— Вот как? — я сухо усмехнулась. — Мне казалось, что ангелы должны лучше знать людей, а мой персональный ангел — лучше знать меня.

— Смею думать, что я достаточно в тебе разобрался. Так что тебе придётся выбирать — или я, или это юнец. Корбуччи — ещё куда ни шло…

— Это ультиматум?

— Если угодно, да.

Зря он это, очень зря.

— Ну, что ж, — сказала я. — Я завтра же напишу сеньору ди Ногара и попрошу составить мне компанию. А вы поступайте как знаете.

Ответа не последовало, да я и не ждала его. Честно говоря, сама не знаю, была ли я готова так резко сжечь мосты. Если он и вправду уйдёт, я испытаю очень сильное сожаление. Но вселившийся в меня чёрт властно толкал меня под руку, не позволяя пойти на попятную. Если меня просили, мне было очень трудно отказать, но если меня пытались заставить…

Так что с утра я и в самом деле села за составление письма Андресу. Дело оказалось нелёгким, я всё никак не могла придумать, куда бы пригласить его меня сопровождать, и чем это мотивировать. Я столько времени его избегала, и вот вдруг… Я не знала даже, как к нему обратиться. "Уважаемый сеньор ди Ногара"? Просто "Сеньор"? "Андрес"? В конце концов я решила обойтись вообще без обращения.

"Я искренне благодарна вам за цветы и внимание, которыми вы одариваете мои выступления. Я высоко ценю ваше мнение, и если у вас завтра, или в любой другой удобный для вас день найдётся пара свободных часов, я с удовольствием обсудила бы с вами спектакли нашего репертуара. Возможно, вас это удивит, но я начала думать, что была не права, отказываясь от вашей дружбы. И если вы на меня не в большой обиде, то напишите, где и когда мы с вами могли бы встретиться. С уважением

Анжела Баррозо"

Я перечитала плод своих получасовых трудов. Как бы он не подумал, что мне от него чего-то нужно, денег там, или ещё чего-то подобного. Что ж, если Андрес решится на встречу и спросит меня об этом, я с чистой совестью скажу, что ничего подобного и в мыслях не имела. А не спросит — тем лучше, будет ему приятный сюрприз, когда всё и впрямь ограничится разговорами об искусстве.

Я запечатала письмо, отправила его по почте и задумалась, что мне теперь делать. Вообще-то приближалась годовщина смерти моей матери, надо бы навестить могилы родителей. Я и так могла бы делать это почаще, но что поделаешь — на кладбище я либо не чувствовала ничего, будучи не в состоянии связать каменные кресты и надгробия с людьми, которых любила, либо наоборот, растравляла себя чуть не до истерики. Но сегодня, в мой законный выходной, съездить нужно. Я только положу цветы, и тут же пойду обратно.

Времени на покупку цветов ушло больше, чем я рассчитывала. Была уже вторая половина дня, когда я вылезла из извозчичьего экипажа у кладбищенских ворот. Мой отец, бывший человеком предусмотрительным, позаботился о месте последнего успокоения для себя и своей жены заранее, купив участок на хорошем кладбище под столицей. Я расплатилась с извозчиком, попросив подождать меня у входа, и направилась к приоткрытым створкам.

— Анжела!

Я обернулась на оклик. Ко мне подходил Андрес собственной персоной.

— Я так и думал, что вы сегодня приедете сюда.

— Думали? Ах, да… — я вспомнила, что рассказала ему и о дне смерти мамы, и о месте, где её похоронили рядом с отцом. — Вы получили мою записку?

— Да, и именно поэтому я здесь. Надеюсь, вы не возражаете, что я не стал дожидаться завтрашнего дня? Я свободен уже сегодня и могу посвятить вам не пару часов, а весь день.

— Я рада.

— Тогда позвольте…

Он предложил мне руку, и вместе мы направились вглубь кладбища, по узким дорожкам между сплошными рядами могил. На городских и окологородских кладбищах места вечно не хватало, и потому мои родные покоились в самом углу у ограды.

На колокольне кладбищенской церкви прозвонили два часа. Мы молчали, не один не решался начать разговор первым. Но почему-то это молчание не было неловким. Возможно, обстановка располагала, в таких местах не до болтовни. Андрес предоставил мне выбирать дорогу, и я уверенно подвела его к нужному месту. Мой отец не зря выбрал именно это кладбище. На нём лежала почти вся его семья. Пока я прихваченной метёлкой сметала с могил опавшие листья и нанесённый ветром мусор, Андрес прошёлся вокруг, читая надписи на соседних надгробиях.

— Я смотрю, здесь много ваших родичей, — негромко казал он.

— Да, — я уложила цветы у массивных постаментов и подошла к нему. — Это, например, мой дядя, старший брат моего отца. Он умер бездетным ещё до моего рождения.

— А родные вашей матери?

— В другом городе. Мою мать её родители привезли в столицу из провинции. Она была из театральной семьи, таких, как правило, на дорогих кладбищах не хоронят.

— Ещё совсем недавно их вообще отказывались хоронить на кладбищах, — согласился Андрес. — Вы что же, совсем одна на свете?

— Есть у меня какие-то дальние родичи, седьмая вода на киселе, но я с ними даже не знакома. Но, знаете, я всё-таки, не совсем одна. У меня есть друзья, это уже немало.

— А кто они? Видите ли, Анжела, — слегка оправдывающимся тоном сказал Андрес, — получается, что я о вас почти ничего не знаю. Может, у нас есть хотя бы общие знакомые?

— Вряд ли. В высшем обществе я не бываю, а наш театр вы, насколько я поняла, знаете плохо.

— Верно, но я пытаюсь восполнить этот пробел. Так кто ваши друзья?

— Ну, Энрике Корбуччи… — я замялась, поняв, что больше называть, собственно и некого. — Бьянка Арана…

— А тот человек, который не хотел, чтоб мы с вами виделись?

— Какой человек?

— А помните, когда я в прошлый раз приходил к вам за кулисы? Я тогда пошёл следом за вами… Нет, не подумайте, я не следил, просто направлялся к выходу. И услышал, как вы с кем-то говорите. Тот человек ещё сказал, что я должен знать своё место, не превращаясь из поклонника в нечто большее.

Я потрясённо промолчала. Я как-то привыкла к тому, что Голос слышу исключительно я. Видно, мой "ангел" проявил беспечность.

— Скажите, Анжела, это вы из-за него отказывались со мной встречаться?

— Д…нет, — ответила я.

Андрес хмыкнул и снова предложил мне руку. Мы медленно пошли обратно.

— Вы ведь с ним близкие друзья, не так ли?

— Да, — кивнула я, лихорадочно пытаясь вспомнить, что именно тогда было сказано.

— Кто он?

— Это имеет значение?

— Возможно. Насколько я понял, вы с ним довольно близки, причём он считает, что вправе давать вам указания. Он ваш наставник?

— Да… В каком-то смысле. Он даёт мне советы по работе над ролью.

— Дельные советы?

— Очень.

— Это, конечно, многое искупает.

— Что вы имеете в виду?

— Только то, что он, как я слышал, достаточно бесцеремонен. Считает возможным решать за вас, кто достоин, а кто нет, быть вашим другом.

— Вы на него обиделись? — спросила я.

— Разумеется, мне обидно. Я, кажется, не сделал ничего, что позволяло бы ему с порога меня отвергать.

— Он полагает, что вы можете отвлечь меня от работы.

— Вот как? А насчет себя он не боится?

— Нет. Ведь он же общается со мной по делу.

— Так что же, вам теперь ограничить свою жизнь только делом? Кто он, кстати? Какую должность занимает?

Я замялась.

— Он хореограф, — наконец сказала я.

— А как его зовут?

— Послушайте, Андрес, вы устраиваете мне форменный допрос.

— Простите. Быть может, я и впрямь излишне поддаюсь обиде, — некоторое время мы шли молча, но потом он заговорил снова: — Знаете, сдаётся мне, что всё, что он говорит, может быть так же применимо и к нему самому. Это прекрасно, что он помогает вам в работе, но не слишком ли близко вы его подпускаете? Работа — это одно, а личная жизнь — совсем другое.

"Да, — подумала я, — это было бы великолепным ответом Голосу. Вернуть ему его же упрёки. Беда только в том, что я не уверена, удастся ли мне теперь это сделать".

— А то он, похоже, уже начал считать вас своей собственностью, — добавил Андрес.