«За этой спокойной мордашкой скрывался крепкий орешек, — говаривала художник по костюмам. — Мне еще ни разу не доводилось работать с кем-либо, кто так бы тонко понимал, что от него требуется. И в то же время в ней было нечто по-детски непосредственное. Так ведут себя дети, попав в кондитерскую».
За долгие зимние месяцы, прошедшие в бесконечных съемках, Грейс пережила несколько неприятных моментов, и вот теперь ее ожидали перемены к лучшему. Свои предыдущие увлечения она преодолевала относительно легко, без каких-либо существенных отрицательных последствий, и теперь на юге Франции ей хотелось чего-то особенного. В то время, когда она была увлечена то Реем Милландом, то Уильямом Холденом, то Бингом Кросби, у нее всегда имелся еще один объект симпатий, который до поры до времени оставался на заднем плане. Этот кавалер уже давно оказывал ей знаки внимания, а она на протяжении всей зимы подшучивала над ним, и вот теперь настало время «разыграть спектакль». На «сцену» должен был выйти самый утонченный, самый изобретательный, самый веселый из кавалеров Грейс Келли — Олег Лойевски-Кассини.
Кассини впервые познакомился с Грейс в 1953 году, когда у той близился к концу странный роман с Жан-Пьером Омоном. Уединившись за дальним столиком, парочка наслаждалась ужином вдвоем в ресторанчике «Во д'Ор» на Восточной Шестьдесят шестой улице, когда к ним неожиданно подошел Кассини. Модельеру русско-итальянского происхождения было суждено прославить свое им несколько позже, в начале шестидесятых, когда он прогремел своими знаменитыми шляпками-таблетками, которые создавал специально для Джекки Кеннеди. Однако уже в пятидесятые годы он был известным кутюрье, пользовавшимся успехом в светских кругах Манхэттена. Кассини был знаком с Жан-Пьером Омоном и благодаря редкому совпадению, которому он, однако, придавал особое значение, только что вернулся из кинотеатра, где смотрел «Могамбо». Он был поражен красотой и элегантностью еще мало кому известной Грейс Келли.
— Я во что бы то ни стало должен с ней познакомиться, — заявил он своему приятелю, выходя из кинотеатра.
— Да ты в своем уме? — удивился тот. — С чего ты взял, что ей будет интересно с тобой знакомиться? Откуда ты знаешь, может, она уже в кого-то влюбилась?
«Что за банальные вопросы!» — писал позднее Кассини в своей автобиографии.
— Какая мне разница! — отмел он сомнения приятеля. — Клянусь, эта девушка будет моей!
Не далее чем через полчаса Кассини уже беседовал с Грейс, причем сразу же, что называется, взял быка за рога. «Я не стал говорить ей, что только что видел ее в «Могамбо», или же признаваться, что мне известно, кто она такая. Я чувствовал, что лобовая атака здесь была бы просто неуместна. Мне хотелось очаровать ее, сделать так, чтобы у нее обо мне сложилось приятное впечатление».
«В глубине души каждой женщины таится нежность, — говорит Джанкарло Джаннини в фильме «Семь красавиц». — Внешне она может показаться вам озлобленной, горькой, как кофе, когда вы плохо размешали в чашке сахар. Если вы хотите, чтобы ваши губы ощутили сладость, ее, как кофе, следует хорошо перемешать».
Олегу Кассини было не занимать умения размешивать сахар в кофе, и он с удовольствием предавался этому занятию. С того памятного вечера, когда Кассини впервые пожал руку Грейс в ресторанчике «Во д'Ор», он целиком посвятил себя ухаживанию в надежде завоевать ее сердце.
Вскоре ему стало ясно, что она была не из тех девчонок, которых достаточно пригласить на свидание. «Требовалась программа действий, романтичная, даже немного глупая, чтобы растопить ее внешнюю холодность». На следующее утро по распоряжению Кассини в «Манхэттен-Хаус» была доставлена дюжина алых роз, днем спустя — еще дюжина; и так — на протяжении десяти дней, причем к каждой вазе была прикреплена записка: «Любящий вас Садовник». Только тогда, когда квартира Грейс переполнилась цветами, Кассини отважился набрать номер ее телефона: «Говорит любящий вас Садовник».
«Возникла пауза, затем послышался легкий смех, и я понял, что одержал победу. Подобно Наполеону, я произнес: «Женщина, которая смеется, уже принадлежит вам».
Однако пока что победа ограничилась осторожным согласием Грейс на ланч. На их второе свидание она захватила с собой свою старшую сестру Пегги — уловка, на которую Кассини ответил тем, что уделял старшей сестре чуть больше внимания. Кассини считал себя генералиссимусом на полях любовных сражений, однако вскоре обнаружил, что имеет дело с не менее ловким и изобретательным противником. Не успел он во время их третьего свидания в танцевальном зале «Эль Морокко» поздравить самого себя, что держит в своих объятиях такую прекрасную, такую податливую женщину, как неожиданно Грейс улыбнулась себе под нос.
«Олег, меня для вас есть два небольших сюрприза, — сказала она, — во-первых, я уже влюблена в другого, а во-вторых, завтра я вылетаю в Калифорнию».
Поначалу Грейс отказалась признаться Кассини, кто же владеет ее сердцем, однако затем уступила и сделала несколько намеков: это актер-англичанин и он весьма недурен собой. «Его инициалы, — сказала она, — P.M.» На следующий день Грейс отбыла в Калифорнию.
P.M. — Рей Милланд (собственно говоря, не англичанин, а валлиец). Кассини это признание не слишком обеспокоило. Если Грейс действительно влюблена в этого человека, рассуждал модельер, она бы ни за что не соглашалась на свидания с ним, а они с Грейс уже встречались трижды. Правда, ухаживания на расстоянии трех тысяч миль представлялись довольно-таки проблематичными, и это обстоятельство побудило Кассини усилить свою кампанию. Изо дня в день он отправлял Грейс письма на Свитцер-авеню и регулярно названивал ей. Это были короткие, но, самое главное, веселые звонки (Олег считал аксиомой то, что дамы должны смеяться).
Олег Кассини был сыном русского дворянина-эмигранта, обосновавшегося в Италии, и его первым и самым счастливым воспоминанием стал образ рыжеволосой няни по имени Нина. В детстве, укладывая его спать, она любила нежно поглаживать его крохотный пенис. Продукт другой эпохи и культуры тотчас узрел бы в этом факте причины многих комплексов, нечто такое, в чем принято с горестным видом признаваться с телеэкрана. Однако для Кассини, совсем наоборот, это стало исходной точкой пожизненного увлечения прекрасным полом. Женщины явились для него не только источником удовольствий, но — как для дизайнера — также и средством к существованию, и ухаживать за ними, в некотором роде, стало неотъемлемой частью его натуры. «Я любил женщин, — писал он в своих ранних мемуарах. — Я любил, как они выглядят, любил их телодвижения… Я никогда не потеряю к ним интереса, я буду всегда угождать им».
Весной 1954 года Кассини вылетел в Калифорнию. Там его ждали дела, и он воспользовался этой поездкой как удобным предлогом продолжить свои ухаживания непосредственно на месте. У Грейс в ту пору были в самом разгаре съемки «Деревенской девчонки», и, как теперь уверяет Кассини, она не подавала ни малейших признаков того, что увлечена кем-либо из своих партнеров по фильму: Бингом Кросби или Уильямом Холденом. Грейс держала своего любезного кавалера на расстоянии. Как и раньше, она преподносила ему сюрпризы. Кассини обнаружил, что ему часто по вечерам некуда себя деть, и он воспользовался этой возможностью, чтобы сопровождать в «Сиро» таких знаменитостей, как Анита Экберг и Пьер Анджели, причем добился того, чтобы его присутствие было отмечено в светской хронике. Даже вечер, занятый незапланированным мероприятием, мог принести пользу в его долгосрочной кампании.
— Я тебя не понимаю, — сказала ему Грейс, после того как наткнулась на его имя в колонке голливудских сплетен.
— Все очень просто, — ответил Кассини.
— Ты занята. И, кажется, я для тебя мало что значу. Я люблю потанцевать, я должен заботиться о своей репутации.
Любовный роман в том виде, в каком его навязывал Грейс Кассини, скорее напоминал партию в шахматы или покер, нежели ухаживание в привычном смысле слова, и после шести месяцев поединка, Грейс обнаружила, что с удовольствием участвует в нем. Она отвергла предложение Кассини сопровождать ее в джунгли Колумбии, однако охотно отвечала на знаки его внимания, почти ежедневные письма и телефонные звонки. А накануне отъезда в Париж она послала ему открытку со следующими словами: «Кто любит меня, тот последует за мной». Дама решила вступить в ту же самую игру.