В этой экспедиции мы изучали феномен оптиграфических аномалий. Такая штука, не помню, писала ли я тебе, когда–то была у нас под стеной зимней резиденции, мы ее называли отражалкой. Потом та аномалия свернулась… но Миша говорит, в Срезе их очень много. Однако научный интерес представляют главным образом те, которые расположены в районе тезеллитовых месторождений. Потому что оптиграмма — это недоразвитый, лишенный энергетической подпитки прообраз… н–да. Если честно, я сама не очень поняла, чего именно. А когда неограниченная энергоемкость тезеллита попадает в резонанс с аномалией, там возможны очень интересные эффекты. Правда, тут, в Пещере привидений, мы их не наблюдали. Миша расстроился, потому что это означает какой–то просчет в его исследованиях.

Зато мы с ним наделали массу оптиграмм, одну я тебе посылаю, она же почти ничего не весит и не занимает места. Если не закреплять специальным лаком, они вообще тают через какое–то время. Пришлось сложить ее в несколько раз, чтобы влезла в конверт, жалко, если останутся следы от сгибов. Насчет того, что Миша держит меня на руках, ты ничего такого не думай. Просто мы на этой оптиграмме очень хорошо получились. А остальными я завесила свои покои в замке, и теперь мне не так скучно одной.

И напоследок потрясающая новость. Драго беременный! Ты представляешь?! Вообще–то ничего удивительного, он ведь уже вошел в фертильный возраст. И всё равно — так странно, просто поверить не могу! Да он и сам в полной растерянности. Миша сказал, оно бы не воспринималось так, если бы Драго был инициирован женской личностью. Но кто ж знал? Хотя, с другой стороны, могли бы и подумать уже тогда… Кто у нас вообще занимается инициацией драконов? Миша говорит, что хотел бы встретиться со специалистом. Конечно, для него это скорее хобби, чем основная работа, но ты все–таки дай координаты, хорошо? Миша тебе заранее очень благодарен. И я тоже.

Ну всё, буду заканчивать. Очень жду твоего ответа, и желательно поскорее. Как там вообще политическая обстановка у вас в Исходнике? Ты пиши обо всем, мне же хочется знать. Миша вернется не раньше чем через две недели. Куда я себя дену?.. Ума не приложу. Нет, ты не волнуйся. Просто с ним так интересно!

Целую,

Твоя Эвита.

15.05.18.

ГЛАВА III

Сегодня она была в красном.

Поздний колониальный стиль — когда уже без корсетов и шлейфов, но еще до земли, ниспадающими от пояса складками. И непременно белая шляпа с мягкими широкими полями. Шляпу Эва купила перед телепортом, на порядок дешевле, чем обошлась бы такая же тут, в Срезе. А платья — те самые, которые она хранила в чемодане на антресолях, поскольку не могла придумать, что с ними делать еще. Конечно, пришлось распороть вытачки у талии, но и только. Бесплатное и остроумное решение одной из наиболее вечных женских проблем. Поздний колониальный стиль, как выяснилось, опять был в моде.

К тому же ей и вправду шло.

А мужчина снова был ее моложе. Как минимум лет на пятнадцать. На сей раз с шевелюрой, густые черные пряди выбивались из–под банданы в красно–желтую клетку: смотрелось экзотично. А звучало бы еще экзотичнее, если б она, Эва, не пресекла его попыток общаться на родном языке.

Но она пресекла:

— Простите, Сандро. Я плохо вас понимаю. Давно не было языковой практики… вы не могли бы?..

— Д–да, конечно, сеньора Роверта…

— Эва, мы же договорились.

— Д–да, конечно… Эва… Эвита.

В отличие от тех, других, он не делал вид, будто просто так (вернее, со вполне понятной целью) знакомится с красивой женщиной в приморском кафе. Он сразу назвал ее по имени. По имени, которое она уже двадцать лет как не носила — чего те, кто подослал этого Сандро к ней, никак не желали признать.

И не было смысла бежать, изображать непонимание, выдавать себя за другую. Только развернуться ему навстречу, сверкнуть улыбкой в полумраке, принять правила игры. Чтобы поскорее навязать ему свои; как и тем, другим. Парадоксально: она понемногу входила во вкус.

Низкие прямоугольные окна кафе казались картинами в тяжелых рамах. Классические пейзажи Среза для туристов: яркое море, яркое небо с перьями облаков, посредине катер на белоснежных крыльях. Рядом еще одна такая же, только без катера. И на торцовой стене — обрывистые склоны Гребневого хребта: профиль инициированного дракона с мудрым печальным взглядом. В ту сторону Эва на всякий случай старалась не смотреть.

Катер переместился с левой картины на правую. Пора.

— Мне кажется, Сандро, мы привлекаем к себе здесь чересчур много внимания. Может быть, пройдемся?

— Д–да, конечно… Официант!.. ка… Сеньорита! Д–дайте, пожалуйста, — сглотнул, щелкнул пальцами, — …счет! Да, принесите счет.

Иностранные языки явно не были его сильной стороной. Эва мстительно усмехнулась. Сандро терял почву под ногами, начинал заикаться, на глазах превращаясь из мачо в мальчишку. А в ближайшие минуты его ждало еще одно потрясение: рюмочка коньяку, которую она заказала по его же настойчивой просьбе, мельком глянув на карту напитков, наверняка стоила половину всего бюджета операции. У тех, кто его направил, насколько ей известно, постоянные трудности с деньгами.

Сандро героически расплатился, не дрогнув над опустошенным бумажником.

Они вышли на воздух. Эва прищурилась и надела темные очки.

Человеческая река неспешно текла по набережной, притормаживая возле стандартного набора ловушек. Надежда на то, что это место окажется хоть немного другим, знакомым, не оправдалась. Все они абсолютно одинаковы, несовершеннолетние клоны–города Среза; по сравнению с предыдущим, изменился только профиль Гребневого хребта. И эту разницу ни в коем случае нельзя дать кому–либо заметить.

Всё остальное — можно.

— Как вы нашли меня, Сандро? Вы давно за мной следите?

Тем, другим, маскировавшимся под случайных кавалеров, она не рискнула задавать в упор подобных вопросов. Но сейчас ее любопытство прозвучало вполне уместно, не нарушая законов жанра.

— Я — нет, — он по–прежнему с трудом подыскивал слова. — Но д–да. Наши люди никогда не отпускали… не выпускали вас из виду, сеньора… Эва.

— Не упускать из виду — это немного другое. Когда вы начали напрямую за мной следить? Я имею в виду, ходить по пятам? Сразу после смерти отца?

— Эвита!..

Его локоть вздрогнул под ее рукой. Нет, мальчишка определенно не умеет владеть собой, хуже истеричной барышни. Впрочем, они там все такие. «Идущие в пламя», «Фронт свободы», «Кулак и память»… Когда–то они всерьез не давали отцу покоя. Потом притихли. И она была уверена, что в демократической стране ради спокойствия граждан с такими вот черноволосыми парнями вежливо разговаривают еще на границе…

— Д–да, мы ходили за вами по пятам. Мы вам звонили! Только вы почему–то не захотели говорить. Потому что боялись и за вашу жизнь тоже. Те, кто убил полковника Роверту, не замедлятся… не остановятся…

Она вздохнула:

— Сандро, мой отец покончил с собой.

— Вы в это верите?!

Не его ума дело. Эва промолчала. Остановилась возле лотка с сувенирами, взяла в руки тезеллитовую статуэтку, изображавшую нечто абстрактное, на любителя. На ощупь статуэтка оказалась мертвой, грубой подделкой: ничего себе. Прямо под боком крупнейших месторождений Среза. Впрочем, для крупных разработчиков сувенирная индустрия всегда была в лучшем случае побочной ветвью доходов, а в худшем — липовым прикрытием. Стоила статуэтка, разумеется, как настоящая. Эва купила.

— Смерть Лилового полковника… — начал Сандро.

Она перебила его:

— Допустим, вы меня охраняли. В Исходнике. А в Срезе моментально решили выйти со мной на контакт. Почему?

Не моментально. Лишь после того, как она прилетела из одного городка в другой, расположенный с противоположной стороны Гребневого хребта. Это важно; однако пусть он проговорится сам.

Сандро совсем смешался. Конечно, он же не ожидал допроса. Имелось в виду, что он, молодой красавец, проявит внимание к стареющей женщине, близкой ему по крови, по языку, по ностальгии, по ненависти… Отношения должны были завязаться естественно, вспыхнуть предсказуемой близостью, как вспыхивает море навстречу заходящему солнцу. Даже где–то жаль.