Изменить стиль страницы

Дальние поперечины разделены

поперечинами меж ними.

Ступени меж ними,

упорные улицы.

Бурлящий горшок остывает.

Пепел подернут золой

под ним.

Ночь покрывает небо и далеко

внизу лежит черная земля.

День приближается, и над облаками далекое солнце.

Одиночка больше не готовит исцеляющих зелий.

Четыре ветра дуют и смеются от своей щедрости.

И он издевается над четырьмя ветрами.

Он видел звезды и касался земли.

Потому его рука сжимает нечто сверкающее

и его тень выросла до Небес.

Необъяснимое случается. Ты бы скорее покинул себя и предался каждой множественной возможности. Ты бы скорее пошел на любое преступление, чтобы украсть для себя таинство изменяющегося. Но дороге нет конца.

Глава 20 Путь Креста

[191]

[192] Я видел черную змею,[193] обвившуюся вокруг дерева креста. Она вползла в тело распятого и появилась вновь, преображенная, из его рта. Она стала белой. Она обвилась вокруг головы мертвого, как диадема, и свет блистал над его головой, и солнце восходило, сияя, на востоке. Я стоял и смотрел и был в смятении, и великий груз отяжелил мою душу. Но белая птица, сидевшая на моем плече, говорила мне:[194] «Пусть идет дождь, пусть дует ветер, пусть воды текут и горит огонь. Пусть каждая вещь имеет свое развитие, пусть пребудет становление».

2. Воистину, путь ведет через распятого, то есть сквозь него, для кого было немаловажно прожить свою жизнь и который, таким образом, был вознесен к великолепию. Он не просто учил известному и стоящему знанию, он жил им. Неясно, какое нужно смирение для того, чтобы принять на себя проживание своей собственной жизни. Омерзение того, кто хочет войти в свою жизнь, трудно измерить. Отвращение овладевает им. Его тошнит. У него болят внутренности, а разум тонет в усталости. Он бы придумал любой трюк, чтобы избавиться от этого, ибо ничто не сравнить с муками на собственном пути. Он кажется невозможно трудным, столь трудным, что практически все кажется предпочтительнее этой пытки. Немногие предпочтут даже любить людей за страх к самим себе. Я тоже думаю, что некоторые совершат преступление, чтобы выбрать раздор с собой. Потому я цепляюсь за все, что препятствует моему пути к самому себе.

3.[195] Тот, кто идет к себе, спускается вниз. Душераздирающие и абсурдные формы предстали перед величайшим пророком, пришедшим до этого времени, и это были формы его собственной сути. Он не принял их, но изгнал их перед другими. В конечном счете, однако, ему пришлось отметить Тайную Вечерю со своей собственной нищетой и принять эти формы своей сути из сострадания, которое и есть то принятие низшего в нас.[196] Но это разъярило могучего льва, которые преследовал заблудших и вернул их ко тьме глубин.[197] И как все, обладающие силой, тот, с великим именем, желал извергнуться из лона гор, подобно солнцу.[198] Но что случилось с ним? Его путь проходил перед распятым, и он начал яриться. Он разъярился перед людьми насмешки и боли, ибо сила его сущности заставляла его следовать именно тем путем, которым Христос прошел перед нами. Но он громко провозглашал свою силу и величие. Никто не кричит громче о своей силе и величии, нежели тот, у кого земля исчезает из-под ног. Наконец, низшее в нем добралось до него, его неспособность, и это распяло его дух, так что, как он предсказывал, его душа умерла прежде тела.[199]

4. Никто не возносится над собой, не обратив свое опаснейшее оружие против себя же. Тот, кто хочет подняться над собой, должен спускаться вниз и поднимать себя на себя же и волочить себя к месту распятия. Но то, что должно случиться с человеком, прежде, чем он осознает тот внешний видимый успех, что он может ухватить руками, сбивает его с пути. Какое страдание должно прийти к человечеству, пока человек не оставит удовлетворение его стремления к власти над своим ближним и вечного желания, чтобы другие были такими же. Сколько крови прольется, пока человек откроет свои глаза и увидит путь к своей дороге как врага, и осознает свой настоящий успех. Ты должен уметь жить с самим собой, но не за счет ближнего. Стадное животное не паразитирует и не вредит своему брату. Человек, ты даже забыл, что ты тоже животное. Ты, кажется, все еще веришь, что где-то там жизнь лучше. Горе тебе, если ближний думает так же. Но будь уверен, что он думает. Кто-то должен прекратить быть ребенком.

5. Твоя жажда удовлетворяется в тебе. Тебе не предложить Богу более драгоценной жертвенной пищи, нежели себя самого. Да поглотит тебя твоя жадность, ибо это утомляет и успокаивает ее, и ты будешь хорошо спать и считать солнце каждого дня даром. Если ты пожираешь другие вещи и других людей, твоя жадность остается вечно неудовлетворенной, ибо она жаждет большего, самого ценного — она жаждет тебя. Так ты вынуждаешь свое желание принять твой собственный путь. Ты можешь просить других, если тебе нужна помощь или совет. Но ты не должен ни у кого требовать, ни желая, ни ожидая ничего ни от кого, кроме себя самого. Ибо твоя тяга удовлетворится только в тебе. Ты боишься разжечь собственный огонь. Пусть ничто не помешает тебе сделать это, ни чья-то симпатия, ни твоя более опасная симпатия к самому себе. Ведь ты должен жить и умереть с собой.

6. Когда пламя твоей жадности пожрет тебя, и ничего от тебя не останется, кроме пепла, ничто в тебе не было устойчивым. Но пламя, которым ты себя поглотил, многое осветило. Но если ты бежишь от своего огня в страхе, ты опаляешь ближнего, и пылающее мучение твоей жадности не может угаснуть, раз ты не желаешь себя.

7. Рот произносит слово, знак и символ. Если слово — это знак, оно ничего не означает. Но если слово — символ, оно значит все.[200] Когда путь достигает смерти, и мы окружены гниением и ужасом, путь восходит во тьму и оставляет рот как спасительный символ, слово. Он ведет солнце в высотах, ибо в символе освобождение связанной человеческой силы, борющейся с тьмой. Наша свобода лежит не снаружи, а внутри нас. Можно быть связанным снаружи, но оставаться свободным внутри, ибо внутренние цепи сожжены. Конечно, можно обрести внешнюю свободу через могучие действия, но создать внутреннюю свободу можно только через символ.

8. Символ — это слово, что исходит изо рта, которое не просто произносится, а возносится из глубин самости как слово силы и великой нужды и неожиданно оказывается на языке. Это поразительное и, возможно, кажущееся иррациональным слово, но его признают символом, ибо оно чуждо сознательному разуму. Если человек принимает символ, как будто раскрывается дверь, ведущая в новую комнату, о существовании которой раньше и не подозревали. Но если символ не принимают, как будто беззаботно проходят мимо этой двери, и поскольку это была единственная дверь, ведущая во внутренние чертоги, придется снова выйти на улицы, обратившись ко всему внешнему. Но душа испытывает великую нужду, ибо внешняя свобода ей без пользы. Спасение — это долгая дорога, ведущая сквозь много врат. Эти врата — символы. Каждые новые врата поначалу невидимы; действительно, поначалу кажется, что их нужно создать, ибо они существуют только если выкопать весенний корень, символ.

вернуться

191

Отдельное примечение Юнга в каллиграфическом томе: «25 февраля 1923 г. Трансформация черной магии в белую».

вернуться

192

27 января 1914 г.

вернуться

193

«Черновик» продолжает: «змею моего пути» (стр. 460).

вернуться

194

В «Черной Книге 4» это сказано его душой. В этой главе и в «Рассмотрениях» мы обнаруживаем, что некоторые высказвания «Черных Книг», приписанные душе, теперь переданы другим персонажам. Это текстуальное изменение отмечает важный психологический процесс дифференциации персонажей, отделение их друг от друга, разотождествление с ними. Юнг обсуждал этот процесс в целом в 1928 г., в «Отношениях между я и бессознательным», гл. 7: «Техника различения между я и фигурами бессознательного» (CW 7). В «Черной Книге 6» душа объясняет Юнгу в 1916 г.: «Если я не объединена соединением Верха и Низа, я распадаюсь на три части: змею, и в этой форме или в форме какого-то другого животного я скитаюсь, проживая природу демонически, пробуждая страх и стремление. Человеческую душу, вечно живущую в тебе. Небесную душу, как таковую обитающую с Богами, вдали от тебя и неведомую тебе, появляющуюся в форме птицы» (Приложение C). Текстуальные правки, которые Юнг делал между душой, змеей и птицей из «Черных Книг» в этой главе и в «Рассмотрениях» могут рассматриваться как подтверждение и дифференциацию тройственной природы души. Идея Юнга о единстве и множественности души напоминает идеи Экхарта. В 52 проповеди Экхарт писал: «Душа с ее высшими силами касается вечности, которая есть Бог, тогда как ее низшие силы находятся в соприкосновении со временем, делая ее субъектом изменения и склонной к телесным вещам, которые развращают ее». В 85 проповеди он писал: «Три вещи мешают душе соединиться с Богом. Первая — это то, что она слишком распылена и не едина; ибо когда душа обращена к творениям, она не едина. Вторая — когда она вовлечена во временные вещи. Третья — когда она обращена к телу, ибо тогда она не может соединиться с Богом».

вернуться

195

«Черновик» продолжает: ««Почему», — спросишь ты, — «человек не хочет приближаться к себе?» Яростный пророк, предшествовавший этому времени, написал об этом книгу и украсил ее гордым названием. Это книга о том, как и почему человек не хочет придти к себе» (стр. 461). Здесь ссылка на «Так говорил Заратустра» Ницше.

вернуться

196

См. «Тайная Вечеря», «Так говорил Заратустра».

вернуться

197

В последней главе «Так говорил Заратустра», «Знамение», когда высшие люди приходят к Заратустре в его пещеру, «лев грозно навострил уши и, отвернувшись сразу от Заратустры, с диким ревом прыгнул к пещере». В 1926 г. Юнг записал: «Рев льва Заратустры изгнал всех «высших» людей, требовавших переживания, обратно в каверны бессознательного. Потому его жизнь не убеждает нас в его учении» («Бессознательное в нормальной и болезненной психической жизни», CW 7, § 37).

вернуться

198

Ницше заканчивает «Заратустру» такими строками: «Так говорил Заратустра и покинул пещеру свою, сияющий и сильный, как утреннее солнце, подымающееся из-за темных гор».

вернуться

199

В прологе Заратустры канатный плясун падает с веревки. Заратустра говорит израненному канатному плясуну: «Твоя душа умрет даже прежде тела: потому не бойся больше ничего!» (подчеркнуто в копии Юнга). В 1926 г. Юнг утверждал, что это было предсказанием судьбы самого Ницше («Бессознательное в нормальной и болезненной психической жизни», CW 7, § 36–44)..

вернуться

200

Об отличиях между знаком и символом у Юнг см. «Психологические типы» (1921 г.).