Изменить стиль страницы
Том 5. Стихотворения 1923 i_005.jpg
Похлестывая дочку,
         приговаривает
                       меж ржаний:
— Эх,
           быть бы тебе
         Германией,
                  а не Жанной! —
Ночь.
         Не подчиняясь
         обычной рутине —
не ему
            за подушки,
         за одеяла браться, —
Пуанкаре
    соткет*
         и спит
            в паутине
репараций.
Веселенький персонаж
держит
    в ручках
         мир
                наш.
Примечание.
Мусье,
    не правда ли,
            похож до нити?!
Нет?
        Извините!
Сами виноваты:
         вы же
не представились
         мне
               в мою бытность*
                  в Париже.

[1923]

Муссолини*

Куда глаз ни кинем —
газеты
    полны
                именем Муссолиньим.
Для не видевших
         рисую Муссолини* я.
Точка в точку,
            в линию линия.
Родители Муссолини,
         не пыжьтесь в критике!
Не похож?
    Точнейшая
         копия политики.
У Муссолини
           вид
         ахов. —
Голые конечности,
         черная рубаха*;
на руках
    и на ногах
         тыщи
кустов
    шерстищи;
руки
         до пяток,
            метут низы.
В общем,
    у Муссолини
            вид шимпанзы.
Том 5. Стихотворения 1923 i_006.jpg
Лица нет,
    вместо —
         огромный
знак погромный.
Столько ноздрей
         у человека —
              зря!
У Муссолини
           всего
         одна ноздря,
да и та
    разодрана
         пополам ровно
при дележе
        ворованного.
Муссолини
        весь
               в блеске регалий.
Таким
           оружием
              не сразить врага ли?!
Без шпалера*,
         без шпаги,
            но
              вооружен здо́рово:*
на боку
    целый
         литр касторовый;
когда
         плеснут
          касторку в рот те,
не повозражаешь
         фашистской
              роте.
Чтобы всюду
          Муссолини
              чувствовалось как дома —
в лапище
    связка
         отмычек и фомок.
В министерстве
         первое
              выступление премьера
было
         скандалом,
               не имеющим примера.
Чешет Муссолини,
         а не поймешь
              ни бельмеса.
Хорошо —
    нашелся
         переводчик бесплатный.
— Т-ш-ш-ш! —
              пронеслось,
              как зефир средь леса. —
Это
       язык
    блатный! —
Пришлось,
       чтоб точить
             дипломатические лясы,
для министров
             открыть
             вечерние классы.
Министры подучились,
             даже без труда
                     без особенного, —
меж министрами
         много
              народу способного.
У фашистов
         вообще
              к знанию тяга:
хоть раз
    гляньте,
с какой жаждой
         Муссолиниева ватага
накидывается
           на «Аванти»*.
После
          этой
    работы упорной
от газеты
    не остается
         даже кассы наборной.
Вначале
    Муссолини,
         как и всякий Азеф*,
социалистничал,
         на митингах разевая зев.
Во время
    пребывания
              в рабочей рати
изучил,
    какие такие Серрати*,
и нынче
    может
         голыми руками
брать
         и рассаживать
         за решетки камер.
Идеал
    Муссолиний —
         наш Петр.
Чтоб догнать его,
         лезет из пота в пот.
Портрет Петра.
             Вглядываясь в лик его,
говорит:
    — Я выше,
         как ни кинуть.
Что там
    дубинка
         у Петра
              у Великого!
А я
      ношу
    целую дубину. —
Политикой не исчерпывается —
              не на век же весь ее!
Муссолини
         не забывает
              и основную профессию.
Возвращаясь с погрома
             или с развлечений иных,
Муссолини
       не признает
            ключей дверных.