Наше начальство были уверено, что уж теперь-то немцы до нас не доберутся. И началось планомерное развертывание госпиталя. Под госпиталь было выделено здание школы. Место было замечательное и благодатное: кругом зелень, неимоверное количество фруктов, рядом горная речка Кума (теперь Воронцово-Александровск называется Зеленокумск — не зря) — лето. Но эта благодать длилась совсем не долго, всего лишь несколько дней — немцы посчитали, что мы и так хорошо отдохнули. Вначале из сводок мы узнали, что наступление немцев продолжается, а потом, и это было совсем неожиданно, мы узнали, что немцы высадили десант в Георгиевске и захватили все курортные города Минеральных вод ⁵.

В один из наступивших тревожных вечеров я с несколькими ребятами решил пронаблюдать, конечно, не за боями — они еще шли довольно далеко, но за их отражением в темном южном небе. С этой целью мы взобрались на дерево, нельзя сказать, что высокое, но, судя по всему, довольно старое. Кроме того, дерево было абрикосовым, а эти деревья не отличаются крепостью. Короче говоря, ветка обломилась, и я полетел вниз головой с вытянутой правой рукой. И не просто упал на землю, а угодил в вырытую в этом месте траншею. Лечу вниз и внимательно наблюдаю за сорвавшейся с ноги сандалией — чтобы потом легче было ее найти. Падение, какой-то внутренний треск, дикая боль. Я вскакиваю, до руки дотронуться невозможно, но сандаль я разыскал. Ночь кое-как проспал-пролежал, а утром меня повели в действующий фронтовой госпиталь — в нашем госпитале рентген еще не работал. Вколоченный перелом. Поломалась кость около самого плечевого сустава и обе части этой кости вошли, вколотились друг в друга. Мне накладывают огромную гипсовую повязку на всю правую руку и на грудь до пояса — “самолет”.

А между тем обстановка быстро осложнялась Двигаться по железной дороге мы уже не можем: у основания тупика, в Георгиевске, немцы — они нас, конечно, не пропустят, несмотря даже на мою поломанную руку. Из транспорта в нашем распоряжении один грузовичок и несколько лошадей. А имущества очень много, очень много и людей. Что делать? Мобильность немцев нам уже хорошо известна — решать и действовать надо было незамедлительно. Начальство госпиталя принимает решение, единственно правильное решение: уходить от немцев, но не всем сразу, а двумя группами, так, чтобы обеспечить погрузку и выгрузку транспорта, двигающегося челночно от одной группы к другой. Я написал “единственно правильное решение” и вдруг сам усомнился. Ведь никто не мог знать, когда появятся немцы. Стремление вывезти все имущество было связано с огромным риском захвата части наших людей. Задним числом можно назвать это решение правильным, но только потому, что все закончилось хорошо.

Помимо общих забот у нашей семьи были две дополнительные: мама и моя рука. Что решило мамино госпитальное начальство, нам было неизвестно, связаться невозможно: нет никаких транспортных средств и средств связи. Короче говоря, мы ничего не знаем и ничего сделать не можем. Кстати, как потом выяснилось, начальство нескольких госпиталей, размещенных, как и наш, вдоль Буденовского тупика, не предприняло энергичных действий, и эти госпитали были захвачены немцами.

Мы двигались по дороге, которая через предгорья Чечни соединяла некоторые станции Буденновской ветки с основной железнодорожной магистралью: Моздок, Прохладное, Дагестан, Азербайджан. Мы с отцом и Инной попали в группу, двигавшуюся впереди, и на следующий день, а, может быть, в тот же самый, нас нагнал первый рейс наших транспортных средств. Мы произвели разгрузку машины и повозок, и они отправились назад к группе, которая пока еще оставалась в Воронцово-Александровске. Здесь мне хочется немного вспомнить обстановку на этой дороге.

По дороге шли отступающие войска, в основном пешком. Жара, пыль и стремление быстрее и на возможно большее расстояние оторваться от немцев. Но самое тяжелое зрелище представляли собой раненые. Конечно, вышли на дорогу только те, кто мог хоть как-то передвигаться. Но видеть нечеловеческие усилия, которые прилагали эти люди, чтобы преодолеть боль и как-то двигаться. Вдоль дороги встречались крестьянские хозяйства, в том числе коллективные. Но ни одного живого человека. Нам объяснили, что, в основном, это были немецкие хозяйства, и их всех выгнали или вывезли. Видимо это было не так давно потому, что дома были еще “теплыми”: неснятый урожай, много живности, даже лошади, но ни одной хотя бы захудалой повозки. Все, что двигалось, было использовано. Однако, как ни странно, в одном селении мы обнаружили. трактор. Он не заводился — поэтому его в спешке и бросили, но у нас нашлись умельцы, и трактор завелся. Это оказалось существенным увеличением наших транспортных возможностей. Забегая вперед, скажу, что перед погрузкой на баржу, уже в Баку, наши ’’комбинаторы” обменяли этот так пригодившийся нам механизм на повозку с арбузами — русская предприимчивость.

Не помню, когда это произошло — во вторую или в третью ночевку на дороге. Было уже достаточно темно, мы остановились на ночлег, но поток проходящих мимо нас людей не прекращался. И вот кто-то из нас — папа, Инна или я — заметили среди проходящих знакомых, но главное: эти люди были из маминого госпиталя. Вот это да! Тут же мы увидели и то, на что мы уже почти не надеялись — маму! Нашей радости не было конца, ну прямо как в кино, где случаются подобные невероятные события. Колонна с маминым госпиталем останавливается неподалеку от нас, и мы, наконец, все вместе решаем проблему — как нам быть дальше. Отец разыскивает начальника маминого госпиталя, но тот категорически отказывает в освобождении мамы. Что делать? Нельзя же маму в такой ситуации оставлять одну. Трое и одна. Нет, пусть будет двое и двое: мама с Инной, я с папой. Отец с Инной разыскивают теперь нашего начальника — и на этот раз удачно, согласие получено — Инну отпускают. На радостях мы собрались все вместе поужинать. Но. где же мамин госпиталь? Пока бегали и договаривались с нашим начальством, их колонна поднялась и пошла. Надо нагонять, благо идут пешком и известно, в каком направлении, далеко уйти не могли. Посылают меня, и я почти бегом, как только позволяет мне мой ’’самолет”, пытаюсь нагнать исчезнувшую колонну. Правда, последний участок мне удалось преодолеть, сидя на повозке, запряженной верблюдом — первый и последний раз воспользовался таким видом транспорта.

Теперь мы с отцом остались вдвоем. В конце концов, мы добрались до железной дороги, это было где-то между Моздоком и Прохладным. Через некоторое время прибывают все люди и все имущество. Но обстановка остается тревожной — немцы не за горами, а если говорить точнее — за какой-то одной из недалеких гор. Нашему госпиталю выделяют несколько вагонов с открытым верхом, я забыл их название, в таких возят сыпучие материалы. Погрузка идет очень срочная, некоторые вещи передают из рук в руки, некоторые просто забрасываются. Отец командовал загрузкой одного из вагонов, а я, хоть и однорукий, активно помогал.

Когда дело дошло до некоторых наших вещей, состав неожиданно без всякого предупреждения тронулся и, набирая скорость, поехал на восток. Папа был в вагоне, вернее на вагоне, а я с остатками нашего барахла — на перроне. Признаться, я растерялся, но не более того: не испугался потому, что слева, как бы с Запада, на полной скорости подошел к станции и остановился какой-то пассажирский поезд. Видимо из-за него так срочно убрали состав с нашими вагонами. Думать было некогда, все кричат, что это последний поезд, за ним немцы, и я сколько смог нагрузил свою левую руку, вскочил в первый попавшийся вагон, двигаюсь по тамбуру, смотрю в одном купе людей не очень много, врываюсь в него, сажусь, захватывая место, поднимаю глаза: напротив меня сидят и улыбаются тетя Рая, Лизочка и Марочка. Вот тебе опять чисто киношное совпадение!

Поезд стоит очень недолго, я пытаюсь что-то объяснить, но это непросто: и почему я один, и почему мы вдвоем, и почему у меня такой вид — в галифе с обмотками и до горла забинтованный. Очень скоро пассажирский поезд догоняет товарный, папа переходит к нам: маршрут товарного известен — до станции Хачмас, это уже в Дагестане. И вот мы, как в старые добрые времена, едем в пассажирском вагоне, почти с удобствами и в такой замечательной компании. Поезд идет вдоль созревших полей кукурузы, арбузов. Иногда настолько медленно, что на ходу можно соскочить с подвесных ступенек вагона, хватануть несколько початков кукурузы или арбуз, догнать свой вагон, передать добычу в протянутые руки и героем вскочить на ступеньки. Как ни странно, а тем, кто меня знает, это не покажется странным, одним из самых активных “добытчиков” был я — одна рука это, конечно, помеха, но, с другой стороны, позволяет продемонстрировать и ловкость, и храбрость.