Петров пожал плечами.

—   Если там есть камера наблюдения, то, возможно, имеется видеозапись того, что произошло в кабинете...

—   Слушай, Юра, — поинтересовался Петров, — но ты же и в самом деле освободил этого киллера из Чечни, да?

—   Да, в том то и беда, что я клюнул на их удочку.

—  А кто они и из какой группировки? В каком селе держали заложников?

—   Трудно сказать, — развел руками Терпухин, — этот якобы Хорхоев оказался не слишком разговорчи­вым типом.

—   Я следил за всеми этими событиями, — сказал Петров, — много раз вице-премьер правительства Че­ченской республики Ичкерии Мовлади Удугов утверж­дал, что располагает информацией, где находится сын Хорхоева. Кстати, в свое время, когда искали журна­листов и представитель службы безопасности Дагеста­на Толбоев встречался с ними, то ему показали сына Хорхоева.

—   И сколько они просили за него?

—   Да что-то около трех миллионов. В долларах, ра­зумеется... Но таких денег у клана Хорхоева не было. Даже Завгаев не располагал такой суммой.

—   Боюсь, что этот Толбоев ничего не видел, — ска­зал Терпухин, — просто он подыграл Удугову. Ведь Толбоев совершил поездку без согласования с россий­скими органами...

—            Юра, я знаю, как они освобождают этих залож­ников: прочесывают всю территорию республики квад­рат за квадратом. Кого найдут, выплачивают полевым командирам определенную сумму, скажем, тысячу долларов за заложника или военнопленного. А потом перепродают тем ребяткам, кто конкретно занимается работорговлей.

—   Работорговлей? — вскричал изумленный Тер­пухин.

—  Да, в Чечне работорговля процветает, — ответил Петров, — по оперативным данным, боевиками до сих пор удерживаются около тысячи военнопленных. Это живая валюта. Сама служба безопасности Чечни ут­верждает, что у нее нет недостатка в информации, кто, где у кого находится, но это бизнес... Даже сейчас пой­мают солдатика — заметь, всегда почему-то стремятся москвича взять — и тащат в горы. Как в старину. Ме­сяц продержат, а потом родителям приходит междуна­родная телеграмма — продавайте, дорогие, квартиру и гоните монету...

—   Так что, неужели Аслан Масхадов в самом деле не контролирует ситуацию в республике? — задал во­прос Терпухин.

—   Думаю, что да, хотя время от времени на чечено- ингушской и чечено-дагестанской границах вспыхива­ют перестрелки, захватываются заложники из числа местного населения — в этих и других случаях прави­тельственные службы Чечни возлагали вину на непод­контрольные вооруженные формирования.

—   А интересно, если рассмотреть карту Чечни, ка­кова расстановка политических и военных сил в этой республике? Скорее всего, мне придется там несколько месяцев отсиживаться. Иначе меня здесь быстро до­станут.

—   Я собрал кое-какие данные, — сказал Петров, — и оказалось, что в республике существует четыре ре­альные силы, которые могут влиять на положение дел. Во-первых, вооруженные формирования самого прави­тельства, то есть подчиненные Аслану Масхадову по­левые командиры. В их составе подразделения МВД, Национальная служба безопасности, пограничники и таможенники, а также регулярные отряды обороны, которые сидят в казармах. Численность правительст­венных вооруженных сил, которые дислоцируются практически по всей территории, не превышает трех- пяти тысяч человек.

—   А к числу проправительственных формирований относятся полевые командиры Шамиля Басаева? — по­интересовался Терпухин.

—   Да, вся эта болтовня о разногласиях Шамиля Ба­саева с руководством Чечни существовала до тех пор, пока он не получил министерский портфель. А потом ему захотелось заняться бизнесом. Он сумел восстано­вить дисциплину и порядок во всех вооруженных структурах. Ему подчиняются все, в том числе Радуев и, если ты помнишь, небезызвестный Хоттаб. Вторая немногочисленная, но очень хорошо вооруженная груп­па поддерживает бывшего президента Зелимхана Ян­дарбиева. Так уж случилось, что она настроена наибо­лее антироссийски. Они считают, что Масхадов может продаться Москве, поэтому всячески подогревают ан­тироссийские настроения среди населения. Так что на­иболее вероятно, что убийство Хорхоева замышлялось именно среди этой части чеченцев.

—   Где они дислоцируются? — спросил Терпухин.

—   Их базы находятся главным образом в районе сел Старые Атаги и Орехово.

—   Ну, а кто еще там есть?

—   Третья сила — так называемые «индейцы». Это небольшие полностью автономные отряды, не признаю­щие никакой власти, кроме своего командира. Поведе­ние их непредсказуемо, и обычно они выполняют роль козла отпущения. Именно на них правительство всегда перекладывает ответственность за разного рода прово­кации. Четвертая же сила не желает мириться с ны­нешними властями. Это остатки лабазановской оппози­ции. Их осталось не более трехсот-пятисот человек.

Они базируются в Аргуне, Толстом-Юрте и некоторых населенных пунктах Надтеречного района. И, разуме­ется, в нашем городе... Думаю, лабазановцам никак не выгодно убийство Хорхоева...

—   Значит, — задумчиво произнес Терпухин, — я должен настраивать себя на людей Яндарбиева. Вот попался, так попался...

—   Сейчас, дорогой, мы все попались. Мы стали за­ложниками ситуации. Той, которая сложилась в Моск­ве. Все грабят, берут взятки. Если у нас, в провинции, где городишки маленькие, кто-то из администрации встретится с местным бандитом, сразу и УВД, и жите­лям все становится известно. А в первопрестольной спрятаться можно. Если взять, к примеру, и проверить бюро пропусков Кремля, сколько людей с криминаль­ным прошлым и настоящим наведываются во властные структуры!.. Если бы ты знал!

—   Взяли бы да и проверили. Или кишка тонка?

—   Да такое выяснится, что хоть всю Думу са­жай, — ответил Петров. — Кроме, конечно, Зюганова и других левых.

Так что не затрагивай ты запретную тему. Об этом не только не говорят, даже думать боятся...

Терпухин насупился и молчал, поглощенный тяже­лыми раздумьями о будущем.

—   Пока вы, молодые, не очистите все наверху, очи­стить рынки Ростова, Пятигорска и Ставрополя от бан­дитов будет тяжело. Я уже не говорю, чтобы как-то Чечню вернуть на круги своя. Вот, к примеру, — про­должал свой монолог Петров, — знаешь, как наш мэр установил полный контроль над органами охраны пра­вопорядка?

—   Ну и как же?

—   Ходят слухи, — Петров поднял палец вверх, — повторяю, только слухи, что он собирал прокуроров и вежливо сказал им, что они находятся на своем рабо­чем месте только до тех пор, пока подписывают санк­ции на арест бандитов. Как только они перестанут это делать, с ними распрощаются.

—   Понятное дело, сторожевая собака должна ла­ять, — Терпухин поднялся. — Я пойду.

—   Подожди, на улице светло, тебя сразу же заме­тут. Рассказывают также, — продолжил Петров, — что и судьи, при всей их независимости и несменяемо­сти, тоже трепещут перед нашим мэром, и не было случая, чтобы арестованного бандюгу отпускали под залог.

—   О, эти методы попахивают волюнтаризмом, — сказал Терпухин.

—   Зато плоды такой деятельности налицо. Банди­тов в городе задушили. За один только год разгромили шесть преступных сообществ и привлекли к уголовной ответственности с добрый десяток так называемых во­ров в законе, остальные резко притихли. А раз уж во­рам в законе в городе закрепиться не дали, то простым хулиганам и подавно развернуться негде.

Терпухин вынул из кармана пистолет и повертел его в руках, не зная, что с ним делать.

—   Отдай его мне, — сказал Петров. — Я дам тебе другой. На всякий случай.

—  А не сдашь меня? Ведь именно из этого оружия убили Хорхоева.

—   Не сдам. Хотя бы потому, что я потомственный казак. Знаешь, когда произошла эта перестройка и нам разрешили считать себя казаками, то мы пошли лож­ным путем...

—   Что ты имеешь в виду?

—   Когда все остальные делили имущество, мы де­лили погоны и кресла. Теперь к имуществу нас уже никто не подпускает, поэтому мы нищие. Но с этим ми­риться нельзя. Мы должны взять свое, принадлежа­щее нам по праву родства. Да, мы поддержали Ельци­на, когда он ввел войска в Чечню, но теперь поняли, что это ошибка. Я, как войсковой старшина...