Это парадокс может в некоторой степени объяснить тот негативный тон, с которым Хейердала с самого начала восприняли ведущие исследователи. Как бы много он ни читал, он не был одним из них. У него не было научных регалий, которые подразумевала докторская степень, и поэтому он не обладал необходимым инструментарием.
Была ли его теория, стоявшая за путешествием на «Кон-Тики», достойна академической докторской степени? Об этом мы никогда не узнаем, поскольку попыток защитить диссертацию Тур не предпринимал. Его сторонники, несомненно, могли считать, что достойна, но противники, во главе с Карстеном и Баком, при поддержке Метро, положили бы его на обе лопатки.
Гуманитарные науки принципиально отличаются от точных. То, что один считает ошибкой, может быть правильным для другого. Поэтому, если какие-то утверждения и окажутся ошибочными, это не снизит качества докторской диссертации, пока сама постановка вопроса имеет смысл и пока использованные методы соответствуют научным стандартам.
Имела ли смысл дискуссия о происхождении полинезийцев? Многие исследователи считали, что нет, поскольку ответ был очевиден: они пришли из Азии. Но внимание, которое привлекло к себе путешествие на «Кон-Тики», заставило ученых не сразу, но обратить внимание на утверждения Хейердала. Постановка вопроса, говоря другими словами, имела смысл.
Что можно сказать о методах, с помощью которых Хейердал решал проблему? Учитывал ли он надлежащим образом научные критерии при сборе материала и его последующем анализе, формируя свою теорию? Именно этот вопрос и вызвал спор между теми, кто считал, что здесь действует дилетант, и теми, кто в Туре Хейердале видел нового доктора Земмельвейса.
На пресс-конференции журналист от «Афтенпостен» хотел узнать, не изменит ли монография позицию его противников.
— Я надеюсь получить поддержку в среде нейтральных ученых, — ответил Хейердал. — Но от тех, кто придерживается мнения финского этнографа и социолога Рафаэля Карстена, я не жду ничего другого, кроме того, что «мы стоим на своем».
В этот раз газеты проявили гораздо больший интерес к монографии, чем к самому путешествию и книге о «Кон-Тики». Там, где есть борьба, есть и драматизм. Тем не менее на эту борьбу за пределами научных кругов никто не обратил бы внимания, если бы не шумиха вокруг главного героя.
В то время, когда появилась монография, эйфория вокруг «Кон-Тики» достигла апогея. Книга била рекорды продаж по всему миру. Однако этим дело не ограничивалось. После мировой премьеры фильма о «Кон-Тики» в Стокгольме в январе 1950 года, прошедшей с большой помпой, в присутствии наследника шведского престола, Тура Хейердала и большинства членов команды «Кон-Тики», он начал завоевывать киноаудиторию страна за страной, пока наконец не получил «Оскара» за лучший документальный фильм. Это произошло в марте 1952 года. Тур все еще сидел над последней корректурой монографии и не смог сам быть на церемонии. Но затем, 4 июля, в национальный праздник США, он смог получить статуэтку — не в Голливуде, а дома, в Музее «Кон-Тики» на Бюгдёй-аллее, и от кого? От Сола Лессера, легенды Голливуда, партнера по судебным баталиям в Лос-Анджелесе полгода назад, когда они боялись, что танцовщица хула-хула Арлетт Пуреа их разорит.
Высокая оценка. Тур Хейердал выступает перед показом фильма о «Кон-Тики» в США. В 1952 году он получил «Оскара», первого для Норвегии
Редакторы новостей не объявляли победителей в этом споре. Только время покажет, промахнулся Тур Хейердал или нет — писал репортер «Афтенпостен». Но они серьезнее, чем раньше, прислушались к выступлению Хейердала. Никто не сомневался, что он представил хорошо обоснованную научную работу, и многие почувствовали, что она вывела автора на официальный уровень. Видно, что интервью, которые Хейердал дал в связи с презентацией, и основательность книги произвели впечатление.
«Хейердал бросил перчатку науке» — так назывался репортаж с пресс-конференции в газете «Верденс Ганг». И в лучшем Земмельвейс-стиле газета писала, что если это и не произведет революцию, то в любом случае пробьет брешь в традиционных научных подходах и догматических суждениях.
Как-то еще до издания «Американских индейцев в Тихом океане» Тур послал матери такое письмо: «Поскольку ты единственная привила мне интерес к науке и исследованиям, поскольку твое понимание, помощь и поддержка сделали возможной мою первую поездку на острова в Южном океане и поскольку ты всегда была готова пожертвовать всем, чтобы я добился цели со своей теорией, то научный труд своей жизни я посвящаю тебе. Твой сын Тур».
Книгу об экспедиции на «Кон-Тики» он посвятил отцу, признавая, что без его значительной материальной поддержки экспедиция, возможно, не состоялась бы. Размышляя о том, кому посвятить «научный труд своей жизни», он выбрал мать. Как писал Хейердал, она «единственная» пробудила в нем интерес к науке. С детства она привила ему интерес к теории эволюции Дарвина, и именно она проигнорировала условности и сломила сопротивление других, когда он, будучи двадцати двух лет от роду, заявил, что собирается писать докторскую диссертацию по зоологии, изучая жизнь животных на южноокеанском острове. Ни занятий зоологией, ни докторской не получилось, зато получилось нечто более серьезное: труд всей жизни, который, как он чувствовал, должен изменить всю науку о Тихом океане.
Именно этот труд всей жизни он собирался защищать на международном конгрессе американистов в Кембридже. Эти конгрессы проходили с 1875-го с промежутком в два или три года и были главным форумом для антропологов, занимавшихся исследованием культур в Северной и Южной Америке, особенно в доколумбову эпоху.
На конгрессе в Нью-Йорке в 1949 году датский ученый Кай Биркет-Смит заявил, что правильнее всего замалчивать теорию Тура Хейердала. Такая тактика, очевидно, была соблазнительна для тех, кого больше всего раздражал выскочка, но Хейердал был популярен и игнорировать его больше не представлялось возможным. Самой разумной виделась другая крайность — пригласить в хорошее общество, чтобы там его как следует отделать. По правилам, участники конгресса могли заявить максимум три доклада каждый. Хейердал подал заявку на полную квоту.
Неужели его никто не поддерживал? Нет, это не так: еще осенью 1949 года, одновременно со шведским изданием книги о «Кон-Тики» в переводе Бенгта Даниельссона, он услышал первые слова признания. По настоянию всемирно известного шведского путешественника Свена Хедина Хейердала пригласили выступить с лекцией в престижном шведском Обществе антропологии и географии. Он согласился и представил обстоятельное изложение своей теории, встреченное аплодисментами полутысячи ведущих шведских ученых и исследователей{214}. И прежде чем он успел что-то сказать, на сцену вышел Свен Хедин и восторженно сказал, так чтобы все слышали: «Вы правы! Это решение проблемы! Я верю в вас, в конце концов вы победите!»{215}
Хедин стал известен благодаря своим многочисленным экспедициям во внутренние районы Азии в первой половине XX века и завоевал известность как в научных кругах, так и у широкой шведской публики, и его быстро выбрали членом Шведской академии наук. Его поддержка согревала душу, жаждущую научного признания, но на эту поддержку Хейердалу было трудно опереться. Хотя Хедин не хотел видеть нацизм в своей собственной стране, он питал большую симпатию к Адольфу Гитлеру, которого считал борцом против славянского влияния в Европе. Как и Кнут Гамсун, Хедин написал некролог фюреру, где он назвал его «одним из величайших людей в истории»{216}.
В 1949 году Хедин был старым, но еще ясно мыслящим человеком, по-прежнему питавшим интерес ко всему немецкому и публиковавшим статьи в фашистской и национал-социалистической прессе. Однако он уже не имел никакого влияния, и старейшины Шведской академии наук приняли его весьма холодно. Некоторые даже отказались сидеть с ним рядом{217}.