Четвертый год страну разрывала на части гражданская война. Сначала была революция, вдохновленная самыми лучшими целями и самыми высокими идеями. Затем брат поднялся на брата, сын – на отца, мирные поля превратились в плацдармы, по городам прокатился фронт. И никто уже не видел иного выхода, кроме победы, последнего и решительного боя – после которого одна из сторон просто перестанет быть. Пощады никто не просил, да пленных и не брали. Так было – и будет, пока людям одной крови достанет безрассудства убивать друг друга.

И некому стало сеять хлеб – потому что все воевали. И незачем – потому что завтра его могли отнять. Тогда пришел голод. Рабочие падали без сил прямо в цехах у машин, женщины и дети – в бесконечных очередях возле закрытых хлебных магазинов. Голод не щадил никого и не различал фронта и тыла, от него умирали больше, чем от пуль врага. И самые слабые – первыми.

Тогда Вождь революции, Любимый и Родной, призвал к войне с голодом. Наводить порядок взялись железной рукой чрезвычайных комиссий, установив жесткое распределение и твердые цены. Чтобы добыть и доставить хлеб, были посланы особые отряды из преданных революции добровольцев. Хлебородные губернии теперь были ничьей землей, где всякая власть кончалась в десятке верст от железной дороги, там можно было встретить и банды, и дезертиров, и войска врага. Хлебные отряды уходили туда, как в неведомую страну, и везли назад не просто зерно – жизнь для голодающих городов, для рабочих и их семей. Иногда отряды не возвращались – и никто не мог узнать, что с ними стало.

Один такой отряд уже две недели шел по южной степи. Сто и еще два человека – все верные, надежные товарищи, готовые отдать жизнь за народную власть. Старшим в отряде был товарищ Итин – из числа тех железных героев революции, кто начинал с Вождем еще в прежние времена, пройдя огонь и суровую школу революционного подполья, каторги и ссылки. А самым юным из бойцов был Гелий – но это не было его настоящим именем: прибавив себе лишний год, чтобы записали в добровольцы, он заодно взял себе имя героя знаменитого романа Николая Гонгури "Алая Звезда" – о светлом и прекрасном будущем, где все живущие станут свободны и счастливы. Этой весной Гелий ушел из дома в революцию – взяв лишь гитару, что висела сейчас за его плечом вместе с винтовкой, узелок с полотенцем, мылом и сменой белья, карандаши и толстую тетрадь в красной клеенчатой обложке. По вечерам он пел своим товарищам, на привалах у походного костра.

– Как война кончится, учиться пойдешь – говорил Гелию товарищ Итин – наш будешь, по таланту, народный артист, или поэт.

Еще в походном мешке Гелия, лежала та самая книга, заботливо завернутая в полотенце, но уже затертая и зачитанная до дыр. Про то, как молодой революционер, заснув в тюремном каземате, проснулся вдруг в далеком и прекрасном будущем, где все были друг другу как братья и сестры, давно забыв о голоде, нищете, несправедливости, с тех пор как прогнали эксплуататоров и паразитов. Там были светлые города из стекла и алюминия, электрические заводы и фермы, чудесные ученые лаборатории, быстрые воздушные корабли. Все жили в белых домах в пять этажей, вместо трущоб, занимались творчеством и наукой; люди летали уже к другим звездам и планетам, чтобы поднять там алый флаг объединенного Братства Людей; все тайны природы, и даже само время покорялись уже их разуму и воле. Гелий прочел всю книгу не раз, до самой последней страницы – но при каждой свободной минуте открывал снова, чтобы еще раз оказаться в том чудесном мире хотя бы мечтой.

– Это правда, что Гонгури в тюрьме все написал – спрашивал он – как же ему позволили?

– Он не писал – ответил товарищ Итин – жандармы не давали ему бумаги, и он запоминал все наизусть, шагая по камере из угла в угол двадцать шесть лет. А как революция его освободила, тут же все и записали, и напечатали.

– И очень правильно – сказал оказавшийся рядом боец в матросском бушлате, обмотанном пулеметной лентой – не поймет никак враг, что нам силы дает, как трудно ни было: какая тайна военная у нас есть, что мы не отступаем и не сдаемся никогда! А ответ простой – жили мы в такой тьме, что хуже чем в преисподней, и вдруг свет вдали блеснул, к другой совсем жизни, лучшей и справедливой! И потому любой из нас скорее умрет, чем покорится – зная, что этим свет тот приближает! Как на Шадре-реке те сто героев, что встали у моста против прорвавшейся броневой дивизии, погибли все – но врага не пропустили! Революция прикажет – я в огонь за нее шагну!