— Да, несомненно, так! — Байт был задет за живое. — Ты попала в сложное положение. Сыграла, знаешь ли, не по правилам! Наш кодекс позволяет все, кроме этого.

— Вот именно. И я должна отвечать за последствия. Я себя запятнала, мне и быть в ответе. А ответ тут один — кончать. То есть кончать со всем этим делом. Ну их совсем!

— Кого? Газеты? Прессу? — спросил он так, словно ушам своим не верил.

Но изумление это, она видела, было преувеличено — они обменялись даже слишком откровенным взглядом.

— Да пропади она пропадом, эта Пресса! — воскликнула Мод.

По его лицу сквозь горечь и усталость скользнула сладчайшая улыбка, какой еще на нем ни разу не бывало.

— Ну да, мы, между нами говоря — дай нам только развернуться, — им еще покажем! Прихлопнем! А то, что может дать тебе ход, и отлично дать, ты пустишь по ветру? — спросил он. И, поясняя, добавил: — Ты ведь жаловалась, что тебе не пробиться в печать. И вдруг одним махом проскочила. Значит — лишь затем, чтобы с отвращением сказать: «Я… здесь?» Где же, черт подери, ты хочешь быть?

— Ах, это уже другой вопрос. Во всяком случае, — заявила она, — могу и полы мыть. Тогда, может, смогу возместить миссис Чёрнер обман: вымою у нее полы.

Он только коротко взглянул на нее:

— Она написала тебе?

— Да, и с большой обидой. Мне вменяется проследить за этой публикой из «вырезок», и она полагает увидеть свое имя в газетах самое позднее завтра утром (то есть — позавчера). И хочет знать, каковы мои намерения.

— И что ты ответила?

— Что ей, конечно, трудно будет это понять, но, расставшись с ней, я вдруг почувствовала, слишком она хороша для такого рода дел.

— Тем самым подразумевая, естественно, что и ты тоже?

— Да, если тебе так угодно, тоже. Но она исключительное явление.

У него мелькнула мысль:

— А на «кирпич» она не пойдет?

— О Боже, нет!

— А в «осколки»?

— Пожалуй, — сказала Мод после длительного раздумья.

Он, очевидно, понял смысл затянувшейся паузы и, поняв, сдержался, помедлил мгновение, чтобы затем повести разговор уже совсем о другом:

— Кажется, ты утверждала, они не кусают!..

— Увы, я ошиблась, — сказала она просто. — Стоит им разок отведать крови…

— И они заглотнут, — рассмеялся Байт, — не только наживку с крючком, но и леску с удочкой, и самого простофилю-рыбака? Разве только, — добавил он, — твоя миссис Чёрнер еще не отведала. Но ей явно хочется.

Мод полностью с ним согласилась:

— И она непременно найдет мне замену.

Он ответил не сразу, вперив взгляд в стеклянную дверь на улицу:

— Тогда ей надо поторопиться… пока это еще злоба дня.

— До тебя что-то дошло? — спросила Мод: ее насторожило выражение его лица.

Он будто прислушивался к чему-то, но ничего не улавливал.

— Да нет, просто это носится в воздухе.

— Что носится?

— Ну, что ей надо спешить. Спешить попасть в газеты. И исчезнуть. — С обоими локтями на столе, сцепив пальцы рук, он чуть наклонился вперед, приблизив свое лицо к ее. — Сегодня меня тянет на откровенности! Так вот: ты — молодец!

Она смотрела на него, не отстраняясь.

— Ты все знаешь — неизмеримо больше, чем то, в чем признаешься и о чем сообщаешь мне. Из-за тебя я окончательно запуталась. И смертельно устала.

Это вызвало у него улыбку.

— Нет, ты — молодец, большой молодец, — повторил он. — Все это, право слово, великолепно — все, что ты сделала.

— Все, что я не стала делать, ты хочешь сказать, и никогда не стану, да, — сказала она, отпрянув, — ты, конечно, это видишь. А вот что ты не видишь, так чем это для тебя, с твоими повадками, кончится.

— Ты — молодец, ты — молодец, — еще раз повторил он. — Ты очень мне нравишься. А для меня это будет конец.

Итак, они подбили итог и с минуту молчали, а она мысленно вернулась к тому, что вот уже полчаса больше всего ее волновало.

— Что это за «меры» казначейства, о которых сообщили сегодня вечером?

— О, туда послали чиновника — частично, видимо, по просьбе немецких властей, — чтобы наложить арест.

— Арест на его имущество, ты имеешь в виду?

— Да, и для выполнения формальностей — юридических, административных и прочих. Словом, чтобы взять следствие в свои руки.

— Считая, ты полагаешь, что в его деле кроется что-то больше?..

— Больше, чем на виду, — подтвердил Байт, — именно. Впрочем, ничего такого не выплывет, пока дело не передадут — что сейчас и происходит — сюда. Вот тогда и начнется потеха.

— Потеха? — переспросила Мод.

— Да, премиленькая история!

— Премиленькая? Для тебя?

— А почему бы и нет? Чем больше она разрастается, тем милей.

— Странные у тебя понятия, — сказала она, — о том, что мило. Надеешься, следствие на тебя не выйдет? А ты не думаешь, что тебе придется заговорить?

— Заговорить?

— Если следствие на тебя таки выйдет? Как иначе ты толкуешь факты в вечерних выпусках?

— Ты называешь это фактами?

— Ну эти — «Поразительные открытия»?

— Ты что, читаешь только заголовки? «Ожидаются поразительные открытия» — вот так начинается текст. Тебя это взволновало?

Такое вряд ли можно было считать ответом, и она тоже решила быть предельно краткой.

— Взволновало. Прежде всего то, что я лишилась покоя.

— Я тоже, — отозвался он. — Но какая опасность, ты боишься, мне угрожает?

— То, чего ты и сам боишься. Я же не говорю, что тебе угрожает виселица.

Он посмотрел на нее таким взглядом, что она вдруг поняла: ему не до шуток.

— Но общественный позор, так? За то, что я безжалостно понукал его, заманивал в свои игры. Да, — согласился он с прямотой, какой она от него не ожидала, — я уже думал об этом. Только как это можно доказать?

— Если налагают арест на его имущество, значит, и на его деловые бумаги, а среди них и на твои письма к нему. Разве не так? Разве письма не могут это показать?

— Что это?

— Ну, до какого безрассудства ты его доводил — а тем самым и твою причастность.

— Да, но не этим тупым долдонам.

— А там все долдоны?

— Все как один — когда дело касается столь красивых и тонких материй.

— Красивых и тонких, — еле слышно повторила Мод.

— Красивых и тонких. Мои письма — ювелирные изделия. Бриллианты чистой воды. Я хорошо прикрыт.

Тут уж она дала себе волю, остановив на нем долгий взгляд:

— Ты — неповторим! Но так или иначе, — добавила она, — тебе все это ой как не по душе.

— Вряд ли, — бросил он, что, напротив, явно означало: да, так, и подтверждалось тем, как поспешно он переменил тему: — А ты не хочешь поделиться со мной тем, что рассказала тебе миссис Чёрнер?

О, что касается сего пункта, Мод уже все обдумала и решила.

— Зачем это тебе? Ты знаешь куда больше. То есть куда больше, чем знает даже она.

— Значит, она все-таки знала…

— Приехали! О чем, скажи на милость, ты говоришь?

Ее реплика вновь вызвала у него улыбку, хотя и весьма бледную, и как ни в чем не бывало он продолжал:

— О том, что за этим стояло. За играми, которые я вел. И за всем прочим.

— Ну, я о том же говорю. Нет, не знала и, насколько могу судить, на данный момент не знает. Ее признания не касаются того вопроса. Они касаются совсем другого.

— Чего же, ангел мой?

Однако этого, просто назвав ее ангелом, ему узнать не довелось. Мод не стала жертвовать такой наградой, как интервью с миссис Чёрнер, отдавая лучшую его часть безвозмездно, за так, даже ему.

— Ты знаешь, как мало всегда мне рассказывал, и прекрасно понимаешь, что и сейчас, предлагая ублаготворить тебя, сам ничего не даешь. Ну а я, — она улыбнулась и чуть-чуть порозовела, — за ничего ничего и не даю.

Он сделал вид, что крайне удивлен и что она непоследовательна:

— Ты хочешь от меня то, о чем первоначально сама не желала слышать, — о всяких мерзостях, которые и должны были загнать Бидела в угол. По-твоему, если уж он пожелал уйти в тень, значит, ему есть за что стыдиться, и об этом ты решительно, щадя себя, отказывалась слушать. С тех пор, — улыбнулся Байт, — у тебя прорезался к нему интерес.