Изменить стиль страницы
Венком сомнений и надежд переплелось…

Она не выделяет слово «надежда», но мы слышим, что это надежда на возвращение того, что ушло, и понимаем благодаря одной лишь интонации в голосе — это ведь та самая девочка с «милого этажа» с окнами во двор. И как же по-девичьи смущенно звучат слова:

И счастья нет,
И счастье — ждет

(Оно — впереди!)

У наших старых, наших маленьких ворот.

В песенных сборниках обычно пишут текст припева после первого куплета, а дальше повторяют только слово «припев». А вот когда слушаешь эту песню в исполнении Кристалинской, понимаешь, что припев может быть разным (безликим он остается только на бумаге). Припев в этой песне и определил ее глубину.

У Островского и Ошанина эти «акварельные картинки» с помощью Иосифа Кобзона и Майи Кристалинской стали удивительной песенной живописью. Но отнюдь не жанровой. Старый московский двор, зажатый между Чистыми прудами и Садовым кольцом, был только его фоном.

А когда песня «Детство ушло вдаль» была издана, благодарный композитор на первом листе написал посвящение: «Майе Кристалинской».

…Спустя несколько лет, 18 сентября 1967 года, в Сочи от прободения язвы умирает Аркадий Ильич Островский. Уход из жизни этого человека, влюбленного в жизнь всем существом своим и своими песнями, был неожиданным и нелепым.

В Колонном зале —. концерт его памяти. Кристалинская выбирает песню, которую ей хочется спеть именно сегодня, — «Круги на воде». Это даже не песня, это — романс, и далеко не веселый. Стихи Инны Кашежевой сложны, философичны: «Круги на воде, круги на воде, я вспоминаю, что видела это, не помню когда, да и важно ли, где, в далеком когда-то, неведомом где-то…»

Майе казалось, что она не совсем понимает эту песню, она не очень «дошла» до нее, но спеть ее хотела и попросила Чермена Касаева помочь ей. Прямо на репетиции, в день концерта. Она попросила его сесть в первый ряд, чтобы видеть его. Чермен выполнил ее просьбу. Опытный редактор, блестяще проводивший с исполнителями записи, он по существу стал для Майи режиссером этой песни, давал ей советы, показывал нюансировку, динамику.

Вечером, на концерте с оркестром Юрия Силантьева (на репетиции Майя пела под фортепиано), Майя исполнила песню так, что на сцену вышел Тихон Хренников и расцеловал ее, сказав: «Как ты спела!..»

Глава четырнадцатая

«Нежность»

1

Одна глава из жизни Кристалинской могла быть опущена — у нас ведь издавна был незыблем стереотип: личная жизнь — не удел многих, а касается только очень узкого круга близких, выносить ее на всеобщее обозрение нельзя; это вот на Западе звезд и всяких знаменитостей выслеживают, прячутся под окнами, стараясь заглянуть в альков. Мы долгое время даже не знали, что, оказывается, есть такое слово — «папарацци». Фотографы, стреляющие в упор своими наглыми камерами, да и журналисты с блокнотами — те же папарацци. Но это же Запад, там все возможно. И о личной жизни звезд у нас принято было писать только в одном случае — если солнце их безмерного счастья не затмевали ни тучка, ни пятнышко.

Но эта скромность, которой противопоказаны дешевое любопытство и пойманная, как синяя птица, сенсация, по-своему уязвима. Интерес к заметной личности, к театральной или кинозвезде, а уж эстрадной — тем более, может загнать предмет обожания в такой террариум сплетен-скорпионов, что укусов ему не избежать.

Маленькая юмореска Григория Горина (это только по жанру юмореска, а по существу — весьма печальная шутка) в журнале «Юность» — «А правда ли?» — названа очень точно, с этих слов обычно начинаются сплетни вразлет:

«Нет, скажите, это правда, что Майя Кристалинская отравилась? Не знаете? Ну как же! Здесь мне на днях позвонили. Говорят так, так-то и так-то. Отравилась! Я разволновался, звоню одному, звоню другому — никто не в курсе. Волнуюсь еще больше, звоню в Мосэстраду. Там мне говорят: вранье. Но, знаете, как-то неуверенно говорят. Хриплым голосом. Меня это насторожило. Поднял всех знакомых на ноги, бросился по городу узнавать. К вечеру от всех знакомых только и слышно: отравилась! А тут как раз афиши висят. У Кристалинской сегодня концерт в театре эстрады. Лечу в театр. Смотрю, там толпа. Думал, на похороны, а это за билетами!.. Прорвался в театр, сажусь в зале, вижу: выходит на сцену Кристалинская. Живая!!! У меня отлегло от сердца… С концерта ушел. Чего же концерт слушать, когда ничего не случилось?!» («Юность», 1964, № 2).

А как отбивалась от подобных вопросов Валентина Ивановна Котелкина. На работе, в КБ, ее вдруг спросил один из сотрудников: «Слушай, скажи, говорят, Кристалинская умерла? Где ее похоронили?» Котелкина сорвалась: «В Кремлевской стене!» (Возможно, эти слухи ходили, подогреваемые разговорами о болезни Майи, которые просачивались с эстрадного закулисья в общественный транспорт и легкий застольный треп.) Говорят, человек долго живет, если его живого хоронят. Зная эту примету, Майя, когда до нее доходили эти сплетни, радостно улыбалась. Она верила приметам, была немного суеверной. Если уж здоровья нет, то, может, хоть приметы помогут…

Но слухи были и другого рода. И возникали они не на ровном месте, не отличаясь точностью в пересказе, кочевали из одних уст в другие; и наворот в таких случаях неизбежен, так же как в «испорченном телефоне». Ходили, например, слухи, что Кристалинская замешана в каком-то скандале в Доме журналистов, чуть ли не стала там персоной нон грата за дебош, который учинила, что у нее был муж, с которым она скандалила, а он был чрезмерно агрессивен. И что какой-то скандал, связанный с ней и ее мужем, был на телевидении, после чего вход на Шаболовку Кристалинской был заказан. Забегая вперед, отмечу, что действительно был заказан. Но не из-за скандала в студии, а совсем по другой причине. И — позднее. Но к этому мы еще вернемся.

После разрыва с Аркановым Майя, как и большинство молодых женщин ее возраста в таких случаях, была в растерянности, терялась от свалившейся на ее голову «перспективы» заново строить личную, а в лучшем случае — семейную жизнь. Не в ее характере было кокетство, она не из тех, кто игриво поглядывает на мужчин, ожидая быстрой реакции, кто охотно идет на флирт и ненасытен в развлечениях: а может, и подвернется кто. Короче, не из разряда тех представительниц слабого пола, которые ставят себе задачу любой ценой выйти замуж. У Майи были другие задачи, другие цели в жизни. Но в то же время по складу характера (несмотря на некоторую замкнутость) она была человеком увлекающимся — ведь не пошла же она «под венец» с Аркановым скуки ради.

Судя по ее дневниковому «сценарию», он был не бог весть каким красавцем, но Майя сумела разглядеть в нем нечто такое, что позволило ей в короткий срок принять решение и дать согласие на брак без тени сомнения. Очевидно, что она полюбила Арканова со всей пылкостью и романтичностью, свойственным молодым девушкам, мечтавшим о принце. Был у Майи и свой «комплекс», который ее сдерживал: человек скромный, незаносчивый, трезво оценивавший себя, она не относила себя к красавицам, забывая, что женщину больше красит не линия носа или разрез глаз, не тонкость талии или длина ног, а обаяние, которого, без сомнения, в Майе было предостаточно. Ведь стоило ей только улыбнуться, как ямочки на ее щеках привлекали больше, чем изысканный макияж иной дивы. Ей не раз предлагали помочь пробиться на телевидение в эпоху ее бурного начала в «Добром утре», но она категорически отказывалась, считая, что внешность ее невыигрышна для телевидения. И только случай помог ей сняться в той злосчастной передаче, которая ее же и надолго отодвинула от Шаболовки. Но потом, преодолев себя и поняв, что опасения ее напрасны, Майя Кристалинская на ТВ шестидесятых годов стала участницей многих «Огоньков», концертных программ, передач, которые вели ее друзья по «Доброму утру», «С днем рождения» и «Будьте счастливы» Дима Иванов и Володя Трифонов.