И тут же Шадиман мысленно дал себе клятву ждать Георгия Саакадзе, чтобы вместе с ним расширить границы Грузии «от Никопсы до Дербента!».

Словно в каком-то забытьи смотрел Хосро-мирза сквозь булькающий кальян на князя Шадимана, посмевшего намекнуть ему на промахи молодости. Словно в колеблющемся свете миража он увидел своего хамаданского коня, нагруженного сосудами с испарившимся розовым маслом. И в этот миг он твердо решил: князь Шадиман никогда не будет везиром в его будущем царстве, ибо царедворец обязан не замечать не только пустые сосуды царственного каравана, но и пустую голову царя…

…но время разрыхляет почву для посева, и время назначает час для жатвы.

Хосро поднял чашу и пожелал князю из князей многие лета и зимы искриться, как это вино.

Шадиман поднял чашу и пожелал царевичу из царевичей многие зимы и лета вдыхать аромат весеннего солнца.

Народ беспрестанно прибывал на площадь. Теснота такая, что папаху не уронишь. Из лавок высыпали торговцы, аробщики, спрыгнув с ароб, расталкивали толпу, стремясь как можно ближе протиснуться к глашатаю. Плотоводы, зеленщики, коки-водоносы, тулухчи, погонщики оттесняли друг друга. Жадно ловил майдан обещание Метехи.

Победа Хосро-мирзы и, пожалуй, еще больше, тайная защита им Тбилиси одурманили горожан. Уже никто не думал покидать город, напротив – даже из близлежащих местечек стремились укрыться за надежными стенами стольного города: «…все же свой, картлийский царь сидит в Метехи, персы его охраняют».

Утомленные войнами и тревогами, тбилисцы радовались наступившему хотя бы небольшому порядку и сторонились людей, убеждавших идти на помощь Моурави.

– Уже не осталось молодых, – говорили одни.

– По старым тоже преждевременно келехи справляем, – сердились другие.

– Церковь не благословляет, – хмурились третьи.

– Что ж, что магометанин, – все же свой царь, Багратид, – значит законный.

И как-то незаметно имущие слои Тбилиси отпали от Саакадзе, забыв все сделанное им для возрождения города…

Видя настроение горожан, приверженцы Георгия Саакадзе, боясь доносов, совсем притаились и еще больше стали устрашаться обещанием Андукапара, ставшего управителем Тбилиси, отбирать у приверженцев Саакадзе имущество до последней нитки, а мужчин бросать в башню для малых преступников.

– Такое непременно исполнит, проклятый шакал, недаром с муллой в мечеть бегает! – И горожане уже открыто сторонились явных и тайных саакадзевцев.

Но Вардана Мудрого не беспокоили угрозы, он не верил в прочность трона Симона Второго, не верил в кажущееся успокоение: «Нельзя долго удержаться на подрубленной скамье… да еще царю-тюрбанщику, – ни народу, ни церкови не нужен!» И Вардан всеми способами ухитрялся оповещать Саакадзе о положении в Тбилиси.

– Купцы, шире открывайте двери торговли! – надрываясь, кричал глашатай.

– Что будешь делать, надо торговать, – вздохнул толстый купец.

– Раз царь хочет…

– Э, амкары, такая торговля похожа на кошкины слезы…

– Правда, не ведут чужеземцы к нам караваны.

– Имеретины тоже не ведут…

– Даже Самегрело зазналась.

– Напрасно мегрельцев вспомнил.

– Все равно что покойников, самим нечем живот прикрыть.

– Хоть коней, овец пригоняли…

– Из уважения к Моурави пригоняли.

– Может, не только их уважение подкупал…

– А ты, ржавое железо, раньше не видел, как Саакадзе об их одежде беспокоился? Целые караваны направлял в Самегрело…

– Что будешь делать, не любит наш Георгий, когда мужчины без шаровар ходят!..

– Женщин тоже пожалел, от холода персидскую кисею посылал… дешевые шали…

– Убыточно для майдана, нечем мегрельским крестьянам платить, почти задаром продавали…

– Задаром? Ты больше всех возил, а почему не разорился?

– Э, э… Заал! Постарел, а мысли мудрые не понимаешь… Ради дружбы с мегрельским народом Моурави взамен тебя разорялся… Сам убытки оплачивал…

– А на что дружба с голыми?! Нам богатые купцы нужны. Вот князь Шадиман говорит, из Ирана десять караванов идут…

– Может и двадцать идти, а разве известно, сколько в тбилисские ворота войдут?..

– Правда! Картлийцы хоть и привыкли шаровары носить, все же на голубей не похожи…

– Караваны от врагов, потому не похожи…

– Хорошо! Пануш говорит: отнять от врага – все равно что в битве победить…

– Амкары, почему такое говорите?.. Торговля одного бога имеет… Купцы везде братья…

– Го… го… го!.. Смотрите, люди, на этих братьев, – друг другу за шаури горло перегрызут!..

– Хе… хе… хе!.. Их общий бог с аршином на… родился…

– О… О!.. Весы тоже на… прикреплены… Под общий хохот, крик и шутки глашатай, надрывая глотку, оглушал майдан уже хриплыми криками:

– Купцы, открывайте лавки, торгуйте, богатейте! Наш светлый царь…

– Правда, ведь Хосро-мирза, царевич Кахети, тоже не хочет разорения главного города своего двоюродного брата, – шепнул соседу пожилой амкар.

– Еще бы, какой дурак будет грызть дерево, которое облюбовал на доски! Думаешь, для брата… к слову, только троюродного… Тбилиси бережет? Кахети Теймураз потерял временно, у тушин, говорят, гостить собирается… А ты посмотри, что сарбазы за стенами Тбилиси делают!..

– Тише говори, Саргис, лазутчиков у Шадимана больше, чем пыли на дорогах. – И, завидев гзири, крикнул: – Пусть вечно живет наш царь Симон! Большое спасибо от нас! Опять спокойно можно двери открывать! – И, когда гзири проехал, шепнул соседу: – Пусть персы так спокойно верблюжьими хвостами давятся.

Выслушав обещание глашатая о богатстве и защите. Вардан усмехнулся: «Щедрее разговором, чем товаром, сейчас майдан торгует», и, потеряв интерес к происходящему, пошел к своей лавке. Как раз там, облокотясь о прилавок, гурийский купец спорил с Гургеном. Желтые глаза гурийца так и впились в черные глаза молодого купца.

– Не спорь, гуриец, сейчас нет сильнее Картли. У нас люди уцелели, дома тоже, базары тоже…

– Э, э, купец, на ваших базарах, кроме унаби, ничего нет, а они на улицах растут, кто польстится? – смеялся гуриец.

– А вы чем торгуете?.. Злобой! Неважный товар – прибыль только сатане…

– В большой торговле и сатане можно лишнее уделить, – вмешался в спор Вардан, – тем более сатана недавно на русийские одежды разорился… азнаурам помогал… Эх-хе-хе, если бы Саакадзе оставил нас в покое…

– А тебе чем мешает Саакадзе? Он свое дело знает! Э, э… пусть три кахетинских Хосро пожалуют – все равно сбросит с коней. Сатана помог или азнауры сами осатанели, только хорошо у Жинвальского моста красноголовых угостили!

– Ты плохо знаешь. Наш светлый царь Симон победит даже дэви…

– А ты хорошо шутишь! – гуриец громко рассмеялся. – Победила лисица орла… хо… хо!.. только сама на ужин волку угодила!.. Если бы картлийцы в голове вместо самана ум держали… Саакадзе одной рукой раздавил бы метехского дэви…

– Опасный разговор, гуриец, ведешь… Может, подослан?

– Кем подослан? Твоим князем Андукапаром? Чтоб ему шакал язык отгрыз… руки тоже, все равно магометанин… Повелел он мне тонкий башлык привезти… щупал, щупал… «Нет, очень красный». Вынул я из тюка другой. Щупал, щупал: «Нет, очень желтый». Вынул белый. Крик поднял, даже княгиня, жена его, прибежала: «Ты что, гурийский паук, смеешься? Или не знаешь, что белый цвет у магометан траур?!» Три дня заставил в Метехи верблюдов гнать, а купил кувшин, кошкин смех собирать. Хорошо, лорийский гонец шаль турецкую для жены своей купил, немного облегчил верблюжий горб…

– Напрасно черный башлык не привез, наверно такой нужен… Если есть, давай, двенадцать штук куплю, только если тонкие…

– Тонкие, как лепесток розы, – оживился гуриец. – Сейчас принести?

– Можно сейчас… По-твоему, богатый лорийский гонец?

– Наверно, богатый… Хотел угостить меня вином в духане «Золотой верблюд», только чубукчи князя Шадимана из Метехи не выпустил…

– Не выпустил? Почему? Пленник?