Он чуть склонил набок голову и оперся ладонями о стол. Солнечный лучик заплясал золотыми бликами на его обручальном кольце.

— Когда-то тебе нравилось это имя, — еле слышно сказал он.

— Все меняется.

— Правда? Ну что ж, продолжай, расскажи мне… — пробормотал он, по-прежнему не отводя от нее глаз.

Миранда вжалась плечами в стену.

— Это ты расскажи мне! Скажи мне, что происходит… сейчас же.

Он рассмеялся. Но в его смехе не было и намека на веселье. Это был тяжелый смех. Холодный.

Миранда вздрогнула.

— Браво, Рэн… э-э… Миранда. Ты исчезаешь среди ночи, целый год о тебе ни слуху ни духу, а потом объявляешься на пороге моего дома и требуешь, чтобы я объяснил тебе, что происходит.

— Именно, — с фальшивой бравадой заявила она. — И начать можешь с того, почему ты называешь дом моих родителей своим.

— Я называю его так потому, что купил его у них около трех месяцев назад со всем, что в нем было, включая и твои драгоценные призы. — Он отвел взгляд. — И ты бы об этом знала, если бы звонила домой не раз в год по обещанию, а немножко почаще или хотя бы оставила родителям свои координаты.

— K-купил? — Вся ее наигранная самоуверенность в мгновение ока испарилась, плечи поникли. — Ты — владелец ранчо «Гнездо Роббинсов»?

Он повернулся в кресле.

— Теперь оно называется «Круг С».

— Ты сохранил имя прежнего ранчо? — Она моргнула от болезненного укола воспоминаний.

«Круг С». Во время медового месяца они решили дать своему ранчо имя символа вечной любви — круга. Миранда не могла понять, какой ей сделать вывод из того, что Броди сохранил старое название.

— Я не название сохранил, — отозвался он, словно прочитав ее мысли. — Я сохранил все ранчо. Просто расширил его за счет новых земель.

— Но живешь-то ты в этом доме?

— В нашем старом доме теперь живет мой помощник с женой. — Его безжалостно проницательный взгляд снова впился в ее лицо. — Думаю, твоим родителям приятно знать, что их дом не пустует.

При упоминании о родителях она виновато опустила голову.

— Мне нечего было им говорить. Я звонила время от времени — просто для того, чтобы они знали, что со мной все в порядке. Несколько раз я их не застала, а последний месяц вообще не звонила, потому что собиралась вернуться домой и хотела сделать… — Она подняла глаза и, чуть ли не съежившись, закончила: —…сюрприз.

— Что ж, твое желание исполнилось. — Он откинулся на спинку кресла. — Для меня это сюрприз.

— Для меня тоже. — Она чуть не поперхнулась собственными словами.

— Вопрос только в том — что нам с ним делать? Стоило мне увидеть тебя, как я сразу понял, что ты не ко мне вернулась.

Слабая улыбка — вот и все, чем удалось Миранде его отблагодарить за то, что он первым это произнес. У нее на такое вряд ли хватило бы сил. В данный момент она вообще сомневалась, что ей удастся сделать хоть шаг.

И все же, вздохнув, Миранда выдавила:

— Я вернулась, чтобы и с тобой тоже встретиться, Броди, но, не стану притворяться, не для примирения.

Он молча кивнул. На один миг в его глазах промелькнуло что-то похожее на боль — или, может, просто отвращение? — а потом их взгляд снова стал холодным, отстраненным, лишенным каких-либо чувств.

Господи, хоть бы он дал выход своим эмоциям, думала Миранда, хоть бы заорал на нее и осыпал проклятиями за бегство. Хоть бы на секунду этот каменный фасад дал трещину и позволил ей увидеть, что творится у него внутри… Может, тогда они сумели бы во всем разобраться. Но пока он упорно держит свое сердце запертым на ключ, она будет терзаться опасением, что он презирает или даже ненавидит ее за неспособность дать ему ребенка.

Миранда обвела взглядом комнату, в надежде почерпнуть сил из родной, с детства привычной обстановки. Темно-зеленые с золотом старые обои по-прежнему украшали стены, осталась и скамеечка для ног, обтянутая кожей ручной выделки, и длинные ряды книжных полок. Она пробежала глазами по корешкам. А вдруг знакомые названия вернут ей теплую память о прошлом, дадут ей опору в ее борьбе за будущее?

«Современные способы контроля зачатия». «Беременность». «Почему нельзя медлить с лечением бесплодия».

Боже, кого она пытается одурачить? Не придется ей в течение многих лет терзаться сомнениями насчет Броди. Она и сейчас знает, что он не сможет простить ей бесплодия. Как знала и в ту ночь, когда ушла от него.

Миранда сморгнула подступившие слезы. Нужно как можно скорее отсюда уйти. Она вытерла влажную ладонь о джинсы и с трудом выдавила из себя:

— Может, ты мне все же скажешь, где мои родители, и я пойду? А то я как репей вцепилась тебе в волосы.

Криво усмехнувшись, он снова провел пальцами по волосам.

— Я все гадал, когда ты наконец обратишь внимание на мои волосы.

— Не надо, Броди, — хрипло выдавила она.

— Не надо — что?

Не надо что?.. Да как он смеет изображать такое спокойствие, если ему не хуже, чем ей, известно, что вся эта ситуация буквально рвет их обоих на части! Вспышка гнева вернула ей силы.

— Не надо прятать истинные чувства под маской своего ковбойского обаяния. Я больше на это не куплюсь.

Он встал, крутанув кресло так, что оно стукнулось о стену с фотографиями.

— И что эта чертовщина значит?

— То и значит! Наори на меня, черт тебя возьми. — Она оттолкнулась от стены и шагнула к нему. И, с треском опустив оба кулака на стол, как перчатку бросила ему вызов: — Вышвырни меня из своего дома. Обзови меня самыми мерзкими словами, которые у тебя наверняка накопились за год. Поклянись, что заставишь меня заплатить за мое бегство. Скажи, что у тебя есть другая женщина. — Голос ее все поднимался, пока наконец не сорвался на крик в последней фразе: — Скажи, что больше не любишь меня!

Он опустил ладони на стол рядом с ее и наклонился — все ближе, ближе, пока едва не прикоснулся носом к ее носу. Ее ноздри дрогнули, когда она вдохнула запах его кожи, запах свежевыстиранной, накрахмаленной и выглаженной рубашки. Отмахнувшись от непрошеных воспоминаний, Миранда встретила его взгляд. Бездонные синие глаза ничем не выдавали того, что творилось в душе у этого человека, и все же, окунувшись в них, Миранда задрожала от боли и страсти.

Она хотела отстраниться, но не решилась показать ему, как сильны его чары. Ей никогда не покончить с начатым делом, если он поймет, какую власть над ней по-прежнему имеют эти синие глаза, этот тягучий низкий голос.

Она облизнула дрожащие губы и прошептала:

— Скажи, что не любишь меня.

— Не скажу.

Если он рассчитывал этим простым отрицанием вызвать в ней облегчение, радость, даже восторг — что ж, значит, он раскусил ее с дьявольской точностью. Она испытала всю гамму этих чувств, и даже больше. А еще ей захотелось схватить его и трясти до тех пор, пока в его упрямой голове не появится хоть капля здравого смысла. Но она лишь подняла глаза к потолку и разочарованно вздохнула, понимая, что сейчас ей ничего не добиться и единственный выход — это как можно скорее уйти отсюда и собраться где-нибудь в тишине с мыслями.

Устало вздохнув, она тихо произнесла:

— Тогда скажи, где мне найти родителей.

Он выпрямился:

— В Фениксе.

Ее взгляд выразил недоумение.

— В Фениксе? В Аризоне?

— Точно.

— Но почему?

Он раздраженно дернул плечом, тем не менее спокойно ответив:

— Решили уйти на покой.

— Ты хочешь сказать, что они уже уехали в тот самый городок для пенсионеров, о котором постоянно говорили?

— Точно.

— Но они же собирались подождать с этим еще хотя бы год, — пролепетала она. — Мне казалось, у меня еще есть время, чтобы… Да кто же вот так берет и срывается с места?

— Ты. — Он впился в нее глазами. На щеках у него заходили желваки, пальцы вцепились в пояс джинсов.

Среди мужчин Броди, несомненно, был самым сильным и молчаливым. Много раз он говорил Миранде, что не желает «заговориться до смерти». Она понимала, что это означает. Он просто предпочитал действовать без лишних слов. Но если без разговора было не обойтись, он, как правило, отвечал односложно, давая ей тем самым понять, что положение хуже некуда.