Обронил орел залетный — перышко.

Родился на свет Егорий-свет-Егорушка.

Ликом светлый, телом крепкий,

Грудью — ёмкий, криком — громкий.

Обоймет — задушит.

Десять мамок сушит.

Поет мамка над колыской,

Поет нянька над колыской:

«Ты лежи, сыночек, тихо,

Серый волк, сыночек, близко!

Придет серый волчок,

Схватит <Ерку> за бочок!

Так уж спи, мой свет-Егорий!»

А сосун из люльки вторит:

«— Придет серый волчок,

Схватит няньху за бочок!»

— Спи, сынок, голубок!

Тот встает на дыбок.

— Спи, сыночек! — А тот

Няньке пятками в рот.

И на том спасибо:

Всех зубов не выбил!

Ходи тихо, ходи низко —

У Егорья три колыски.

Перва ивова была:

Сама матушка сплела.

Так ее наш сокóл

Всю по прутику расплел.

Расписная да резная —

Вот колысочка вторая.

Часу в ней не пролежал:

Разом в щепья изломал!

Увязала гривну в узел,

Пошла матушка на кузню:

— «Наших слез поубавь.

Колыбелочку нам справь,

Чтоб сыночек наш пригожий

Ее в год не раскорежил!»

Пошла в кузнице горячка,

Идет мать-молодка с качкой:

Красной кованою —

Кузнецовою.

Весом: пять пудов с половиной.

Положила в нее сына.

— Ходи вверх, ходи вниз! —

Как скорлупочку разгрыз.

И глядит на свет Господень

Оком огненным.

То не ветер расшумелся над ветлами —

Вспоминает молода — орла залетного.

Не простого-то орла — златопёрого,

Ну, с которым-то она — от которого…

Вспомнить — грудь кипит!

Позабывши стыд —

Волком взвыть бы, да нельзя: сыночек спит!

Не кричит — знать сыт.

— Вспомнить — грудь кипит! —

Что ж так тихо нынче спит-не храпит?

С лавки скок: — Сы — нок!

Качку толк: Что — смолк?

Да вся кровь с лица: колыска пуста!

Туды-сюды:

Под качкой — нет,

Под лавкой — нет,

Скок нá печь — нет!

Аж в кадку — дно

Пытать багром

Пошла, аж вилами навоз

Перетрясла — как волк унес!

Аль Полунощница в нору

Сгребла, зажав в переднике?

И — воем — по всему двору:

— Мой первенький! — Последненькый!

Месяц ясный,

Звезды частые,

Беда-беда страшная!

Заколи меня, несчастную,

Заря-заря красная!

Ох, знак на правом на плече

Родимый, щечки-зарева!

При светлом месячном луче

Как есть — по травочке одной —

Все сено перешарила.

В хлев толканулася: петух

В сердцах вскричал. — Овечий дух

Ей в нос — с какой-тo смесью.

Взошла — за нею месяц.

И тычет ей перстом: Гляди!

Глядит: а хлеву посреди

— Так в нос и вдарил запах! —

Сама — с Егоркой в лапах!

А малый-то ее в живот!

Так приналег — аж треск идет!

Причмокивая лихо,

Егор сосет волчиху.

А рядом — полукругом в ряд —

Шесть серых волченят.

А она-то его, уж она-то его.

Сосет — а та, знай, облапливает!

Уж мало ей лап четырех своих, —

Хвостом норовит, анафема!

Тот чмокнет, а эта хвостищем: мот!

И в нос-то его язычищем — раз!

Да тела всего — язычищем — вдоль

Сто раз — да еще сто раз.

А крýгом, в маменьку впиясь:

Дюжина красных глаз.

А кругом, — промеж дохлых кур —

Дюжина овчьих шкур.

Застолбенела, не ступнет:

Аж гири у лодыжек:

А этот себе, знай, сосет,

А та себе, знай, лижет!

Как вздрогнет тут — и шесть носов

Ввысь — от овечьих шкур.

И хором шестеро бесов

За волченихой: уррр!

— Егорушка! — И частокол

Ощеренных клыков.

— Егорушка! — Седых боков

Дых — и седин — дыб.

— Егорушка! — И через всех

Бесов — на сына прямо!

А тот — от матери-то — в мех:

Анафеме-то: — Мама!

А она-то его! Уж она-то его!

— Сосет, а та, знай, облапливает!

Гляди, мол, смекай, мол, кто мать ему!

Аж нос задрала, анафема!

А бабы не слышно,

— Лижи во все рыло! —

Тихонечко вышла

И дверку закрыла.

Только с того часу

Новым дням черед.

Просит малый мяса,

Груди не берет.

Только месяц рожки

Ткет сквозь рожь-гречиху —

Кажну ночь в окошко

За дитем — волчиха.