выпускников Ленинградского горного института, в числе которых был и легендарный Ю. А. Билибин. На базе этих месторождений существует Полярнинский горно-обогатительный комбинат — см.: Чемоданов Н. В двух шагах от Северного полюса. Магадан, 1968.) Все равно всех денег не заработать. И еще думает, что я туда поеду. Буду я город на прииск менять!
— Знаешь, — перебила ее Вера Васильевна, — я думала, что так только в книжках бывает — записки, тайны разные.
— Погоди, еще на свидания бегать будешь.
— Где уж мне на пятом десятке.
— Не говори — тут самые страсти и начинаются.
— Ну ладно, — сказала Вера Васильевна, досадуя на себя, что проявила несдержанность и все разболтала. — Извини, что спать не даю.
— До завтра, — сказала Тоня. — Что-то я тебе даже завидовать начала. Спокойной ночи.
А ночь получилась кошмарной. Этот странный Антон влез ей в голову и добро бы уж хоть приснился, а то ведь, нет — снилась всякая ерунда, и Вера Васильевна, чтобы прогнать ее, то и дело просыпалась и говорила себе: «Ну вот сейчас увижу!», но Антон (она теперь так называла человека из вчерашнего сна) так и не появился.
Вдобавок ко всем волнениям под утро снова разболелась печень. Пришлось опять ставить чайник. Но и грелка не очень помогла. И она еле дождалась сменщицу — черт бы побрал эту праздничную десятку, стоит из-за нее так мучиться!
По дороге домой Вера Васильевна уже в который раз думала о том, что давно могла бы бросить работу, Виктор, слава богу, зарабатывает неплохо, да и следить за ним нужно получше, шестой десяток как-никак. И можно было бы сидеть дома. Что ее сто пятьдесят рублей значат?
Но ведь тоже деньги. Тем более что Виктор Степанович никогда не требовал у нее отчета — трать как хочешь. А потом, что она будет делать без работы? Подушечки вышивать? Это Тоне хорошо, у нее Павлик есть. Хотя уж ей-то ребенок совсем ни к чему, ей бы только шастать где-нибудь, молода еще. Ей Павлик только мешает.
А у Веры Васильевны что? Только Белочка, нежная и доверчивая. Хотя тоже мозги крутить любит. Попробуй отогнать от нее женихов осенью или весной. Это ужас какой-то, когда за маленькой, нежной Белочкой целая свора увязывается, а та бежит впереди, довольная, и еще оглядывается, рассматривает своих ухажеров, словно выбирает. Прибила бы Вера Васильевна эту потаскушку, хотя, конечно, выкинуть теперь уже жалко.
Виктора Степановича дома не было.
«Куда это он с утра? — подумала Вера Васильевна. — Сегодня ведь тоже выходной. Неужели пить куда-нибудь побежал?»
Но так она устала, что даже рассердиться не было сил — сразу повалилась. И спала без снов, словно в какой-то глубокой темной яме сидела. И про Антона ни разу не подумала.
Она проснулась во втором часу, потому что солнце стало светить прямо в лицо, и услышала запах щей. Вот он, оказывается, куда бегал с утра — в магазин. Она еще подремала с полчаса. И было ей хорошо — мягко, тепло и радостно, хотя, если подумать, ничего особенного не произошло. Готовить Виктор Степанович умеет и раза два в месяц потчует ее щами или еще чем-нибудь. При этом он как бы невзначай выпытывает: «Мясо ничего? А то гадики подсунут», — и совсем расплывается, если Вера Васильевна хвалит. Он сейчас, наверное, извелся, что она до сих пор не встает, так не терпится ему похвастать этими щами. И даже с Белочкой, наверное, в порядке исключения погулял, потому что она не скулит.
Перед обедом забежала Тоня за томатной пастой.
— Там у тебя в ящике что-то лежит, — сказала она тихонько, чтобы Виктор Степанович не услыхал. — Ты бы сама посмотрела.
Это было письмо от Антона. Первый раз Вера Васильевна прочитала его наскоро, привалившись спиной к двери кухни, чтобы Виктор Степанович не вошел. Потом, через полчаса, выскочив из-за стола, в уборной прочитала во второй раз — уже не так быстро. И еще через час, когда он, пьяненький, захрапел на кушетке, прочитала в третий раз. Тут уж никто не мешал.
Читая и перечитывая эти прекрасные слова, Вера Васильевна была счастлива. Она и за столом вела себя как девочка — смеялась чему-то, вскакивала, обнимала Виктора Степановича и говорила ему: «Ах, какой ты милый и славненький! Как я раньше этого не замечала!» В эти минуты ей плакать хотелось. Виктор Степанович даже сердиться стал, потому что все эти фокусы мешали ему, нарушали установленный порядок, согласно которому в золотых с эмалью стопках на серванте как будто нет ничего и не увидишь, сколько ни гляди, а потом вдруг оказывается, что Хаз-Булат удалой, бедна сакля твоя-а, а все остальные — гадики.
И вдруг тоска навалилась, такая тоска, что места не найдешь. Ну чему, дура; обрадовалась? Ведь смеется над тобой кто-то вместе со слониками индийской ручной работы. Дураку ясно, что смеется. Станет научный работник, да еще старший, вахтершей интересоваться! Добро бы ей лет тридцать было, а то ведь и смотреть не на что. На покойную жену похожа! Ничего себе — сравненьице нашел. Вот именно на покойницу. Хотя бы уж соврал что-нибудь покрасивее. А если уж так понравилась — отчего не подошел, не сказал это? А то письма, открытки — неизвестный Вам Антон на белый дом любуется. Смеется кто-то над ней, а она и обрадовалась, дура нескладная.
Но были и другие мысли. И шли они вместе с этими» то перебивая их, то куда-то отступая: «А почему бы и нет? Не страшилище же она какое-нибудь. Он человек немолодой, зачем ему девчонка? Если у него серьезные чувства, то такая как раз и нужна. А уж любить я тебя буду, Антоша, — на свете еще такого не было. Ты поймешь, что не ошибся».
Тогда особенно тревожило, что не все она письма получила (того, что с видами Нью-Йорка, например, — нет). А сколько еще пропало? И кто взял? То, что не Виктор, — это ясно, он бы не утаил, все бы ей пьяный выложил. Значит, из соседей кто-то ворует? Или на почте потеряли? Глотки бы она перегрызла всем, кто на ее письма позарился. Слышите?
А ведь могло так случиться, что Виктор вчера бы И открытку из ящика достал. Стоило ей с первой почтой прийти, а не со второй — ведь за первой Виктор сам спускался. Еще и не было ничего, а уже чуть-чуть не попалась. Устроил бы ей Виктор Степанович праздничек!!
Вечером, перед тем как лечь спать, она никак не могла решить, куда спрятать письмо, не ложиться же с ним в постель. Все места казались ненадежными — и в книгах, и в кастрюле, и за ковром. Сунула, наконец, в чемодан с вещами и подумала; «Ну и задал же ты мне работы, Антоша. Вот ведь ты какой беспокойный, право!»
А письмо было такое:
Здравствуйте, уважаемая Вера Васильевна!
Вероятно, вам будет очень интересно узнать, кто я. Я открою вам свою тайну, только прошу вас держать это в секрете, потому что я живу в Магадане по литеру «С», что значит «совершенно секретно». Я старший научный работник исследовательского института. Я уже не молод, мне 42 года, был женат, но десять лет назад похоронил ее.
И вот теперь в мою жизнь являетесь вы, как две капли воды похожая на нее, и жизнь для меня снова начинается вновь. Когда я увидел вас в первый раз в кино днем, я чуть не обнял вас. Вы были, вероятно, с отцом или близким, и я хотел при нем подойти и поцеловать вашу руку. Не знаю, чем бы это кончилось, но моя сугубо большая выдержка не позволила. Тогда я купил билет, дал одному молодому человеку пятьдесят рублей за его место и сидел сзади вас. И когда вы вышли с этим пожилым человеком (супруг?), я проводил вас до входа в парк.
Я не мог, мучился, страдал, тлел, и письма, которые я вам писал, были от души написаны. Если бы я не уезжал, я бы не открыл эту тайну, что я не могу жить без вас.
И теперь вы как призрак преследуете меня. Или я вас? Я вас настолько изучил, что могу все ваши приметы описать. У вас на лице три родинки. В области бровей одна, и две ниже — на подбородке и ниже щеки на левой стороне. Это вам интересно, не правда ли?
Сегодня специально проехал четыре раза мимо ваших окон, и у меня в машине спустила камера. Я долго стоял, думал, что вы со своей прелестной собачкой пройдете мимо. Но не удалось, А я вижу вас часто, когда вы идете в свою поликлинику. Дважды я пошел за вами, но вы, вероятно, пошли на прием, и я больше вас не видал.
Если бы вы знали, сколько трудов и денег мне стоило добыть эти сведения о вас, в том числе и адрес. Но я ни перед чем не остановился.
Я очень занят по работе. Здесь у нас два НИИ, нужно обслуживать их научными темами. Больше я, к сожалению, ничего сказать не могу, так как литер «С». По долгу работы я часто отсутствую, бываю за пределами границы. Написал вам более десяти писем. К седьмому ноября послал вам видики Нью-Йорка, и если вы их получили, то у фонтана это я. Сижу и любуюсь на Белый дом. В Индии купил вам двенадцать индийских слоников ручной работы — совсем таких, как на открытке, которую вы, вероятно, тоже получили. Жду случая, чтобы вручить их вам лично.
Но сейчас дела зовут меня в Сан-Франциско, где я должен быть, уже в середине марта. Но, наверное, задержусь в Ленинграде, где надеюсь получить от вас наконец весточку. Но если и не ответите, то мне будет достаточно того, что я вам пишу, а вы получите.
Не осуждайте меня за эти письма.
Жду вашего письма в Ленинграде по адресу: ул. Нахимова, д. 12, кв. 3.
Крафту Антону Бельяминовичу.
Ваш Антон.
П. С. Если будете мне писать, то не указывайте обратный (свой) адрес — на свете немало любопытных людей, и я боюсь за вас, если наша тайна раскроется.