Но однажды не смог помочь и влиятельный друг. Очередной созданный Шаманщиком генетический код был признан Службой Контроля метавирусом, а вирусы во всех Городах считались самой страшной угрозой национальной безопасности. Кроме тех, конечно, которые государственные генетики синтезировали для «заквасок» в рамках разрешенных научных программ.

Толкая перед собой левитирующую транспортную платформу, Джузеппе миновал Камин; там суетилась дежурная смена дроидов и непрерывно текли ленты конвейеров. Он задыхался от непривычно горячего воздуха, утратившего под лучами огромных титановых ламп всяческий запах, кроме запаха горячего металла. Но, пройдя сквозь шлюз. Сизый Нос оказался в прохладном помещении, наполненном ароматами хвои и лесных цветов. Здесь действовала замкнутая биосистема, закупленная, как и все в лаборатории, самим Джузеппе. В скале за рукотворным водопадом имелся небольшой грот, жилой отсек, отчего-то нареченный Шаманщиком старинным словом «каморка».

Движением руки Джузеппе отправил капсулу с «поленом» плыть к двери лабораторного бокса. Приложился к своей любимой фляжке. Отер со лба пот. И, зная, что микрофоны донесут его слова до приятеля, произнес в пространство:

— Старина, привет! Кажется, у нас есть то, что нам нужно. Мировая заготовка!

То, что эта мировая заготовка еще и разговаривает, Джузеппе Сизый Нос до времени решил утаить.

Тюрьма не красит человека. Там невозможны ни ген-коррекции, ни даже клон-модификации органов, то есть то, на чем зиждется миропорядок Города. За каждую инъекцию виталина, переданную с воли, идет жестокая конкурентная борьба. Двадцать лет, проведенные в заточении, преобразили Карло. Он потерял не менее половины стандарта внешности. Лицо сделалось худым и изможденным, а в глазах, словно у какого-нибудь дроида, навсегда поселился печальный блеск.

Карло стянул резиновые перчатки, швырнул на пол. Расторопный киберуборщик-сверчок уволок их в утилизатор. Шаманщик тут же достал из кармана упаковку новых, надел их и вскрыл капсулу.

— И в самом деле, замечательное «полено». Но, конечно, ничего не выйдет.

— Дружище Шаманщик, у тебя непременно выйдет, — произнес Сизый Нос нарочито бодрым тоном, сопроводив свои слова решительным взмахом руки.

Карло усмехнулся: вшитые бионавыки большого политика работали, опережая мысли сенатора.

— Растения принес?

— Непременно, старик, — обрадовался Джузеппе и принялся выворачивать карманы пиджака. — Сосна итальянская, не ген-модифицированная, семя льна, все стерильно. Держи.

Он протянул генетику два вакуум-пакета. И, пока Карло рассматривал пакеты, задал вопрос, который, видно, давно не давал ему покоя:

— Одного не возьму в толк, Карло. Ты, ясное дело, гений, только зачем тебе эти растения? Мы же создаем человеческое существо?

— Попробуем… — пропустил мимо ушей реплику приятеля Карло. — Есть идеи.

— Обязательно попробуй, дружище! — с предельной убедительностью воскликнул Сизый Нос. — А то, знаешь ли, очень уж не хочется туда…

Он указал было на серый гранит пола, спохватился и поднял палец к потолку.

И то верно — кому охота закончить свой земной путь «поленом». А потом превратиться в дроида — существо как бы живое, но в целом совершенно мертвое и оттого смерти не подверженное. Уж лучше сгореть в печи. Но это, увы, было невозможно. Закон о посмертном гражданском долге строго запрещал разрушение макроматриц. Только исключительный случай, если тление охватывало тело, позволял надеяться на кремацию. Но сперва тело должно умереть окончательно, а до этого оно пребывало в долгой метаболической коме. И чем богаче человек, чем больше недешевых ген-коррекций он себе делал, оттягивая неизбежный финал, тем дольше тянулась фаза комы. У людей бедных, неустроенных жизнь была короткой. Но и смерть случалась настоящей.

Этот конфликт смертной жизни и бессмертной смерти мучил Сизого Носа с младых лет. Потому тратил он безумные деньги на самые модные и дорогие коррекции, что тешил себя надеждой дожить до того времени, когда друг Карло откроет секрет вечной жизни.

Карло собирался уже было капсулу захлопнуть, как раздался тоненький голос:

— Обязательно попробуй!

Карло в изумлении вскинул брови: даже напившись до обездвижения, что, прямо скажем, нередко случалось с Сизым Носом до прошивки антиалкогольным кодом, приятель никогда не дурачился и не разговаривал писклявым голосом.

— Это оно, — понизив не без театральности голос, произнес Сизый Нос. — Это удивительное полено.

— Микрочип забыли дезактивировать, что тут удивительного.

— Я тебе правду говорю — никаких микрочипов. Оно такое само по себе.

— Вот я сейчас его просканирую, и увидим. — Карло толкнул платформу в бокс.

Вскоре он вернулся, с каким-то отсутствующим взглядом подошел к приятелю, поправил ему съехавший набок галстук и сухо обронил:

— Ты иди. Я поработаю.

Сизый Нос вышел в воняющий перегретым металлом тоннель, приложился к заветной фляге. Широко и радостно улыбнулся:

— Узнаю прежнего Карло! Что-то будет!

Шаманщик Карло берется за старое и создает Буратино

Давно уже Шаманщик Карло написал удивительную программу генетического морфинга. Но еще ни разу не использовалась она, потому что для этого необходима была совершенно необычная макроматрица.

И вот сейчас Карло сидел за пультом, перед огромным голографическим экраном. На нем трехмерными образами лениво кувыркались разлохмаченные участки РНК. Предстояло сшить их в тройную, как у всех дроидов, спираль. Третья спираль компенсировала ошибки транскрипции, выключала мутагенез и обеспечивала дроида практическим бессмертием. Полено было помещено в автоклав, и к автоклаву уже присосались шарообразные емкости с нуклеотидным киселем. В одной из них находился кисель с хромосомным набором итальянской сосны и льна. Из этого растительного материала и предстояло Шаманщику скроить третью, «бессмертную» цепочку. Вернее, кроили нанороботы, своими наноножами и наносваркой нарезая и подклеивая нужные участки ДНК в каждом ядре каждой клетки макроматрицы. Долгий труд, а ведь предстояло еще отдельно кроить митохондриальную ДНК. Получившийся андроид — именно андроид, Карло не сомневался, что очередное произведение его рук окажется ничем не отличимо от человека — будет разве что обладать смешанным растительно-животным обменом веществ. Но это пойдет ему только на пользу.

«Как бы мне его назвать? — раздумывал Карло, подклеивая очередной ген к растущей цепочке. — Назову-ка я его Буратино. Это имя принесет мне счастье. Я знал одно счастливое семейство — всех их звали Буратино: отец — Буратино, мать — Буратино, дети — тоже Буратино… Все они жили весело и беспечно».

Так трудился Карло много дней и ночей. И еще много дней дозревал в автоклаве перепрошитый андроид. Шло перерождение клеток согласно новым кодирующим последовательностям, заложенным в клеточные ядра.

Однажды утром, условным утром, ибо в подземелье, да и во всем остальном Городе, не было ни дней, ни ночей, Карло зашел в лабораторию. Наконец-то на приборной панели автоклава все индикаторы отблескивали приятным зеленым цветом, а энцефалограф рисовал уверенные альфа-ритмы. Буратино крепко спал.

«Что ж, пора взглянуть на мое творение», — подумал Шаманщик и дал команду на разгерметизацию.

В нейлоновом ложе покоился Буратино — на вид юноша пятнадцати лет по стандарту-21. Внешностью он больше ничем не напоминал «полено». И это обрадовало Карло. Ведь обычные дроиды все же сохраняли едва уловимое сходство с макроматрицей.

Здесь же ничего подобного. Веснушки исчезли напрочь, телосложение сделалось атлетическим, кожа — безукоризненно-белой, а нос приобрел сильно вытянутую форму. Пожалуй, даже чересчур вытянутую, ведь андроида ожидал эксперимент по социальной адаптации. С такой приметой трудновато будет парню не выделяться среди людей.

«Сделаю-ка я ему пластику», — решил Шаманщик.

Но только он подступил со скальпелем к спящему андроиду, как глаза у того широко распахнулись. Срывающимся юношеским баском Буратино произнес, изумленно глядя на скальпель: