— Давайте.

Сесть против света, как она рассчитывала, не получится: освещение тут верхнее, длинная лампа точно над серединой стола, никаких окон нет и в помине. Разве что опускать пониже лицо, прикрывать подбородок и рот ладонями, как это делают неосознанно, собираясь врать. А врать ей в любом случае придется много. Скоро она вообще забудет, когда последний раз говорила правду.

А если… Если кто–нибудь из них и вправду ее узнает, станет ли он автоматически ее врагом? Или ей, наоборот, есть смысл поискать среди них, старых, опытных, осведомленных, пожалуй, куда лучше, чем она сама, — союзника?

Риск. Но ведь она все последние дни только тем и занимается, что рискует.

Кстати, о риске. О претендентах. Эва глянула на часы: до прогулки на водных крыльях еще уйма времени. Впрочем, занятая женщина, журналистка спокойно может и уйти с середины совещания. Надо только заранее договориться с белобрысым разработчиком о дальнейшем сотрудничестве. И поинтересоваться у него кое о чем уже сейчас. Он из молодых, тут уж она ничем не рискует:

— Петер!

— Да? — Он обернулся от кофеварки на встроенном стеллаже.

— Вот, думаю над вашим предложением спуститься в шурф…

— Боитесь? — улыбнулся разработчик. — Не бойтесь. Шурфы у нас в отличном состоянии, техника безопасности соблюдается образцово. Не страшнее поездки на лифте, честное слово!

— Верю! — она улыбнулась в ответ; вот и хорошо, контакт налаживается снова. — А вот если б это был не просто среднестатистический шурф… Нужна какая–нибудь фишка для читателей, понимаете? Например, оптиграфическая аномалия на глубине. У вас на участках есть что–то подобное?

— Ну вы даете! У меня, к счастью, нет.

— К счастью?

Эва напряглась. Разработчик подошел к столу, поставил перед ней поднос с двумя пластиковыми чашечками, и она тут же спряталась в свою, отпила сразу половину, пытаясь если не сбросить, то спрятать напряжение. За столько лет они могли додуматься и сами. Наткнуться чисто случайно. И — сохранили тайну? Странно. Маловероятно.

— Это скорее из области разработческого фольклора, — он тоже сел, отпил кофе. — А что, для газеты оно будет и любопытно. Сейчас расскажу… О, а вот уже и наши собираются. Салют!

— Салют! — отозвался за ее спиной вошедший. — Ну ты даешь, Пит! В такую рань, да еще и с дамой. Но я всё равно первый доложусь, о'кей? Хочу смыться пораньше: на участках завал, а в двенадцать у меня…

Эва обернулась.

— Свидание, — как ни в чем не бывало договорил разработчик.

Немолодой, со шкиперской бородкой цвета соли с перцем и насмешливыми голубыми глазами.

Здравствуй, папа!

Я сначала хотела вообще тебе не писать. Никогда больше! Какой вообще смысл переписываться с человеком, который настолько… Ты, наверное, просто не подумал. Отцовская ревность, эмоции и всё такое. Но, папа, в государственных делах ты же не позволяешь эмоциям брать верх над разумом! А это важнее, чем государственные дела. Это моя жизнь, ты понимаешь?!

Может быть, ты не до конца понял. Я боялась писать открыто, одни намеки, по которым тебе могло показаться, будто оно так, несерьезно, флирт. Так вот: мы с Мишей любим друг друга! Любим!! Любим!!!

Еще раз написать или хватит?

У нас с ним очень серьезно, папа, ты уж постарайся поверить. И никакое не «физиологическое влечение, естественное в моем возрасте», как ты пишешь. Мы же знакомы целую вечность, мы дружим, у нас общие интересы, взгляды, робота, планы на будущее — всё!!! Когда ты мне предлагаешь «выкинуть это из головы», я не знаю, смеяться или рыдать. Да в моей голове тогда просто ничего не останется! Это вся моя жизнь. Наша жизнь. Общая. Она уже есть, и ты тут ничего не сможешь поделать!!!

Много восклицательных знаков, да? Тебе всё еще кажется, что я пишу глупости? Эмоции через край и ничего больше? Ладно, сейчас изложу доводы разума. И очень надеюсь, что ты ответишь тем же.

Начинаю. За кого ты вообще рассчитывал выдать меня замуж? Здесь, в Срезе, ни с кем из тех, кого ты называешь «равными», я встретиться в принципе не могла! Может быть, ты уже вел насчет меня какие–то дипломатические переговоры? И собирался прислать мне из Исходника готовенького жениха, как в детстве присылал сеньорит в подружки? Если так, удивляюсь тебе. Ты что, не помнишь, чем кончилось тогда с сеньоритами?

Или ты хотел все–таки вывезти меня в Исходник? Теперь, когда в стране установились спокойствие и стабильность, наверное, уже безопасно. Но, во–первых, ты опоздал. А во–вторых, представляю, как бы я там выглядела, в вашем высшем обществе. Чуть–чуть получше, чем Драго, и не говори, что это не так! На меня бы смотрели в лучшем случае как на диковинку из дикого Среза. И какой–нибудь… в общем, стал бы меня обихаживать только потому, что ему нужен ты, союз с тобой, твое покровительство. Скажешь, неправда?

Или что ты там для меня планировал?

А я, видишь ли, способна и планировать, и выбирать, и решать сама. Я твоя дочь. Принцесса Эва Роверта. Мне уже исполнилось восемнадцать! И я выхожу замуж за Михаила Анчарова независимо от того, что ты думаешь по данному поводу. Если это означает полный разрыв отношений между нами — значит, так и будет. Но я надеюсь, что ты меня все–таки поймешь.

Вот и всё. Жду твоего письма. И газет пришли, интересно же. Может быть, мы с Мишей поедем в свадебное путешествие в Исходник, так надо же хоть немного ориентироваться, что там происходит. А тебя мы приглашаем и очень ждем на свадьбу. День пока не назначаем. Очень хотелось бы обсудить и его, и всё остальное с тобой.

Мише я твое письмо не показывала. Давай считать, что его, того письма, и не было, ладно? Драго передает тебе привет. Ему я тоже ничего не говорила, чтобы не волновался. У него уже скоро.

Напиши мне. Хорошо–хорошо подумай и напиши.

Твоя Эвита.

30.06.18.

ГЛАВА V

— Да нет, ножик все–таки был, — задумчиво произнесла она — Не полный же ты идиот.

— Ты думаешь? — слегка воспрял Толик.

Выглядел он неважно: красные глаза, слипшиеся ресницы, бритая голова словно подернулась сизым слоем плесени, футболка и шорты первые попавшиеся, несвежие: ни с стиля, ни куража. На ночных снимках рядом с училкой (если это и в самом деле она; с ума сойти!) он вышел куда так интереснее. Что нам стоит? — умеючи и хорошей оптикой. Она, Маша, ухитрилась выбрать прикольные ракурсы, эти фотки и в фотошоп загонять не надо.

Сейчас они поникли головами вниз, зажатые между двумя не очень чистыми Толиковыми пальцами. И на фига, спрашивается, было печатать их втихаря на студийной технике, если ему по барабану?

— А куда он его в таком случае дел?

— Чего? — Она еле врубилась в смысл вопроса. — А, нож… в рукав спрятал, мало ли.

— Он был с короткими рукавами.

— Какой же ты зануда… Значит, в карман сунул, той штуки, которая у него на локте висела. Элементарно.

— Ты сняла?

— Что?

Толик сорвался с места, заходил туда–сюда по горячим плитам набережной; внутри у него бурлило, пузырилось и посвистывало, как в закипающем чайнике. Нет, ну какого черта? Наконец–то законный перерыв между съемками, стадо звездулеток давно плещется в море, а она… А всего–то надо было — послав его вчера подальше, быть последовательной и никуда не идти. Тогда бы сейчас она с чистой совестью считала, что у Толика окончательно поехала крыша под раскаленным солнцем.

— Слушай, а пошли на пляж. Там поговорим.

Взвился, подпрыгнул, словно крышка чайника, дошедшего до кондиции:

— Какой пляж?! Меня хотели… хотят убить, а ты…

Обреченно вздохнула:

— Хорошо. В тень хоть отойти можно?

Выбросив часть пара, Толик позволил увести себя в кафешку под открытым небом, вернее, «Под платаном». Маша прониклась этим заведением еще во время съемок, разглядев его в подробностях через объектив: столики сгрудились вокруг толстенного ствола, в дупле помещается автомат для разлива пива, а мощная крона не пропускает солнца. Взяла им обоим по светлому, уселась напротив Толика, закурила. Красота. Не хуже пляжа. Если б еще Толиковы проблемы оказались, как всегда, виртуальными, словно интернет–издание «По следам»…