Опасность для Хейердала состояла в том, что судебная практика по компенсациям в этой области сулила все что угодно. Что было еще хуже — та же практика показывала, что шансы Тура на исход дела в его пользу были лишь теоретическими.
Требование 150 тысяч долларов стало ударом не только для Хейердала. Это известие стало кошмаром как для Сола Лессера и РКО в США, так и для Олле Нордемара и «Артфильма» в Швеции. В принципе, они могли спрятаться за контракты, поскольку вся ответственность за содержание фильма лежала на Туре, и избежать потерь. Но в худшем случае, если весь фильм запретят к показу, они рисковали получить иск о компенсации от директоров американских кинотеатров, что вместе с судебными издержками составило бы сумму, гораздо превышавшую 150 тысяч долларов. Потому они посоветовали Туру согласиться с требованиями на этих условиях, чтобы показ фильма не приостановили{175}.
Новый успех. Народ хлынул в кинозалы, чтобы увидеть фильм об экспедиции на «Кон-Тики», когда в 1950 году состоялась его премьера
К такому совету Хейердал прислушиваться не захотел. Взяв себя в руки, он написал Олле Нордемару: «Я понимаю, что ты занервничал из-за этого дела Розин, когда она озвучила сумму. Сам я воспринял это совершенно спокойно. Во-первых, моя совесть чиста и в этом деле, и я добьюсь того, что хочу».
В полной уверенности в своих силах и не без высокомерия, он добавил: «Если бы я достаточно интересовался делом, чтобы приехать в суд в Лос-Анджелес, я думаю, что Розин вряд ли удалось бы поживиться»{176}.
Сол Лессер и РКО приняли указание к действию и нашли Туру Хейердалу лучших адвокатов. Чтобы иметь надежду на благоприятный исход дела, они должны были убедить судей в том, что госпожа Розин дала свое согласие на съемку, хотя оно и не представлено в письменном виде. Для этой цели требовался свидетель, и Эрик Хессельберг, единственный из членов экипажа «Кон-Тики», кто присутствовал при съемке, подписал заявление, поддерживающее в этом деле версию Тура.
Но Хейердалу нужен был еще один, более независимый свидетель. Он надеялся, что им станет близкая подруга Арлетт Пуреа, Андреа де Бальманн. Они вместе танцевали перед камерой Тура. Фотографии Андреа не были использованы в книге, но она присутствовала в танцевальных сценах фильма. Тур не сомневался, что она поддержит его версию, согласно которой обе женщины знали, как будут использоваться снимки. По большому секрету, Андреа была «его женщиной» во время пребывания на Таити{177}.
Андреа, получившая медицинское образование, вышла затем замуж за француза и обосновалась в Париже. Ей надоело это разбирательство, и она с удовольствием поддержала бы Тура. Но ей не хотелось свидетельствовать против подруги, она считала это «несправедливым». В то же время Андреа была бы рада вновь повидать Тура, если он случайно окажется в Париже{178}.
Несмотря на заверения о своем непоколебимом спокойствии, Хейердал все больше нервничал, по мере того как приближались слушания. Отказ Андреа стал для него сюрпризом, но он не мог ее винить. «Большие проблемы», как он это называл, заключались в другом. В конце сентября он писал Торстейну Роби:
«Большие проблемы для меня начнутся 22 октября, когда я должен буду предстать перед судом в Лос-Анджелесе, где Пуреа и ее муж работали уже несколько недель в непосредственной близости (и за мой счет), чтобы подготовить все для своего иска. […] В любом случае, я должен буду покрыть судебные издержки, а это выльется в немалую сумму. Если я проиграю дело и мне придется выплатить компенсацию, после того как всяческие налоги будут выплачены, я влезу в долги еще больше, чем те, с которыми я надеялся справиться в тяжелые для меня дни 1947 года»{179}.
Хейердал очень надеялся, что ему, по крайней мере, не придется терять время на поездку в Лос-Анджелес. Но за дело переживал не только Тур. Сол Лессер и РКО были убеждены в том, что если и существует хоть какой-то шанс выиграть дело, то Тур сам должен присутствовать в суде. Хейердалу снова позвонили из США. На этот раз в РКО настаивали, чтобы Тур приехал. У него не оставалось другого выбора, кроме как сесть на самолет, «несмотря на то что это нарушило ход всей работы» над монографией{180}. В последней отчаянной попытке переубедить Андреа он заехал в Париж. Там его хорошо приняли у нее в доме, но она не передумала. Вместо этого она воспользовалась случаем и поблагодарила за французское издание книги о «Кон-Тики», которую Тур прислал ей и которую она с удовольствием прочла{181}. Она не нашла фотографии Арлетт Пуреа по той причине, что Тур, желая угодить супругам Розин, попросил французских издателей не делать этого. Но жест не возымел успеха, единственное, чем можно было им угодить, — деньги.
С миллионным иском в мыслях Тур устало опустился в кресло самолета, который должен был доставить его через Атлантику. Моторы загудели, и стюардесса последний раз обошла салон, чтобы проверить, все ли пассажиры пристегнули ремни. Но пессимизм не был свойствен Хейердалу, и, пока самолет набирал высоту, он ругал себя за то, что ему придется отбиваться, когда через неделю он займет свое место в Верховном суде Калифорнии, округ Лос-Анджелес. В который раз, готовясь к своей будущей речи, которую он произнесет перед Арлетт Пуреа и судьей, он не мог собраться с мыслями. Так или иначе, они унесли его на Раройа, счастливый остров, где все началось.
Никто на этом маленьком южном островке не мог припомнить более значительного события. С тех пор как первые люди однажды много лет назад прибыли сюда под парусами и обосновались под пальмами, дни монотонно сменяли друг друга, с таким же постоянством, с каким ветер дул с востока. Только когда кто-то в деревне умирал, вспоминали о счете времени. Но тот августовский день 1947 года и последующие дни стали совсем не такими, как другие, в том числе и для Марианны Пойа, девочки пятнадцати лет.
Рано утром она, как обычно, пошла на пляж. Там, когда она сидела на корточках и умывалась, она обнаружила вдруг много интересного, плавающего вокруг. Она увидела туфли, консервы и сигареты, и — Боже мой! — она нашла даже шоколад, драже и печенье. Она украдкой глянула через плечо — нет ли тут кого. Не попробовать ли?
Нет, на это она не решилась. Надо сказать взрослым, без разрешения вождя она не может ничего трогать.
Девочка обежала хижины и рассказала обо всем, что увидела. Вскоре на пляж сбежался народ. Среди плавающего добра они увидели также деревянный ящик, на котором стояло «Тики». Вождь, которого звали Тека, остановился и внимательно вгляделся в горизонт. Может быть, судно село на риф?
На следующее утро Марианна встала еще раньше. Она побежала в лагуну, как только рассвело. И конечно же, девочка снова увидела много всего странного у берега; она твердо была уверена, что даже больше, чем вчера.
Тека больше не сомневался. Кто-то потерпел крушение. Но Тики? Это ведь имя бога!
Он поманил к себе Этьена, тоже из рода вождей, и попросил взять с собой несколько человек и проверить. Они спустили на воду два каноэ и направились к коралловым островам на другой стороне лагуны.
И тут Этьен их увидел — бородатых и почти голых мужчин. Они стояли перед пальмами на самом маленьком из островов и махали незнакомым флагом. Он помахал в ответ и подплыл поближе. Тут же он услышал, как кто-то кричит: «Иа орана!» Этьен остолбенел. Люди белые, но говорят на его языке?