Даже в порядке вежливости она не спросила, где и как устроилась гостья, это было заботой резидентуры. Но немедленно отправила Молотову шифровку: «Прошу отозвать из Стокгольма сотрудницу соседей [вошедшее в обиход дипломатов наименование советских шпионских служб], так как в данной обстановке деятельность советской разведки в Швеции может привести к осложнениям». Ответ не замедлил: «Сотрудница выполняет задание своего руководства и отозвана быть не может. Окажите ей всю возможную и необходимую помощь».

— Выполняйте свою миссию, — сухо сказала Зое Ивановне, когда та явилась к ней снова. Сесть ей она так и не предложила.

— Уже выполняю, — иронично ответила «сотрудница». — Надеюсь, мы подружимся с вами. Я ведь давняя ваша поклонница.

Мысль о том, чтобы использовать Коллонтай в качестве посредника-миротворца, пришла в голову Кремлю и финским руководителям почти одновременно. Не имеет значения, кому именно раньше. Важно, что — пришла. Ни та, ни другая сторона не имели в пределах своей досягаемости ни одной иной, столь же влиятельной, личности, которая в равной мере могла бы общаться с руководством обеих воюющих сторон.

Брат шведского короля, принц Евгений, талантливый, кстати, художник, лично попросил Коллонтай принять знаменитого артиста Карла Герхарда — популярнейшего эстрадного певца и директора музыкального театра. Никакой надобности в специальной рекомендации не было: Коллонтай и Герхард были очень хорошо знакомы, ни одна премьера его театра не обходилась без присутствия советского посла, а он, в свою очередь, блистал на всех приемах в советском полпредстве. Рекомендация принца означала: Герхард будет представлять не только себя самого.

Тем скромнее — на первый взгляд — и тем значительней по своим последствиям оказалась просьба артиста: пожаловать к нему на интимный ужин. Предложение о полнейшей конфиденциальности говорило о многом. В тот день, когда в Москве праздновали шестидесятилетие вождя народов, она запросила согласие на такую встречу. Положительный ответ пришел немедленно. Радость, однако, была омрачена телеграммой, текст которой чуть ли не каждый час передавали по радио: фюрер Адольф Гитлер горячо поздравлял своего великого друга Иосифа Сталина с юбилеем и желал ему всяческих успехов в проводимой им политике.

Назначенный ужин состоялся через несколько дней на вилле Герхарда в том же самом Сальтшебадене, куда так часто сбегала Коллонтай в поисках тишины и покоя. Поздним морозным вечером (температура упала до тридцати градусов) к ярко освещенной вилле подъехала дипломатическая машина советского полпредства с потушенными фарами. Коллонтай дожидались еще двое гостей: новый министр социального обеспечения (Коллонтай называет его министром внутренних дел) Меллер с женой.

— С Рождеством, госпожа Коллонтай, — приветствовал ее хозяин дома.

— С наступающим Новым годом, товарищ Александра, — многозначительно уточнил Меллер, — ведь мы, социалисты, не празднуем церковные даты.

Уже одно то, что в священный для шведов сочельник собрались за столом не члены семьи, а «деловые друзья», говорило о значимости предстоящей беседы. Реплика Меллера еще больше подчеркнула цель этой встречи. Уединившись после ужина в приготовленной заранее уютной комнате с зажженным камином, Меллер предложил Коллонтай посредничество шведов для мирного завершения трагического конфликта. Только что состоялось назначение финского министра иностранных дел Эркко послом в Стокгольме, и Меллер не скрывал, что главной целью этого акта были переговоры с товарищем Александрой. «В счет идут не дни, а часы», — заметил он.

Наступал ее звездный час — в ней снова была нужда, ей снова предстояло оказаться в центре событий, за которыми следил весь мир. Коллонтай знала, что роль посредника старается играть и германский посол в Хельсинки Блюхер, но почему-то была уверена, что Москва предпочтет шведов. Куда опаснее представлялся внезапный визит в Стокгольм двух загадочных личностей: все того же Бориса Ярцева и некоего Грауэра, которых Москва прислала в качестве «туристов» и которые самым интересным туристическим объектом шведской столицы сочли здание посольства Финляндии. Эркко догадывался и о значении миссии двух визитеров, и об их полномочиях, но предпочитал иметь дело все-таки с Коллонтай, веря в ее гибкость, а главное — в личное сочувствие. Но и Сталин с Молотовым тоже хорошо понимали ее разлад между сердцем и долгом, предпочитая жестких и дисциплинированных исполнителей международному авторитету, который Кремлю всегда представлялся скорее опасным, чем полезным.

Каково же было удивление Коллонтай, когда она узнала, что «сотрудница» Зоя Ивановна и «турист» Ярцев — муж и жена, выполняющие в этом регионе задания чрезвычайной важности. Об их полномочиях и о силах, стоявших за ними, говорило не только право вести переговоры на очень высоком уровне, предоставленное мужу, но и право не давать никакого отчета полпреду, предоставленное жене, которая уже тогда имела на Лубянке такое же воинское звание, как и ее муж; полковник. Коллонтай была обязана лишь «помогать», ни о чем не спрашивая, ни в чем не возражая и не делая никаких замечаний. В этом унизительном состоянии ей предстояло, однако, вести официальные переговоры, выводя из войны и агрессора, и его жертву.

Вслед за Ярцевыми в Стокгольм примчалась Хелла Вуолийоки. Еще со времен эмиграции она считала себя подругой Коллонтай, и та отвечала ей взаимностью. Не столько специальная миссия этой писательницы, втянутой в сложнейшие политические интриги, сколько то, как исполняла она свои поручения, побудило Коллонтай изменить свое отношение к ней. Нет никаких достоверных, тем более письменных, свидетельств о том, что она знала точное место Вуолийоки в кремлевских и лубянских списках. Но как умный и наблюдательный человек не могла не догадываться — хотя бы по ее поведению, хотя бы по делам, в которые та вторгается, — что это не просто «друг Советского Союза». А если и «друг», то не на «общественных» же началах. Более или менее полно о работе известной финской писательницы на советскую разведку Коллонтай доведется узнать лишь годы спустя. Пока что она просто приняла это как данность.

Внешне, разумеется, ничего не изменилось — советский полпред был так же приветлив со своей давней финской подругой и так же дружелюбно настроен по отношению к ней. Но демонстративная секретность, с которой Вуолийоки вела переговоры с Рыбкиным (Ярцевым) в советском полпредстве, где, по крайней мере формально, единоличным хозяином была Коллонтай, выводила ее из себя. Никого не спрашивая, Вуолийоки уединялась с Рыбкиным в никому не доступной комнате шифровальщика (то есть в помещении представителя НКВД) и вела переговоры, не ставя о них в известность формально уполномоченного Молотовым на переговоры полпреда. Эта двусмысленная ситуация приводила Коллонтай в ярость, но помешать тайным агентам она не могла, сознавая, чьим alter ego был «Ярцев» и чьим доверием (не только в Хельсинки, но и в Москве) пользовалась Вуолийоки.

Вот короткая запись об этом в ее дневнике. Запись примечательна тем, что при фрагментарной публикации дневника в официальной советской прессе (уже в эпоху горбачевской гласности) именно этот пассаж был исключен без всякой редакторской оговорки. Исключен, разумеется, лишь потому, что раскрывал подлинное место знаменитой финской писательницы в системе советских спецслужб: «Все больше совещаются за моей спиной Ярцев и Вуолийоки. Часами строчат донесения в Москву, а о чем, — не говорят. Она и Ярцев не доверяют искренности шведов. Тем более не доверяют мне. Не хотят понять, что Хансон кровно заинтересован в мирном разрешении конфликта. Обо мне нечего и говорить. Этого ни Ярцев, ни Грауэр понять не хотят. Зачем Таннер [новый министр иностранных дел Финляндии] прислал сюда Вуолийоки? Может быть, у нее есть поручения не только из Хельсинки? Мне она не помощь, а эти совещания за моей спиной в секретной части советского полпредства меня нервируют и злят».

Устранить Вуолийоки она не могла — на эту популярную романистку возлагали, похоже, большие надежды финские руководители. Но было ли им известно (догадывались ли хотя бы?), что точно так же надеются на нее в Москве? В чью пользу она все-таки играла? Быть может, сама убеждала себя, что действует в обоюдных интересах двух враждующих стран? Зачем тогда была нужна Коллонтай? Могли бы обо всем договориться в секретной части…