У нас имеется и ещё кое-что на этого человека, который представлялся в Хаконэ как некто Икэгами. Вечером одиннадцатого января Мидори выступала в отеле с программой в честь присутствовавшего там своего бывшего преподавателя музыки. Того сопровождала племянница, некто Фумико Нарусэ, двадцати восьми лет. Так вот ей позвонил в номер какой-то мужчина, попросивший её встретиться с ним в ночном клубе отеля. Этот человек сказал ей, что был с ней вместе в туристической поездке по Европе прошлой осенью.

Фумико рассказала полиции, что беседовала с этим мужчиной минут тридцать или сорок и на тот момент поверила его истории, но, придя потом к себе в номер и задумавшись, поняла, что он вёл себя как-то странно и подспудно произвёл на неё неприятное впечатление.

Она сказала, что он представился ей именем Икэгами и сообщил, что остановился неподалёку в гостинице «Фумотокан».

— Когда он беседовал с ней в ночном клубе, он интересовался Мидори? — спросил Фурукава.

— Он только спросил, дружит ли она с Мидори, и, когда она ответила отрицательно, оставил в покое эту тему. В основном он расспрашивал Фумико о ней самой.

— Понятно.

— Что касается Юко Кумэ, то мы послали к ней домой в Кита-Камакура опытного детектива, — продолжал Сасаки, прикурив сигарету. — Сначала она молчала, но когда наш детектив хорошенько надавил на неё, разразилась слезами и всё рассказала. Три дня назад, вечером восемнадцатого марта, ей позвонил незнакомец, назвавший себя Отамо.

Этот человек сказал, что был близким другом её мужа во времена учёбы в Париже и что тот оставил у него свои книги и какие-то вещи. Он разговаривал с ней весьма учтиво и сказал, что готов отдать ей эти вещи. В разговоре он держался непринуждённо, и она поверила ему, обещав встретиться с ним в шесть часов вечера двадцать первого числа в ресторане отеля «Синсиэ».

Их разговор за ужином в ресторане показался ей несколько скомканным и сбивчивым, и она не очень-то вслушивалась в то, что он говорил. Она очень удивилась, когда он встал из-за стола, даже не докончив десерта, и сказал, что хотел бы отдать ей вещи мужа.

А когда они пришли в его номер, он вдруг выключил свет и попытался наброситься на неё. Она обливалась слезами, когда рассказывала, как толкнула его локтем и бросилась вон из комнаты. Произошедшее показалось ей настоящим кошмаром.

— Выходит, она совсем ничего не знала об этом человеке?

— Да. Детектив, беседовавший с ней, уверен, что тут она не солгала. А насчёт того звонка вечером восемнадцатого числа у нас есть подтверждение — хозяйка дома сняла трубку и сама переключила звонок на аппарат Юко. На мой взгляд, эта Юко уж больно наивная дамочка, если совершенно незнакомый мужчина может заманить её к себе в гостиничный номер какими-то россказнями о якобы хранящихся у него вещах её покойного мужа.

Инспектор Сасаки затушил окурок, и его толстые, как колбаски, пальцы потянулись к ручке выдвижного ящика. Он извлёк из стола какой-то журнал и положил его перед Фурукавой. Это был апрельский выпуск «Науки о здоровом питании».

— По словам Юко, днём пятого марта она прибиралась в доме и вдруг обнаружила у себя на пороге этот журнал. Раньше она его никогда не видела и не знает, откуда он взялся. Позже, когда ей позвонил этот тип Отамо, они условились встретиться в ресторане. Поскольку они не знали друг друга в лицо, она должна была узнать его по книгам, которые он обещал выложить на столик. Придя в ресторан, она увидела на столике другой выпуск того же журнала, а позже, у себя в номере, он признался, что это он тогда оставил журнал у неё на пороге. Юко, похоже, не понимает всей важности этого журнала, однако всё же попросила нас сохранить его.

Фурукава смотрел на обложку — на ней крупным планом был изображён чистенький цех какого-то завода. Журнал, похоже, был целиком посвящён проблемам детского питания. Из кармана пиджака он достал конверт с фотографией и выложил его на стол рядом с журналом.

— Вот я и интересуюсь, не этот ли человек удрал из отеля в Адзабу? А ещё мне интересно, сможем ли мы доказать, что он каким-то образом причастен ко всему этому.

Какого рода соглашение заключили эти двое, когда и где они это сделали, какие слова сказали друг другу? Нет, их вина пока была всего лишь вопросом предположения, но Эду точили подозрения. Ему не давала покоя эта идея с убийством по обмену — с ней он был знаком по зарубежным романам. Заключить договор эти двое могли миллионом разных способов — тут всё зависело от натуры и характера самих участников. Впрочем, лишь одно можно было утверждать со всей определённостью — для заключения такого соглашения этим двоим нужно было полностью доверять друг другу. А смогла бы усреднённая, малопримечательная личность так довериться другому человеку? С момента заключения этого пакта и до момента осуществления их плана даже глубоко доверяющие друг другу люди должны были так или иначе испытывать опасения и дурные предчувствия. Интерес к подобного рода побуждениям человеческой души и возбуждал в Эде тот азарт, с каким он занимался этим делом.

И тут пока напрашивался единственный вывод — что Кохэй Дайго и та таинственная женщина заключили своеобразное соглашение гораздо раньше.

Теперь Эда и другие детективы решили пересмотреть все подробности дела заново с самого начала. Для этого он и приехал в Хаконэ и шёл сейчас по пустынной улице к огромному особняку семьи Нагахара. Сакура ещё не расцвела, да и тепла-то особого не было — на небе облачка, воздух прохладен. В садах вдоль дороги распустились трёхцветные фиалки, покрыв землю пёстрым ковром. Весна пришла в Хаконэ, правда, в этой местности, окружённой густыми лесами, ещё витал дух какой-то унылой меланхолии.

Теперь, с учётом всех подробностей — начиная с появления в Хаконэ десятого января и кончая бегством из гостиничного номера в Адзабу, — становилось всё более и более очевидно, что человеком, которого они разыскивали, был Кохэй Дайго, профессор и специалист по здоровому питанию из университета «J» в Фукуоке. По фотографии подозреваемого признали все, с кем он вступал в тот или иной контакт, — горничная в гостинице «Фумотокан», Фумико Нарусэ, Садао Умэдзаки, Юко Кумэ и двое следивших за ней детективов. Подозреваемый, конечно, во всех случаях носил очки — либо солнцезащитные, либо в толстой роговой оправе, — что, несомненно, нужно было ему для маскировки, зато возраст и другие приметы полностью сходились. Эде уже звонил Фурукава, вернувшийся в Фукуоку проверить алиби Дайго. По словам Фурукавы, у Дайго не имелось алиби на все случаи его предполагаемого пребывания в Хаконэ или Токио. В ночь на восьмое марта, когда была убита Мидори, он, по словам его коллег, ездил в Осаку, чтобы положить в больницу престарелую тётушку. Тогда он отсутствовал два дня — восьмого и девятого числа. Фурукава считал, что адрес тётушки, которая могла бы подтвердить пребывание Дайго в Осаке, проще всего узнать у жены Дайго, однако по здравом размышлении решил этого не делать. Ведь жена Дайго может сразу же рассказать об этом мужу, к тому же сам Дайго мог опередить полицию — позвонить тётушке в Осаку и попросить её подтвердить его алиби.

Вместо этого они заслали своего человека к брату Дайго, проживавшему в одной из провинций Кюсю, с тем чтобы тот под благовидным предлогом и, не упоминая имени Дайго, выведал тётушкин адрес. Получив эти сведения, они наведались к старой женщине в её осакский дом в районе Тэннодзи. Тётушка, как и сказал Дайго коллегам по работе, оказалась действительно старой, но вот больной её никак нельзя было назвать.

Сосредоточившись, Аканэ внимательно разглядывала фотографию Кохэй Дайго. Закусив губку, она хмурилась. Эда пристально наблюдал за ней, готовый уловить малейшее движение её мимики. Выражение её лица сейчас было таким, какое бывает у человека, когда он видит друга, сильно изменившегося после долгой разлуки.

Наконец девушка оторвала взгляд от фотографии и покачала головой: