— Можно, — улыбнулась, кивнув мокрыми ресницами; а теперь побольше подтекстов за каждым словом. — Я обычно и стараюсь совмещать. Особенно в таких удачных командировках, как эта.

— Ну и как тебе наши разработки?

Голос звучал безмятежно, с легкой снисходительностью. За которой могло ничего и не скрываться, кроме ощущения превосходства в заведомо мужской, недоступной женскому пониманию сфере. Допустим.

— Пытаюсь вникнуть. Петер обещал мне экскурсию в шурф.

Получилось достаточно двусмысленно. Претендент приревновал, крепче сжав ее запястья:

— Пит?! И что ты думаешь увидеть в его недодолбленных шурфах? Да на всей анхелевской разработке нет ни единого участка колониальных времен!

— А на твоей есть?

— Спрашиваешь!

Претендент просиял на тридцать два зуба, как если бы тут и вправду было чем гордиться. Маленькая волна, откатившись от Эвиного крыла, плеснула ему точно в рот. Отплевывался он смешно, мотая кудлатой головой, как мокрый пес.

— Хорошо, посмотрим, — бросила Эва удобное словцо: оно могло означать как конкретное действие будущего времени, так и его далеко не гарантированную возможность. — Я что–то замерзла. Полетели?

Расчет строился на том, чтобы претендент поднялся на ноги, не выпуская ее запястий, но, увы, не сработал: наоборот, он убрал руки и принялся вдевать их в крепления крыльевых суставов. Вздохнув, Эва занялась тем же с переменным успехом. Крылья покачивались на воде и она никак не могла попасть в нужную петлю.

Р–раз! — взмахнув крыльями, претендент взвился вверх, и прямо перед глазами замаячили его загорелые волосатые ноги; на ступни накатывались прозрачные волны, как будто он стоял на мелководье или подводном камне. А она барахталась перед ним, простертая на поверхности моря, словно рабыня или невольница: каков праздник для мужского самолюбия!.. глупость. Во всяком случае, ее это идиотское положение ничуть не уязвляет. Ни капельки.

Хоть бы руку протянул, что ли.

— Крылья разведи пошире, — сказал он. — Еще шире, под отрицательным углом. А теперь синхронно вверх. Да нет, не так. Не дергайся, ты же накопила уйму энергии. Они сами тебя поднимут.

Инструктор нашелся. Досада усугублялась тем, что приходилось стараться изо всех сил, как можно точнее следуя его указаниям. Эва снова взмахнула крыльями слишком резко, приподнялась в воздух, как подраненная птица, и снова упала с плеском, успев разглядеть в упор упругий живот, поросший пегим волосом; потянулась цепочка совершенно лишних ассоциаций. Но в этот момент крылья сами собой, без какого–либо ее участия развернулись, поймали воздушный поток — и она легко взмыла над морем.

Бриз ударил в мокрое тело, прошивая его ледяными иглами и одновременно высушивая, лаская кожу. Закачалась зыбкая пленка воды под ногами. Горизонт резко расширил свои границы, принимая в них подножие Гребневого хребта в ожерелье прибоя, яркую ленту набережной, крылатый катер далеко в море, пестроту мелких плавсредств и драконьих спин, смеющиеся глаза претендента.

— Полетели! — Он махнул рукой в сторону хребта. — Покажу тебе, что обещал.

Она выставила нужные углы крыльев; вроде бы получилось. Заскользила за широкой спиной претендента, стараясь неизвестно зачем, — так школьницы ходят в коридоре по одной половице — попадать в его след, в расходящиеся по сине–зеленой ряби длинные водяные усы.

Претендент. Один из. Старше других, голубоглазый, с проседью в бороде. Осведомленный, в отличие от остальных (она надеялась, что в отличие), о ее интересе к тезеллитовым разработкам. Соответственно, и сам по легенде — разработчик. Это логично. Самый несложный и беспроигрышный вариант. На месте тех, чьи интересы он представляет, она бы тоже сделала именно так.

Он осторожнее прочих. Все они уже, с той или иной степенью откровенности и напора, пытались свернуть разговор на Лилового полковника, когда–то единолично владевшего всей этой красотой и роскошью, просторами и ресурсами — Срезом. И, возможно, чем–то еще?..

Пока и он будет окольными путями пытаться это у нее выведать — она узнает от него всё.

Всё, что нужно ей.

Гребневой хребет приближался. В этом ракурсе он выглядел отвесной стеной светло–коричневой слоистой породы, прошитой вертикальными трещинами и разломами. Над обрывом, словно буйная шевелюра, нависала узкая полоска растительности; следующий за ним уступ уже казался пятнистым от темной зелени, а дальний сплошь порос лесом. Отдельные деревца и кустарники пытались удержаться и на самом обрыве, корнями углубляя трещины и раскачивая камни, которые время от времени срывались вниз, в мешанину скал у его подножия.

Волны, совсем незаметные в открытом море, здесь набирали силу и разбивались вдребезги, сбитые с толку каменным хаосом. Веера брызг периодически захлестывали нижнюю часть стены, поросшую водорослями. Эва догнала своего спутника и, копируя его движения, наискось опустила крылья; притормозила. Приблизиться тут к берегу было невозможно. И претендент об этом знал.

— Прибой, — констатировал он. — Жаль, вот если б на драконе полетели… Говоришь, не любишь драконов?.. Или, может, боишься? — Он сверкнул насмешливыми искрами и с лазах.

— Не люблю, — бросила она.

— Напрасно. Ну да ладно… постой. Если я не ошибся с местом — а не должен бы — то это здесь, метров десять–пятнадцать в общей сложности. Можно попробовать поднырнуть, — он прищурился и, вытянув руку, провел пальцем пунктир по воображаемому фарватеру. — Жди меня тут. Я сейчас.

Нажал что–то в сплетении ремней и замков на груди — и враз потерял зыбкую опору под ногами, погрузился «солдатиком» в воду, сложив надкрылья жука–плавунца. Выпуклая поверхность блеснула под водой, ушла в глубину, удаляясь, меняя цвет. Последними мелькнули бледные пятки. Эва осталась одна.

Прибой разбивался о беспорядочные камни, и его звук тоже рассыпался, дробился, теряя размеренность и ритм. Скала выглядела совершенно неприступной: странно, что подножие Гребневого хребта оставили как есть, не срыли до основания, не засыпали пляжем, не вырубили в скале удобные ступеньки…

Неприметная зыбь под ногами начала горбиться изнутри, обнаруживая зародыши будущих волн. Эва забеспокоилась: море потихоньку, но вполне серьезно пододвигало ее к прибрежным скалам. Произвести какие–то манипуляции с крыльями она не решалась. Где он? Куда он запропастился, этот водоплавающий претендент?!

Сколько времени прошло с тех пор, как он нырнул?..

Она по–настоящему занервничала. В полосе прибоя, в мутной взвеси из песка, водорослей и пузырьков воздуха он запросто мог потерять ориентировку, врезаться в скалу или еще хуже — зацепиться за что–нибудь своими жучиными надкрыльями, пускай сложенными, но всё равно не приспособленными для такого плавания. Он говорил — поднырнуть: значит, имел в виду какой–то подводный тоннель или проход?.. И не был уверен на все сто, что узнал место. А если он застрял в узкой, никуда не ведущей расщелине?! — так по–глупому, случайно, нелепо, как и происходит большинство трагедий. Обдирая кожу о камни, срывая с плеч ремни, а с пальцев ногти. Не пуская воду в легкие — долго. Минуту, две, две с половиной…

Сколько прошло времени?! Почему она не засекла?!!

— Красс! — крикнула пробно, вполголоса. Как ей показалось — совсем беззвучно.

И громче:

— Красс!!!

Шевельнула крыльями, не зная толком, собирается ли расправить их или сложить, как он, за спиной. Разумеется, тут же провалилась под воду, как в колодец; уже достаточно высокая приливная волна захлестнула ее с головой. Эва беспорядочно забилась, пытаясь одновременно глотнуть воздуха, распластать крылья по воде, сбросить их вообще, понять, в какой стороне берег, убрать мокрые волосы, залепившие лицо…

— Ева! Господи, что с тобой?

Первым делом она отметила, что он почти не задыхается. А потом вцепилась в его жилистую руку, подтянулась, и волны перестали, наконец, захлестывать нос и глаза. Провела свободной рукой по лицу, сдвигая волосы. Отыскала его глаза — смеющиеся, как всегда.