Наташа. То есть — писарь.

Яковлев. А эта — торгует старинными вещами.

Бобова. Продаю, покупаю, распрекрасную невесту сосватать могу.

Стогов. Выгодно старинными вещами торговать?

Глинкин. Ерунда! Обман! Она сама выдумывает эти вещи…

Бобова. Вещь, сударь мой, нельзя выдумать, её надо сделать. И без обману нельзя. Все любят обмануты быть, лишь бы хорошо обманули.

Яковлев. А вот — жена…

(Полина прячет руки за спину, отступив.)

Стогов (кланяется ей). Так вы позвольте мне смерить там, — нет ли у вас рулетки или аршина?

Яковлев. Полина…

Полина (села на стул). Нет.

Яковлев. Как — нет?

Наташа. Аршин у меня в комнате. (Полина не двигается.)

Яковлев. Ты слышишь?

Наташа (идёт). Я принесу.

Яковлев (жене). Ты — что?

Полина (тихо). Устала…

Яковлев. Ну… все устали!..

Наташа (подавая аршин). Извольте.

Стогов (кланяясь). Благодарю.

Яковлев. Может — помочь вам, а?

Стогов. Нет, не беспокойтесь, я сам… (Ушёл.)

Яковлев. Ну, — похоже, что хороший постоялец, видимо — со средствами. Вот я забочусь обо всех, как лучше, покойнее, а вы…

Наташа. «Аббат, мы это слышали». (Идёт в магазин.)

Яковлев (жене). А ты чего сидишь вороной? Убирай дом скорее.

(Полина встаёт.)

Глинкин (иронически). Ха-арошенькое обращение с женщиной!

Яковлев. Вы, Тихон… эх, грешить не люблю! (Уходит в магазин, сердито ворча.)

Глинкин (осматривая стены). Ни одного зеркала — нельзя даже понять, существуешь ты или нет? (Идёт наверх.)

Бобова (когда Глинкин скрылся). Экой бездельник, экой прохвост, а? А ты, Палагея Петровна, нехороша сегодня, — что это ты?

Полина (идёт в кухню). Где же Клавдия?..

Бобова. А она за нафталином побежала. (Подходит к окну, делает знаки, оглядывается.) Тсс… тсс…

Стогов (в окне). Ну, что?

Бобова. Ладно ли дело-то?

Стогов. Квартиру снял. Что это за дурак, зять этот?

Бобова (складывая пальцы в кулак). Так, щеночек, он у меня в горсти.

Стогов. Никого нет?

Бобова. Позвать её, что ли?

Стогов (скрываясь). Да, скорее.

(Бобова идёт в кухню, по дороге заглянув в магазин; Стогов является из двери со двора, почти в ту же минуту из кухни вышла Полина, смотрит на него со страхом, он усмехается.)

Полина (тихо, испуганно). Зачем вы пришли? Зачем?

Стогов (говорит тихо, с лёгкой усмешкой, трудно понять — серьёзно или шутя). Я вчера, на улице, и тогда, в церкви, сказал, что не отстану, найду, — вот и нашёл.

Полина. Прошу вас — уйдите!

Стогов (усмехаясь). Не надо притворяться, Поля!

Полина. Что вам нужно от меня? Кто вы для меня?

Стогов (всё так же, с усмешкой). Судьба, хозяин твой, влюблённый человек…

Полина. Я вас не знаю, я не хочу…

Стогов. Я — твоя судьба, ты — моя. (Подходит ближе к ней, говорит негромко.) Оказалось, что у меня есть что-то похожее на совесть, Поля.

Полина. Нет!

Стогов. Есть что-то… Может быть, это — от бессонницы, может быть — от скуки. Одним словом — ты мне нужна, и я пришёл за тобой…

Полина. Нет! Не смеешь… не можешь ты! Ты! Из-за тебя я сидела в тюрьме, меня судили, позорили… из-за тебя!

Стогов. Но ведь тебя оправдали.

Полина. Молчи!

Стогов. О том, что всем известно? Зачем же? Я знаю, что ребёнок родился мёртвым, проклятая бабка сказала мне. Но, — она не вовремя умерла, а я, как тебе известно… впрочем, я не оправдываюсь.

Полина. Зачем ты пришёл? Зачем?

Стогов. Я сказал — за тобой.

Полина. У меня — муж. Он пожалел меня тогда ли — на суде…

Стогов. Иной раз пожалеть выгодно.

Полина. Третий год я живу…

Стогов. Живёшь? Разве?

Полина. Не смей!

Стогов. Ну, перестань!

Полина. Христом богом прошу — уйди!.. Не могу Я. - ничего не могу…

Стогов (хмурясь, спокойно). Чему быть, того не миновать…

Полина (прислонясь к двери). Кто ты такой?

Стогов (серьёзно). Полина, я смотрел, как ты молилась в церкви, не один раз смотрел. В твои годы так молятся, когда хотят согрешить, но — боятся. Я, знаешь, даже испугался за тебя. Пойми — это верно! Испугался!

Полина. Врёшь! Ты врёшь… Ну, если ты добрый человек — уйди же! Я прошу.

Стогов (усмехаясь). Грешница ты — в мыслях, и — я ведь знаю — очень любишь грех, очень ждёшь его.

Полина. Нет. Неправда! Не хочу!

Стогов. Брось — меня не обманешь. (Почти с восхищением.) Ты очень сильная женщина, Поля, ты — настоящая. Как ты согнула себя, ты, такая гордая, а? Я не узнаю тебя… Удивительно это! Но то, что ты считаешь грехом — не грех, а — обязанность, это — твой долг. Пойми! Раньше ты ведь знала, что это твой долг и радость твоя, — знала! Это в тебе не могли убить, не притворяйся. (Громко и деловито.) Так вот, хозяйка: сейчас же я пришлю плотника. (Шепчет ей.) Отвечай мне, ну!

Полина. Хорошо. Да. Прощайте.

(Из двери магазина идёт Кемской, человек лет 60-ти, весь неприбранный, одичавший, с неподвижной гримасой на лице. Одет в парусиновый балахон-пыльник, на голове — выцветшая судейская фуражка, в руках — пара уток.)

Кемской. Кто такое, а?

Стогов. Постоялец. Снял флигель.

Кемской. А… Семейный?

Стогов. Одинок.

Кемской. Почему?

Стогов. Холостому удобней.

Кемской. Гм… Может быть. Полина — Тихон здесь?

Полина (очнувшись). Да.

Кемской. Бросил меня, ушёл. Я говорю: возьми Наташе уток, а он — ушёл! Вот утки, Наташе. Да. (Сел к столу. К Стогову.) Вы — квартиру сняли? Гм… Чем занимаетесь?

Стогов (не спеша, двигаясь к двери магазина). Изобретаю новый сплав.

Кемской. Сплав леса?

Стогов. Металлов.

Кемской. Не понимаю!

Стогов. До свидания. (Ушёл.)

Кемской. Полина, — как это он тут?

Полина (тихо). Не знаю, не знаю…

Кемской (сердится). Что это ходят тут всё, эти, разные… Тут — Наташа, и вдруг… Какой-то слесарь… Наташа испугалась пожара?

Полина. Не дитя она.

Кемской. Приготовь ей уток, зажарь… Помоги мне снять это.

Бобова (идёт из кухни). Я помогу, ты уж иди, стряпай, Палагея Петровна.

Кемской. Ага, лиса, ты здесь, а?

Бобова. Несчастье всех в одну кучу кладёт, миротворец ты наш.

Кемской. Погорела, а?

Бобова. Нет, господь миловал.

Кемской. Какое же у тебя несчастье? Не понимаю. Ты сама — несчастье. (Доволен словом, смеётся.) Вот именно, — ты сама — несчастье, а?

Бобова. Ну, что это вы говорите, добрячок такой! Я ко всем с добром, а вы меня — колом. А обещаньице-то своё не исполнили?

Кемской. Какое?

Бобова. Подсвечники-то обещали продать мне.

Кемской (отмахиваясь). Пошла, пошла! Подсвечники! Это — канделябры, да. Это — редкость…

Бобова. И часики каминные обещали…

Кемской (строго). Иди прочь!

(Бобова отошла в угол, тихо роется там, разбирая вещи. Её почти не видно.)

Яковлев (входит). Здравствуйте…

Кемской. Здравствуй, да… Вот что, брат-кум, тут-а… эти у тебя, постояльцы всё какие-то! Это, брат, мне не нравится…