Полина. Подожди минуту.
Яковлев. Чего такое?
Полина. Напрасно ты сдал флигель.
Яковлев (приостановясь). Это — твоё дело?
Полина (твёрдо). Моё!
Яковлев (удивлён). Чего?
Полина. Это человек нехороший.
Яковлев. А тебе какое дело, а?
Полина (волнуясь). Ты — добрый… ты поймёшь, ведь я — молчу! Я всегда молчу! Ведь уж если я говорю — значит…
Яковлев (строго). Значит — я с тобой должен серьёзно поговорить! Я и поговорю! (Быстро идёт в магазин.)
Полина (оглядывается вокруг, почти с ужасом, шепчет). Ах… ну, хорошо… ну — всё равно…
Клавдия (вбегает со двора, встревожена). Поля, милая! Мой-то накрыл было меня с Ивановым, — слушай-ка, сходи к Дуне — пусть она скажет, что я с ней говорила через забор, — сбегай, милая… Что ты какая? Дурно, что ли, — что ты?..
Полина (как в бреду). Клава, ну — скажи правду: ведь меня можно пожалеть, выслушать? Ведь я всё молчу, я уже третий год молчу, вся живу, спрятавшись в сердце своём, — вся в своём сердце…
Клавдия (беспокойно). Поля, что ты говоришь? Нездоровится тебе?
Полина (тихо, горячо). Подожди, — ну, хорошо: если даже я грешница, если я тяжело согрешила…
Клавдия. Э, что вспомнила…
Полина. Нет, подожди! За грех мой — меня напугали, меня мучили, — господи, как мучили… А в чём я грешна? Разве несчастие — грех? Ведь я же не собака, ведь меня нельзя звать, как собаку, — свистнул кто-то, и я должна бежать к нему, если он свистнул мне, — ведь я же человек, я…
Клавдия (оглядываясь). Ах, да послала бы ты к чёрту своего кривого! Что мне делать? Сейчас придёт мой, — Полинька, сбегай к Дуне-то! Скорей…
Полина. Зачем?
Клавдия. Ах, боже мой, ты ничего не можешь понять…
Полина. Не могу.
Ефимов (идёт из магазина, тягуче говорит). А вы, сударыня, опять начали беседы ваши сквозь забор?
Клавдия. А тебе опять мерещится?
Ефимов. Ты с кем говорила?
Полина (прибирая на столе, машинально говорит). С Дуней говорила она…
Ефимов (смотрит на неё). Я спрошу Дуню!
Клавдия. Спроси.
(Полина вдруг тихонько засмеялась.)
Ефимов. Это над чем же вы?
Полина (почти со слезами, тоскливо). Над собой, право — над собой.
Ефимов. Что же такое смешное в себе нашли вы? Не вижу я ничего весёлого!
Клавдия. При тебе и с горя засмеёшься.
Бобова (зовёт из кухни). Поля, Клава…
(Обе ушли. Глинкин сносит с верха зеркало, в позолоченной старой раме, ставит на пол у лестницы.)
Ефимов (рассматривая себя, вздыхает). Дрянь зеркало.
Глинкин (поправляя галстук). Для местного населения вполне годится.
Ефимов. Дрянь. Человеку надо видеть себя в сиянии всех качеств, а тут — пятно.
Глинкин. Ты и есть пятно. Клякса на странице истории культуры.
Ефимов (отходя). Любишь ты критические слова. А по-моему, критик — просто человек дурного характера.
Глинкин (идёт в магазин). Много ты понимаешь.
Ефимов. А кто же повесит зеркало? (Ворчит.) История… На кой чёрт она мне, история! Дурак…
(Ефимов, нахмурясь грозно, смотрит вслед ему, потом берёт со стола ножницы и наносит ими колющие удары и воздух. В двери магазина стоит Лузгин, чисто и скромно одетый человек лет за сорок, в котелке, сдвинутом на затылок, с портфелем подмышкой. Стоит, склонив голову на плечо, и смотрит на Ефимова с улыбкой. У него лицо и взгляд человека ненормального.)
Ефимов (нанося удары, бормочет). А — вот… и вот!.. И напишут в газетах, а ты не прочитаешь…
Лузгин (шагнув в комнату). Гимнастика? (Делает правой рукой, с котелком в ней, нелепейшее движение.) Здравствуйте! Часовых дел мастер?
Ефимов (сердито). Нет ещё.
Лузгин. Я хотел бы часы починить.
Ефимов. Чините.
Лузгин. То есть отдать их починить.
Ефимов. Отдайте.
Лузгин. А — кому?
Ефимов. Хоть трубочисту, мне всё равно… (Лузгин идёт к нему, тихонько посмеиваясь и немного подпрыгивая. Он так забавен, что Ефимов, сначала отступавший от него, остановился, ухмыляясь. Лузгин смеётся громче, бросает портфель на стол. Ефимов тоже начинает смеяться.)
Ефимов (сквозь смех.) Да вы — кто такой?
Лузгин (так же, взвизгивая). Человек… Смешно?
(Оба хохочут.)
Ефимов. Ой, чёрт… Чем… чем… вы занимаетесь?
(Наташа на лестнице.)
Лузгин. Ищу наследников к выморочному имуществу…
Ефимов (серьёзнее). Чье имущество?
Лузгин (подмигивая). Нельзя сказать. Я скажу, а вы — вот вы — и закричите: я — наследник! И толкнёте меня на ложный путь…
(Наташа сходит с лестницы, вопросительно осматривает Лузгина, он почтительно и низко кланяется ей.)
Ефимов (улыбаясь). Желает часы починить: где отец?
Наташа. Не знаю. (Лузгину.) О каком это наследстве говорите вы?
Лузгин (ласково). Интересно? Бо-ольшое наследство! Владелец — помер, а наследники — неизвестны! Второй год ищу.
Наташа. И что же? Они здесь, в нашем городе?
Лузгин. Как будто… как если бы…
Наташа. Вдруг это — я, а?
Лузгин (кланяясь). Был бы рад… был бы очень рад!..
Наташа. Так что же? Сделайте меня наследницей, а? Вы садитесь… Сделайте — ведь вам всё равно, да?
Лузгин. Решительно всё равно! (Садится, посмеиваясь.)
Ефимов (смеясь). Чёрт знает, что! Чудак вы…
(Клавдия входит из кухни, торопливо накрывает стол, посматривая на Лузгина. Яковлев — тоже из кухни.)
Ефимов. Что ж вы уходите, не запирая магазин?
Яковлев. А какой дурак зайдёт в него?
Лузгин (вставая). Вот я зашёл.
Яковлев (смущён). Извините… Живём в таком глухом углу. Вы?..
Лузгин. Я бы часы починить хотел…
Яковлев. Можно. Пожалуйте в магазин.
Наташа. А потом — расскажите мне о наследстве — хорошо? Большое наследство, да?
Лузгин. Невыносимо большое! (Идёт за Яковлевым, вглядываясь, подмигивая Наташе. Она, Ефимов и Клавдия смотрят вслед ему.)
Клавдия. Что это такое? Какое наследство?
Наташа. Странно… Зови крёстного обедать.
Ефимов (озабоченно). Наследники могут быть… если действительно существует имущество…
Клавдия (взбегая, по лестнице). Неприятный какой…
(Полина из кухни, затем с верха спускается Кемской, за ним Клавдия и Глинкин.)
Наташа. Чувствую, что наследница — это я. Можете поздравлять…
Ефимов. Гм… Ведь и я… человек… (Вспомнил Лузгина, смеётся.)
Лузгин (выбегает из магазина, схватив Ефимова под руку, тащит его к авансцене). А не заходил к вам такой… похожий на меня? Нет?
Ефимов (усмехаясь). Нет.
Лузгин. Нет?
Занавес
Сцена вторая
Вечер. В комнате скучно прибрано: она приняла нежилой, неуютный вид. Из открытой двери магазина слышно торопливое разнозвучное тиканье часов. Шум, — запирают дверь с улицы. Выходят из магазина — Стогов, с папиросой в зубах, Яковлев, в руке ключи, — взволнован, суетлив, оглядывается, говорит негромко.
Яковлев. Никого. Никого нет. Жена с племянницей в церковь пошли, дочь с крёстным — гулять. (Стогов бесшумно ходит, молчит. Яковлев — вопросительно, тревожно.) Так — как же, а?