За эти две недели он вычеркнул, казалось, лет пять своей жизни. В его шевелюре даже обнаружился первый седой волосок.

И самое главное: он не препятствовал тому, что происходило. Не находил в себе моральные силы и оправдание разгромить то или иное «злачное заведение».

«Да кто я такой, чтобы кроить и изменять их судьбы? — думал он. — Разве я изменю их сознание, пробужу совесть, исправлю привычки? Разве я — святой? Нет, я не святой. Я грешен, как все. И даже больше. Я грешен больше многих и многих. Все эти прелюбодеяния и кражи… Да и потом — разве, даже увидев святого, они перестанут делать то, что делают? Человек — насквозь испорченная тварь, в нём не поровну добродетелей и пороков. О нет. В нём добродетели лишь те, которые ему привили в пору младенчества и юности, а вот пороки есть все, что существуют в природе, и с самого рождения! Рано или поздно, но они вылезают наружу. Каждый день человек колеблется между «светлой» и «тёмной» сторонами души, и это колебание по привычке зовёт жизнью. Те вот — не смогли сдержаться и скатились на одну из сторон. Другие так и идут по краю. Третьи прыгают туда-сюда. Это жизнь. А я — кто? Я — не вершитель судеб, не проповедник и не дьявол. Может, пока. Может, мне ещё предстоит узнать своё высшее предназначение в будущем. Может, я не зря о край ванны долбанулся и мне не зря дали вот это всё. Но что-то не чувствую я порывов достато тот Глок…»

Тем не менее в специальном чёрном блокноте, что всегда носил в рюкзаке тщательным образом записывались адреса, описания того или иного заведения. Кто его знает, что будущее ему подкинет, кем он станет, какую сторону выберет. Список был уже немаленький.

«Эй! А может, стать мне журналистом? Как тот самый Паркер, что Человек-Паук? Ведь материала — выше крыши. А компромата — страну развалить хватит! Только вот с таким материалом долго не живут… И всё же интересная мыслишка!»

Очень быстро он украл денег на все свои задуманные потребности. И основательно закупился! Приобрёл два комплекта боевой одежды пожарного: брезентовую и огнетермостойкую, каску и шлем, самоспасатели и изолирующий противогаз, всякие краги, карабины, верёвки и фонари, аптечки и даже специальный пожарный топор. Конечно, покупал всё это он не за раз, ибо весило всё преизрядно, да и объёмно всё очень. Затолкал под кровать, в шкаф, распихал по ящикам. Что со всем этим делать — и знать не знал. Ну, купил. Гештальт закрыт. Что дальше? Как всем этим управляться?

Пару раз он несколько часов сидел на чердаке дома напротив пожарной части. Всякий раз, когда из части с мигалками и воем выезжали машины, хватал захваченное снаряжение — и следовал за ними. Несколько раз вызовы были на свалки и мусорники, но два раза всё же горели квартиры. В одной не было никого, и Дима, как был, в костюме, противогазе и с топориком наперевес, только и добился того, что его едва не хватил тепловой удар. Шёл уже месяц май, температура достигла 25–27 градусов, а у пожара всегда составляла сотни градусов.

Во второй же квартире ему даже пришлось поработать Суперпупсом. Горела квартира на четвёртом этаже панельного дома. Огня ещё не было видно, но из открытого пластикового окна вырывался густой чёрный дым, пачкающий копотью вышележащие этажи. Как принято, толпа зевак, запрудившие двор машины, из-за которых не пробраться к месту пожара. Но вот подкатили, первой — автоцистерна с пожарным насосом. Вспомогательная машина с пожарной лестницей всё ещё добиралась, ювелирно объезжая заторы из легковушек.

Расчёт действовал слаженно. Кинули катушку с рукавами на землю, стали раскатывать рукава, тащить их к пожарным выпускам и подсоединять к машине, к насосу. Главный в это время беседовал с местными, с прибывшими уже участковым и ППСниками, кричали и размахивали руками с зажатыми в них мобильными телефонами и рациями.

В это время Дима в ускоренном состоянии прямо у машины, на виду у всех переодевался. Если пожарные всё это сделали ещё в части, то Дима просто не успел это сделать на своей «лёжке». Пока продрал глаза (на солнышке задремал, и только сирена спешащих на вызов пожарных вырвала его из сна), машины уже уехали далеко. Так что чтобы переодеться прямо на лёжке и догонять пожарных уже переодетому не было и речи. Пришлось вот тут вот, прямо у машины, постоянно перемещаясь, чтобы не засекли. Несколько «нормальных» секунд — и Дима готов к труду и обороне! То есть как минимум к подвигу. Новая форма непривычно жала в одних местах или казалась просторней больше нужного в других. Навесил на себя топорик в чехле, специальный фонарик, даже моток термостойкой верёвки. За спину кинул баллон противогаза, закрепил по инструкции. Между прочим, не хухры-мухры, а цельных десять килограммов! Напялил на голову шлем.

Ох, пекло!

Пожарные бегают в брезентовых костюмах, кое у кого — распахнутые: жарко. А он в полной выкладке огнетермостойкой боевой одежды пожарного! Эдакий северный белый мишка на экваторе. Ничо, потерпим, главное, чтобы толк был!

Забросил сумку с вещами пожарным в машину. Сейчас вряд ли кто-то будет разбираться, чьи то вещи. А местные спереть не подумают: свои же порвут. Уж кого до сих пор в народе уважают, так это пожарных и медиков на «скорой».

Глядь: а главный с одним из пожарных и несколькими местными в подъезд заходят. У пожарного — ручная циркулярная пила. Видать, не вызвонили хозяев, а дверь — металлическая. Причём не дешёвая китайская, а явно бронедвери. Значит, будут замки резать. Лишь для того, чтобы проверить свою гипотезу, пошёл за остальными, перелез по перилам, обходя впереди идущих (ох, и тяжко это было сделать с дополнительными суммарно двадцатью пятью килограммами!), еле забрался на пятый этаж, присел, пыхтя, на лестницу. Вышел из ускорения и дождался, пока вся компания не перетечёт на лестничную площадку этажом ниже. Потом услышал перепалки, мат, звонки, визгливые женские крики. Кого-то выводили, а та не хотела идти. Спорили, просили дать сетевой фильтр, чтобы подключить пилу. Барабанили в ту самую, видать, дверь.

В общем, всё ясно. Тут — надолго. Да и людей здесь — мама дорогая! Не протиснешься просто так. Может, и хотят помочь, но пока только мешают. Остаётся одно — по лестнице забраться первому и попытаться разобраться в ситуации быстрее пожарных.

Зачем вообще он это делал, раз тут и так всё работает как нужно? Ребята своё дело знают, они сделают всё так, как нужно. Он им, скорее всего, только мешать будет.

Но вот пекло что-то внутри. Зачем-то он всё это покупал, правда ведь? Зачем-то деньги на эту покупку крал? Добровольно становился преступником, целенаправленно убивал свою собственную душу. Ради вот таких вот случаев. Ради спасения тех, кого можно спасти.

Иначе совсем непонятно, зачем весь сыр бор. Иначе придётся вновь искать свой путь, стоять на перекрёстке с сотней дорожек.

Но прочь сомнения! Вот, слышно, как ревёт машина, разворачивая лестницу к окну, из которого вырываются клубы дыма. Пора действовать!

И Дима, дождавшись, когда лестница заняла боевое положение и пока первый пожарный ещё только собирался со шлангом и брандспойтом наперевес ступить на неё, вошёл в ускорение. Забрался на лестницу и быстро, но осторожно полез по ней вверх. Казалось бы, расстояние-то небольшое, но пока залез — взмок и дышал как загнанный тушканчик. Больше от волнения и страха, конечно. Вот оно, окно, из которого так медленно и, что там говорить, красиво вырываются клубы сизо-чёрного дыма. За ним — опять огонь, вечный враг и страх Димы.

«Да ладно, мужик! — сказал он самому себе. — У тебя преимущество! Ты теперь готов к встрече!»

Он снял шлем, надел противогаз, включил подачу воздуха, вновь надел шлем. Несколько раз вздохнул глубоко и, взревев от переполнявших его адреналина и страха, размахнувшись, что было сил ударил по стеклу. Топор едва не вывалился у него из руки: на бешеной скорости его топорище пробило стекло как паутину. Что говорится «разбег лошадиный — удар муравьиный». Дима матюгнулся, и уже несильными толчками очистил раму от стекла, буквально продавив его внутрь комнаты. Осколки так и висели, даже не думая падать. Дима чуть повозился с замком окна, с трудом распахнул раму и со страхом полез в хмурь дыма.