Воровство переросло в рутину, а оправдания ему уже не казались оправданиями. Нет, это было просто объяснение.

Сначала оно звучало так: «Прошу прощения, люди! Я ведь только учусь быть суперменом. Вот погодите чуток, и я спасу не одну жизнь. Может, именно вашу. Так стоит ли то, чего я беру, вашей жизни? Ведь не стоит, правда? Тогда я возьму?»

Потом внутреннее объяснение, с которым Дима шёл на, по сути, преступление, звучало в голове так: «Эй, люди, да ладно вам! Я ведь беру не много. Мог бы много, а не беру. Цените это! Поверьте, те малые крохи, что я «экспроприирую», я уже отработал, и с лихвой. Так что… отзыньте!»

Вот так менялось внутреннее отношение к преступлениям. Вседозволенность портила.

Первые его кражи были полны абсурда, неразберихи и паники. Ему казалось, что все покупатели, даром, что в ускоренном состоянии казались застывшими, смотрят именно на него, знают, где он и уж непременно осуждают то, что он собирается сделать. Ему казалось, что все камеры в супермаркете направлены непосредственно на него, а охранники перекрыли все входы и выходы, уже нацелив газовые пистолеты на то место, где он непременно будет идти. Перемещался по магазину он крайне осторожно и чуть ли не ползком, скрываясь от траекторий камер слежения. Добраться до них не представлялось возможным: крепились, как правило, они на нижних балках ферм покрытия, расположенных так высоко, что ни на какой стремянке не долезть. А пока залезешь при помощи верёвки и такой-то матери на эту самую балку, может пройти столько времени, что смогут заметить. Нет, конечно, можно было, например, остаться в маркете на ночь, спокойно стырить понравившуюся вещь, а потом воспользоваться оплошностью охраны или просто выйти вместе с обходом периметра наружу — и поминай как звали. Однажды он так и сделал. Дима не знал тогда, что такое датчики движения и почему в большом помещении маркета долгое время не появлялся охранник. А потом, когда он неспешно подошёл к стойке роликовых коньков, чтобы, не напрягаясь, выбрать себе подходящую пару — понеслось. Нарастающий вой, закрутившиеся разноцветные лампочки, галопом мчащиеся к месту преступления охранники. Дима струхнул. Запаниковал. Ускорился до максимума — и рванул с территории спортивной части маркета, мимо ворот и гибких пологов, оградивших закрытые магазины, мимо манекенов и пустых лавочек. В страхе, что сейчас его настигнут и повяжут — это при таком-то ускорении! — он метался по первому этажу, натыкаясь всё больше на тупики и запертые двери. Такой знакомый супермаркет вечером превратился в стеклянный лабиринт. Наконец, когда он, отчаявшись, уже намеревался подхватить стул из-за конторки какой-то мелкой фирмы — и его металлическими ножками попытаться разбить витрину, увидел-таки спасенье в виде открывающейся двери в комнату подсобки. Дождавшись, пока уборщик выйдет в коридор, Дима рванул на прорыв. Какие-то помещения, зады продуктового маркета, открытая рампа и разгружаемые грузовики. Но главное — свобода! С тех пор он зарёкся оставаться в маркетах на ночь.

Потом он неоднократно экспериментировал, вырабатывая оптимальную схему кражи. Сводилось-то всё к банальному и простому: войти в маркет, выбрать нужную вещь или нужный размер оборудования и снаряжения, взять и выйти. Всё. Однако теперь он не действовал наобум. За день до «дела» он, не привлекая ничем к себе внимания, посещал выбранный к «акции» магазин, всегда — новый. Там он подыскивал нужную вещь. Не покупая ничего, уходил. На следующий день, а обычно — раннее утро, когда магазин только открывался и не было наплыва покупателей, он входил в тот же магазин, но уже в ускорении. Максимально скрыв лицо, в перчатках, он целенаправленно направлялся к интересующей его вещи, кусачками откусывал защитные брелоки, прятал вещь в фольгированную сумку и так же быстро удалялся.

Казалось бы, всё чётко. Магазинов в их мегаполисе достаточно много, чтобы не светиться в одних и тех же маркетах не недели даже — года! Но напрягали всё же возможные засветы на камерах слежения. Казалось бы, мелочь: ну, пропала пара роликовых коньков. Одна из тысяч. Всё равно, мол, у них заложен какой-то процент расхода товара на такие вот случаи, когда, например, разбивается неуклюжим покупателем бутылка водки или белый шарф упадёт в натёкшую с сапога лужу. Списывается. И всё же. Не готов был Дима к общению с правоохранительными органами, буде кто-то всё же настрочит заявление о краже, изымут записи камер наблюдения, найдётся такой скрупулезный стажёр, что вычислит «причину пропажи» и по приметам выйдут на него… Фантастика, но всё же.

Теперь Дима крал из склада. Оттуда, где пришедший в магазин товар разбирался, где на него навешивали маячки, сортировали. Здесь тоже порой бывали камеры, но намного меньше. Буде таковые отыскивались, а перед кражей Дима обязательно тщательно исследовал окрестности, то подвергались «оболваниванию». Добраться до этих камер в складской зоне не составляло труда: по стеллажам, по стремянке. Вот Дима до них и добирался. И просто отворачивал их в сторону от того места, где собирался возиться. После «дела» он возвращал траекторию слежения камеры на место. Обычно процедура занимала несколько минут, в реальном мире — несколько секунд. Отреагировать обычно не успевали, а когда успевали, то через несколько мгновений непонятный «глюк» камеры восстанавливался. Да и красть здесь было не в пример спокойней. Тут работники магазина не гнушались обеденного перерыва, и вот в это время в пустом помещении и резвился Дима.

И вот при всех этих возможностях, при вполне себе разработанной схеме воровства, при подготовленном сознании, Дима всё же установил себе черту, за которую пока не собирался заходить.

Он не хотел превратиться в конченного налётчика и грабителя, оставаясь, по сути, мелким воришкой. Ведь не было ничего проще просто взять — и украсть деньги с кассы. Просто дождаться, когда кассир откроет кассу, чтобы отсчитывать сдачу. Особенно большой улов можно было бы снимать в продовольственных супермаркетах перед выходными. Или просто подстеречь конвой с мешком выручки, марширующий с автоматами наперевес к инкассаторской машине — и выхватить этот самый мешок! Да даже больше: пробраться к кассирам банка или пункта обмена валюты и выгрести всю кассу подчистую.

Но нет. Об этом он даже запрещал себе думать. Испытывал трудности с деньгами, когда всё время хотел есть, но и не думал поступить вот так вот разбойничьи. Решил для себя: «Когда я нарушу это данное себе обещание, я перестану быть человеком разумным, а превращусь в анархиста и разбойника». Нет, ну в самом деле, разве виноваты все эти простые люди, что просто выполняют свою работу: продавцы, кассиры, инкассаторы? Кого обвинят в утрате наличности? Конечно, тех, кто имел с ними непосредственный контакт! Поступить вот так по-свински — это обречь ни в чём не винных людей на крупные неприятности. Так не пойдёт!

И да, да, понятно, что подавляющее большинство из этих так называемых «ни в чём не винных», может быть, то ещё гуано по жизни и на самом деле крупная встряска им больше пошла бы на пользу, но… но это глупое и спасительное воспитание. А может, трусость. А может, остатки благородства. Которого никогда не было.

А ведь деньги брать откуда-то всё равно надо. Пусть не расходятся они уже на еду и не тратятся на вещи, но зарплата его всё же до одурения мала. Ему ещё полгода реальной, не ускоренной жизни собирать на всю намеченную экипировку, снаряжения и спецсредства пожарного! Премий, которые раньше получал каждый месяц, уже не было, и вряд ли теперь будут. Дело в том, что Дима забросил виртуальные онлайн-игры. Ушёл из клана. Продал перса. И теперь его директор, Станислав Сергеевич, не делал ему поблажек. Приятельские отношения так и остались, да, но доверительных, «корешовских» уже не было.

Эх, хорошо всяким супергероям. То миллиардеры по жизни, то вообще принадлежат к какой-нибудь хорошо финансируемой организации. Частной или государственной. Единицам, правда, не так повезло. Тому же Спайдермену или Пипцу. Тоже, как и он, горемыки, перебивались как могли.