* * *
Подрастают наши крылышки-перушки!
Три годочка уж сравнялось Егорушке,
Черным словом <всех oкpyг хает>-брóнит,
Не ребеночек растет — а разбойник.
Кочны вянут в огороде,
Цветы голову воротят.
Цвет не цвет и гриб не гриб —
Всем головочки посшиб!
Мать — сдобную лепешечку
Ему, — тот рожу злобную.
Мать — по носу пуховкою,
А тот ее — чертовкою.
И снег зачем белый,
И еж зачем колкий,
И Бог зачем — волка
Без крылышек сделал.
Окрошка на стол —
Подавай ему щей!
Любимая кошка —
И та без ушей!
А ростом-то! Вздохом!
И ввысь-то, и вширь!
Ни чертом, ни чохом:
Растет богатырь!
Задать ему порку —
Вся грудь закипает!
Да рядом с Егоркой
Браток выступает:
Попом не крещенный,
Христом не прощенный,
Честь-совесть — как сито,
К нему как пришитый.
У Егорки щеки круглые,
А у волка впалые.
У обоих совесть смуглая,
Сердце в груди — шалое.
У Егорки губы красные,
А у волка — сизые.
Оба до овец опасные:
Одной слюнкой лизаны.
У Егорки башка кольцами.
А у волка — космами
Ну а уж мозгами сходственны:
Одним гребнем чесаны.
У Егорки — штаны рваные,
А у волка — драные.
Оба гости — в лесу — званые:
Одним млеком — пьяные.
Одно слово: братья крéстные:
Оба: рвань отборная!
Из одной лоханки трескают:
Одной грудью вскормлены!
С зарею — как хлебом накормит мать —
Заборы ломать да <бока> ломать.
Где энти прошли: словно вражья рать:
Вовек уж лесам не встать.
Да друг перед дружкою силой хвастать:
Овчаров дражнить, по амбарам шастать.
Егорушка вброд — и волчонок вброд,
Себе чего в рот — и волчонку в рот,
Почище чем бабы в голодный год
Московский блюдут черед.
Десятый чугун опростают с братцем —
Д’ну обниматься, д’ну целоваться!
А баба одна забрела во двор,
Да к печке — а в печке-то — вой да ор.
Еще не очнется с тех самых пор,
Как тот ему спинку тер!
Без щелоку, чай, без мочалки-мыла,
А так себе — волчьим манером: рылом.
Чуть где коромысло — бабье, держись!
Ведерки-то с горки, — да вверх, да вниз!
А поп-то у нас потому и лыс,
Что тот ему хвост отгрыз.
<А к вечеру, дел переделав тыщу,>
В овражке лежат, друг у дружки ищут.
Ох синь моя звездная, райский сад!
Ох ноченька поздня, покров-наш плат!
У Господа Бога и волк, знать, свят…
Где свалятся — там и спят.
И сладко так спят, хоть никто не стелет:
Дыханьице-пар на две части делят.
Храпят себе дружно —
И дело святое!
Друг — с другом.
Блуд — с блудом, —
Волчонок с дитею!
* * *
Еще раз сбылась заря, Господень промысел
Поднялся Егор с волком на промысел.
<Тот и другой
Без стежек прут —>
Идут
На разбой
И блуд.
Егорка-то: фью,
Тот ушьми подвижет.
Егорка-то: тьфу!
А волчок подлижет.
Идут — горы гудут,
Идут — лес взором жгут,
Что пожар — то за спиной кумач раздут.
Пожар — рубаха-то!
Зато штаны-то!
Из плису-бархату —
Как плугом взрытые!
Как рой чертей-бесов
Bкpyг ног-то крутятся.
Идут, кpacy с кустов
Сбивают прутиком.
Дорога дальняя,
Дорога ранняя.
Идет с волкóм дитё —
Заместо ангела.
(С хвостом ли ангел наш,
Али с крылом — нам што?
Лишь бы служил нам кто!
Лишь бы любил нас кто!)
Идут кустом-леском,
Идут рекой-мостом,
Идут холмом-горбом,
Идут кремнем-песком.
Последня корочка
Давно проглочена.
Глядит Егорушка:
Тын позолоченный.
За тыном — райский сад,
Глядит: кусты в цветах,
Меж них — скворцы свистят
На золотых шестах.
Остановился тут
Егор — <воззрился> тут.
— На кой цветы цветут?
Их и козлы не жрут!
А волк-то вторит, сват,
Нос сморщив замшевый:
— На кой скворцы свистят,
Когда не жрамши мы?
Как красная искра
Меж них зажглась.
Волк братцу: — Садись,
Братец и — раз —
Козлом — через тын —
В сад.
А сад — не просто сад:
В цветах скворцы свистят
На золотых шестах —
Знать сад-то — царский сад!
Егоркин — скорый суд,
Егоркин — грозный вид:
На кой цветы цветут,
Раз в брюхе — гром гремит?!
А волк-то вторит, сват,
Нос сморщив плюшевый:
«Зачем скворцы свистят,
Раз мы нe кyшамши?»
И — ну — кусты костить,
И — ну — шесты трясти!
А с высоты скворцы
Над волчьей хитростью
Уж так свистят, свистят
На золотых шестах,
Что волк Егорку в зад
Зубами — хвать в сердцах!
И все растет их злость
Огнем-соломою.
Уж все кусты-то в лоск,
Шесты поломаны,
Егоркин рваный зад,
Егоркин страшный взгляд.
В очах-то — красный ад.
Ну уж и царский сад!
— Ась? —
Алой рекой — лиясь,
Белой фатой — виясь,
В небе — заря взялась,
В травке — тропа взялась.
И по тропе по той,
Под золотой фатой,
Плавной, как сон, стопой —
Матерь с дитей.
В белых цветах дитя —
Словно в снегах — дитя,
В белых <холстах> дитя —
Как в облаках — дитя,
В pyчкe платочек-плат
Алый-знать-клетчатый,
И голубочек над
Правым над плечиком.
Остолбенел Егор,
Стоит навытяжку.
<И тут, потупив взор,>
Им молвит дитятко:
«Зачем шесты трясти?
Скворцы — ручные все.
<Зачем кремень в горсти?>
Мы здесь родные все».
И ручкой манит их,
И ручки тянет к ним,
И на ушко словцо
Шепочет маменьке.
Побагровел Егор.
А тот-то: «Братец мой!»
Побагровел Егор, —
Да как раскатится!
Да как взгремит в упор:
— Твой золоченый тын!
А я — так вор-Егор,
Егор — ничей я — сын…
А волк-то вторит, сват:
— Наш невысокий чин.
Егор он — волчий брат,
Егор — ничей он сын.
(А сам-то желтый глаз
Скосил на птиченьку.)
И серебром смеясь.
Им молвит дитятко:
— «Ты злость-то брось, родной.
Ты мне насквозь родной!
Не только гость ты мой,
<Не быть нам врозь с тобой…>
Ты приходи, Егор,
Ко мне по яблочки!»
Ему в ответ Егор
С великой наглостью:
— «Что надо — сам беру,
Мой путь — к чертям в дыру,
Моя вся кровь в жару,
Овец сырьем я жру!»
А волк-то вторит, — сват,
Клыками хвастая:
— «На кой нам черт твой сад.
Раз мы зубастые!»
<Глядят на друга друг,>
Да вдруг — глядите-кось:
Платочком слёзку вдруг
Смахнуло дитятко.
Слеза-то крупная,
Платочек клетчатый.
И голубочек-Дух
Вздрогнýл на плечике.
В большом смятенье двор,
Скворцы всполохнуты.
<Стоит как столб> Егор,
Да вдруг как грохнется!
В мох-дёрн-песок-труху
Всем лбом — как вроется!
И <голосок> вверху:
— «Не плачь, — устроится!»
А Дух-то вторит-свят,
Крылами плёская:
— «Егор, весь гpex твой снят
Одною слёзкою!»
Лежит ничком наглец,
Прах-землю лопает.
Что в ледоход гребец,
Плечьми работает.
Как пудовик-битюг
Под грузом — дышит-то!
И с материнских рук
Склонившись — дитятко:
«Рви, рви, опять взращу!
Семян-то множество!»
За обе рученьки
Его — на ноженьки.