Кучино. 6-ое февраля. <19>29 г.Простите, что не тотчас ответил Вам: в дни получения письма был сверхмерно погружен в корректуру двух книг (стихов и «Ритма, как диалектики»), которые надеюсь в скором времени Вам преподнести[1152]. Спасибо Вам за книгу, которую с интересом читаю и с которой во многом весьма согласен (например, — в позиции по отношению к формализму)[1153]. Разумеется, кое с чем не согласен, — например: в точке Вашего касания к символизму (но ведь эта тема — побочная). Для меня символизм в разрезе мировоззрения никогда не мог быть «мистикой» по прямому проводу[1154]; я всегда был: имманентистом и все проблемы трансцендентности отрицал; и потому, когда говорят о «мистике» символизма, для меня все это — «так, да не так»; эмблематика смысла в центральной оси — учение о мировоззрениях, мировоззрениях в диалектике методов, мировоззрение строющих: мировоззрение о мировоззрениях; и стало быть: какая же мистика? Это и Воронский понял, что не в мистике удар моего символизма, а в э-м-б-л-е-м-а-т-и-к-е… т. е. м-е-т-о-д-о-л-о-г-и-и[1155]. За Блока и иных — не ручаюсь; Блок мало что понимал в гносеологич<еских> проблемах; а я, естественник, поклонник Ньютона и Дарвина, если и был «мистиком», то вовсе не в том упрощенном стиле, в каком теперь принято говорить; иначе, как бы я мог написать статью «Против мистики» (см. «Труды и Дни», № 2. 1912 год)[1156]. Разумеется, тональности Ваших слов о символизме я не могу принять[1157], но это — не важно; Ваша книга — живая, нужная, интересная, полезная; и — спасибо Вам за нее.
Вчера сел за «На рубеже двух столетий». Трудно определить размер[1158]; если я скажу «15» печатных листов, — считайте от 14-ти до 16-ти, 17-ти. Постараюсь, чтобы было 15 (40 000 букв лист). Работа меня и интересует, и увлекает.
Из «последних» стихотворений посылаю несколько[1159]; они условно «последние»; все это время занимался между прочим и радикальной правкой «Зол<ота> в Лазури», т. е. возвращением «З<олота> в Л<азури>» к исконному в юности мне слышимому интонационному жесту, который в «З<олоте> в Л<азури>» вовсе не выявлен; «З<олото> в Л<азури>» пелось в душе, а в строчках стабилизировалось не «Золото в Лазури», а — «Глина в глазури»; в разглазуривании «лазури» в воздух и разглинивании статики образов, в выявлении того моего «З<олота> в Л<азури>», а не этого книжного — моя теперешняя «игра» между делом[1160]. Стихов я не пишу в собственном смысле, ибо в теме «Эпопеи», как искомой синтетической формы будущего, и стихи и худ<ожественная> проза для меня — «эпопея». В октябре я написал 1-ую часть 2-го тома «Москвы»; она — столько же «стихи», сколь и «стихи»[1161]. Вся лирика моя — там, и потому я — «не поэт» в академическом смысле.
Все же — кое-что посылаю, но именно: все посылаемое (и многое другое) — безделушечки по отношению к «ритмам» написанного отрывка 2-го т<ома> «Москвы»[1162].
Еще раз спасибо Вам за любезность, с которой Вы приветили мое «На рубеже».
Остаюсь искренне уважающий и преданный
Кучино. <19>29 года. 23-го апр<еля>.Извиняюсь, что так долго не писал Вам; и немного конфужусь за содержание моего письма; дело в том, что с катастрофической быстротою из-под пера, так сказать, и без всякого моего участья (ибо сижу в Кучине, нигде не бываю, ни с кем не вижусь) — моя книга «На рубеже двух столетий» получила огласку; прочел из нее одному приятелю кусочек; он в Москве рассказал; и сразу два предложения: — из «Красной Нови» печатать отрывки из книги[1164]; и из «Зифа» предложение книгу издать в нем («Земля и Фабрика» и вне этого просила меня дать что-либо); далее события с книгой развернулись так: в Москве печатался ремингтон с рукописи в нескольких экземплярах; один экземпляр попал в «Зиф», с ним быстро ознакомились, и книга оказалась принятой и прошедшей чрез редакц<ионную> коллегию — единогласно; не я ее устроил, а судьбой самой почти вне меня она устроилась; мне объяснили, что «Ленгиз» и «Зиф» — секторы «Гиза»; да и мне, признаться, несравненно удобнее, живя в Москве, сноситься при печатании с Москвою же; и с И. И. Ионовым я лично знаком; и «проводить» книгу нечего, ибо она быстрейше и без волокит «провелась» уже[1165].
Кроме того: опыт сношения с «Ленгизом» в прошлом показал все неудобство москвичу иметь дело с сим «высоким» учреждением; в 24-ом году они издавали мою брошюру «Одна из обителей царства теней»; выпустили, не известили; в московских магазинах брошюры не мог найти; только в 26-ом году получил авт<орские> экземпляры, когда сам явился в Ленинград. Второй случай: моя драма «Гибель сенатора» в 24-м же году была «Ленгизом» принята. И — легла где-то в складах; в 26<-м> году, когда я осведомился, как же с драмой, мне ее вынес важного вида молодой человек; снисходительно ее обнюхивая, говорил, что, вероятно, «не пойдет», а может, и пойдет; рукописи не отдал; я и забыл о ней; вдруг в конце 28<-го> года получаю рукопись с торжественною печатью: «Не принята»[1166].
Так что у меня сложилось впечатление на основании опыта, что то, что в сем учреждении принимают в 24<-м> году, то в 26<-м> обсуждается, а в 28<-м> отклоняется; и я, пишучи на одном словесном принципиальном «неотвержении», весьма боялся: пошлешь рукопись в 23 печ. листа (в 3-х экземплярах, это чуть ли не пуд!); и будет она эдак приниматься в 29–30<-м> году, лежать в 32<-м> и отклоняться в 33<-м>. А тут все решилось единым махом, без волокиты, без «входящих» и «исходящих».
Судьба, дорогой Павел Николаевич, — не сетуйте; главное удобство сношения: «Зиф» уже сговорился с Раскольниковым о праве печатания в журнале[1167] и т. д. Не думайте, что я устраивал книгу с нарочною целью миновать «Ленгиз», хотя и побаивался его. Кроме того: Ионова знаю с 21-го года, имел с ним дела[1168]; это тоже одно из удобств для автора печатаемой книги[1169].
Простите: до сей поры не вышла диалектика ритма[1170]; и я послезавтра еду в Армению; книга же выйдет без меня; и авторские экземпляры будут в Москве; как только вернусь из Армении, пришлю Вам книгу с надписью (не приобретайте ее!). И еще раз Вам спасибо за сердечную и добрую память обо мне. Остаюсь искренне расположенный и уважающий Вас,
1152
Речь идет о книгах Белого «Пепел» (2-е, переработанное издание) и «Ритм как диалектика и „Медный всадник“».
1153
Имеется в виду книга: Медведев П. Н. Формальный метод в литературоведении. Критическое введение в социологическую поэтику. Л.: Прибой, 1928. В этой работе был предпринят подробный аналитический разбор и дана критическая оценка воззрений и метода формальной школы.
1154
Вопрос о символизме затронут во 2-й части книги — «К истории формального метода». В ней признается заслуга символизма, осознавшего «самоценность и конструктивность слова в поэзии», и в то же время указывается на методологические изъяны символизма как направления, «выражавшего узкогрупповые идеологические интересы»: «На почве символизма и появились впервые литературоведческие работы, подходившие к поэтическому искусству по существу, пусть и искаженные ложными идеологическими воззрениями. „Символизм“ А. Белого, некоторые статьи В. Иванова, теоретические работы B. Брюсова бесспорно занимают в истории русского литературоведения значительное место» (Медведев П. Н. Формальный метод в литературоведении. С. 82).
1155
Подразумевается статья «Мраморный гром» видного советского литературного критика 1920-х гг. Александра Константиновича Воронского (1884–1937), посвященная творчеству Андрея Белого; анализ эстетического мировоззрения писателя проводится в основном в 3-м разделе этой статьи. Вывод, который делает здесь Белый из критических построений Воронского, достаточно произволен; ср.: Воронский А. Искусство видеть мир. Сб. статей. М., 1928. C. 128–142. Позднее П. Н. Медведев писал о подобных попытках Белого в новом ракурсе представить свои идейно-эстетические воззрения: «Он всячески старается быть позитивным, логичным, исходить как будто бы только из непосредственных данных своего творческого опыта. Все время, оглядываясь на тех, кто „его осмеивает как глупо и пусто верещащий телеграфный столб“, А. Белый сердито спрашивает: „Кажется, ясно? Мистики никакой тут нет“. Увы, „мистики“ в его утверждениях более чем достаточно, но действительно корень ее вполне ясен: это — не непосредственные данные творческого опыта, а примышленные идеалистические теории, под которые искусственно подгоняется конкретный творческий опыт» (Медведев П. В лаборатории писателя. Л., 1933. С. 204–205).
1156
Имеется в виду статья Андрея Белого «Нечто о мистике». В примечании к ней Белый уточнял, что он отвергает мистику именно в «упрощенном» понимании: «Автор спешит оговориться: все нападки его на мистику не касаются той подлинной мистики, которая с религией неразрывна; автор здесь разумеет ту „мистику“ (в кавычках), о которой в настоящее время так много говорят, то есть он разумеет, во-первых, теоретические разглагольствования о мистике, во-вторых, он касается мистической практики, не одушевленной подлинной верой» (Труды и Дни. 1912. № 2. С. 46).
1157
В ответном письме от 7 марта 1929 г. Медведев уточнял свои воззрения:
«Что касается проблемы символизма, то поставить ее во всем объеме в этой книге было, как Вы сами понимаете, невозможно. Она — только задета крылом, затронута мимолетно и мимоходом. Отсюда, вероятно, и неудовлетворившая Вас „тональность“.
Лично я различаю в символизме три основные струи или — если угодно — доминанты: гносеологически-онтологическую (А. Белый — Эмблематика смысла), мистическую (Ал. Блок) и историко-культурную (В. Иванов). Многое, если не все биографическое, напр<имер>, Ваши взаимоотношения с Блоком, я склонен трактовать из столкновения и внутренней диалектики этих тенденций. Короче говоря, для меня символизм — сложный узел и, конечно, не только мистика, хотя бы и не в вульгарном понимании ее.
Когда-нибудь обо всем этом, вероятно, напишу. Думаю, что сделаю это в книге по новейшей русской литературе, к<о>т<орую> обдумываю и готовлю исподволь».
1158
Медведев спрашивал Белого в письме от 28 января: «…сколько листов будет в книге? Мне это нужно было бы знать для предварительного проведения ее по нашим планам».
1159
Белый выслал рукописи своих стихотворений в ответ на просьбу Медведева в письме от 28 января: «…не пришлете ли что-либо из Ваших последних стихотворений. Мне они очень были бы нужны для курса новейшей русской литературы, к<о>т<орый> я читаю в Педагогич<еском> институте им. Герцена».
1160
Неудовлетворенный первой книгой своих стихов «Золото в лазури» (1904), Белый неоднократно принимался за ее переработку (впервые — в 1914 г.; см.: Бугаева К., Петровский А., <Пинес Д.>. Литературное наследство Андрея Белого // Литературное наследство. М., 1937. Т. 27/28. С. 583–584). Переработанные (иногда до неузнаваемости) стихотворения из «Золота в лазури» составили основное содержание книги Белого «Зовы времен», подготовленной в 1931 г. и впервые в полном объеме опубликованной Джоном Малмстадом во 2-м томе «Стихотворений» Андрея Белого (München: Wilhelm Fink Verlag, 1982. С. 143–351). См.: Белый Андрей. Стихотворения и поэмы. СПб.; М., 2006. Т. 2. С. 165–394 («Новая Библиотека поэта»).
1161
Белый имеет в виду метрическую организованность текста романа под трехсложный стихотворный размер.
1162
Медведев писал в ответ (7 марта 1929 г.): «…сердечно благодарю Вас за стихи. В них для меня много нового. Простите за откровенность, но больше всего меня захватило „Не лепет лоз…“, первая строфа — в особенности. Не берусь судить — за недостатком материала, — насколько удается Вам разглиниванье золота и разглазуривание лазури. Если я не ошибаюсь, то оба контекста имеют свою ценность: я бы печатал их параллельно. Благодарю Вас за то, что присылкой стихов Вы заставили меня еще раз пересмотреть некоторые Ваши книги». Упоминается стихотворение «Сестре» («Не лепет лоз, не плеск воды печальный…», 1926); см.: Белый Андрей. Стихотворения и поэмы. Т. 2. С. 183–184.
1163
Письмо было написано до получения письма Медведева от 22 апреля 1929 г., в котором выражалось беспокойство в связи с отсутствием рукописи «На рубеже двух столетий» и сообщалось, что в издательстве «все подготовлено к изданию „На рубеже“ — вплоть до согласования этого вопроса с московским Гизом».
1164
В журнале «Красная новь» отрывки из воспоминаний «На рубеже двух столетий» не появились, хотя и были подготовлены к печати; 11 июня 1929 г. П. Н. Зайцев сообщал Белому: «„Кр<асная> Новь“ сдала 1 отрывок уже в набор в июльскую книжку. Другой пойдет в августе» (Минувшее. Исторический альманах. М.; СПб., 1993. Вып. 14. С. 469 / Публикация Дж. Мальмстада).
1165
Книга «На рубеже двух столетий» (законченная Белым в апреле 1929 г.) была выпущена в свет в начале января 1930 г. московским акционерным кооперативным издательством «Земля и фабрика» («ЗиФ»). Илья Ионович Ионов (наст. фам. Бернштейн; 1887–1942) — поэт, партийный и издательский работник, заведовал «ЗиФом» в 1928–1929 гг.
1166
Среди писем Медведева к Белому сохранился экземпляр договора с Ленинградским отделением Госиздата на издание драматической повести «Гибель сенатора» (объемом 8 печ. л.), заключенного 4 декабря 1924 г. и подписанного О. М. Бескиным (за председателя правления Ленинградского отделения Госиздата) и Б. А. Пильняком (за автора) (РГАЛИ. Ф. 53. Оп. 1. Ед. хр. 222. Л. 11). Драма Белого «Гибель сенатора» («Петербург») тогда осталась неопубликованной. См.: Белый Андрей. Гибель сенатора (Петербург). Историческая драма / Редакция и послесловие Джона Мальмстада. Berkeley, Berkeley Slavic Specialties, 1986.
1167
Федор Федорович Раскольников (наст. фам. Ильин; 1892–1939) — советский дипломат, журналист, писатель; член редколлегии журнала «Красная новь». Ср. примеч. 2. 18 мая 1929 г. П. Н. Зайцев извещал Белого: «Раскольников взял для журнала из „Рубежа“ главы о профессорах (о М. Ковалевском, А. Веселовском, Стороженке и др.) и главу, где Вы даете портрет К. А. Тимирязева. Книга в целом на него произвела большое впечатление, и он отзывался о ней хвалебно, считает ее очень острой, а характеристики блестящими» (Минувшее. Исторический альманах. Вып. 14. С. 456).
1168
В начале 1920-х гт. Ионов был председателем Петроградского правления Госиздата. В этом издательстве вышли в свет книга стихов Белого «Звезда» (Пб., 1922) и его же книга очерков «Одна из обителей царства теней» (Л., 1924; сохранился договор на издание этой книги от 26 февраля 1924 г. за подписями Белого и Ионова // РГАЛИ. Ф. 53. Оп. 1. Ед. хр. 222. Л. 10).
1169
Перед отъездом в Армению Белый передал настоящее письмо П. Н. Зайцеву для отправки по адресу Медведева; Зайцев (как он сам сообщил Белому 11 июня 1929 г.) задержал отправку до окончательного выяснения договорных отношений с «ЗиФом», после чего выслал письмо Медведеву «со своим сопроводительным» (Минувшее. Исторический альманах. Вып. 14. С. 470). Медведев отвечал Белому 22 мая 1929 г.: «Только сейчас я получил через П. Н. Зайцева Ваше письмо от 23 апреля. Не скрою: оно меня очень опечалило. Дело, конечно, не в местничестве — Гиз или Зиф, — и не в питерском патриотизме — обязательно Ленотгиз! Нет, дело в том, что через эту книгу я рассчитывал теснее связать Вас с нашим издательством на будущее время и при посредстве ее перейти тот рубеж, к<о>т<орый> имеется к настоящему времени в наших взаимоотношениях. Одним словом, через рубеж при помощи „На рубеже“. <…> Мое пожелание — ч<то>б<ы> дело не закончилось первым томом, ч<то>б<ы> Вы продолжили эти мемуары, к<о>т<орым>, как Вы знаете, лично я придаю огромное значение».
1170
Имеется в виду исследование Белого «Ритм как диалектика и „Медный всадник“», печатавшееся в издательстве «Федерация».