– С этим понятно, но я вообще-то вот что не понял: этот ваш Бертье, и вообще вся та псевдовампирская история… какое это имело отношение к нашей проблеме? – снова спросил Иван. – Почему вдруг столько внимания какому-то извращенцу?

– О, я же не объяснил, прошу прощения, – извинился Виктор – Отношение там самое непосредственное, прямое можно сказать. Как выяснилось, в Москве было налажено целое производство поддельных икон. Везде, где только можно, выискивались старые и древние куски древесины, из них соответствующим образом вырезались доски, искусственно старились с поверхности и отдавались в руки иконописцам. Представьте: где-то в Москве сносят или ремонтируют старый дом, например, восемнадцатого века. Чем старше, тем лучше. И сразу же туда спешит соответствующая бригада. Крепкие ребята выламывают подоконники, деревянные перекрытия, балки. Все это везут в мастерскую. Они и не скрывались даже, у них был официальный договор и разрешения на покупку «элементов строительного мусора». В мастерской готовые доски покрывались росписью, искусственно старились, и поступали в продажу как древние. Краски тоже делались по всем канонам, причем очень хитро: для того, чтобы радиоуглеродный анализ не показал молодость воска, который входил в состав краски, фальсификаторы использовали смесь современного воска и озокерита – горного воска. Для сбыта была налажена целая сеть в Европе, а через границу все это переправляли посредством международных перевозок, выставок, совместных проектов – всех тех мероприятий, при которых использовались удобные ящики. Поддельные иконы везли в двойных стенках контейнеров. Но не всегда – иногда вполне открыто, в наглую, снабжая вполне честными заключениями экспертов, что данные иконы являются копиями, и никакой исторической и художественной ценности не представляют. В частности, мой протеже – Бертье – тоже на этом руки грел, он, кстати, и от иска-то так легко отказался именно потому, что нашей Фемиды боялся до смерти, и ему совсем не улыбалось загреметь в российскую тюрьму. А ведь мог. Одним из главных фигурантов в деле был некто Орест Мирский – очень уважаемый петербургский эксперт. Он же, кстати, сразу готовил и параллельные заключения, совсем иного содержания, может, потому-то его и застрелили потом – знал чересчур много. В зависимости от ситуации употребляли или тот, или иной документ. Поэтому канал использовали как для вывоза настоящих икон под видом копий, так и копий, которые потом уже выдавали за подлинники. Именно таким образом и переправили кону «Христос Пантократор» в которой хранился древний манускрипт, а вместо настоящей иконы в иконостас установили такую хорошую копию, что только экспертиза могла отличить. Вот эту-то самую экспертизу я и обеспечил. У меня есть в Германии хорошие друзья в институте Макса Планка, у них самое современное оборудование и методики. Икону атрибутировали и провели все необходимые исследования. Самое трудное было сделать все тихо, не привлекая излишнего внимания. То, что там оказалось, я уже говорил. Потом ее тайком вернули назад – боялись скандала. К этому возвращению ваш покорный слуга имел самое непосредственное касательство, хоть никто его и не поблагодарил. А та копия сейчас в Париже, но где конкретно – не имею представления. Возможно, что кто-то ее продал за подлинник, не знаю. Короче – запутанная получилась история. Как вы понимаете, большинство этих подробностей стало мне известно совсем недавно.

Стелла молча слушала, по своему обыкновению разрисовывая бумажные салфетки, а мы с Иваном забрасывали француза многочисленными вопросами, но, в конце концов, ему это надоело, наш гость стал малоразговорчив, отвечать начал скупо, и все поняли – разговор выдыхается.

Тут инициативу снова взял Иван:

– Знаете, вообще-то я не хотел рассказывать о себе, не думал что придется. Видимо таковы мои рок и карма.

– Причем тут карма? Давай, не тяни! Почему обязательно придется? – нестройным хором удивились мы.

– Надо. Сейчас поймете. Если бы я не был таким уж упертым прагматиком, уверовал бы в предопределенность судьбы. История моя сначала очень банальна. Наукой я с детства интересовался, после школы поступил в университет, и быстро стал активно работать в студенческом научном обществе. Сначала я довольно долго разрывался между биологией и физикой, даже поступил на два факультета одновременно, но победила биология. В качестве объекта у меня были виноградные улитки, а изучал я у них нервную систему. Дело в том, что у этих созданий очень удобные для наблюдения нервные клетки. Крупные, хорошо различимые. Это и делает таких улиток излюбленным объектом для исследования нервной деятельности. Улитки эти – обоеполы, то есть каждая одновременно и самец, и самка, но для выведения потомства им все-таки необходим партнер. Когда приходит время, улитка ползет навстречу другой такой же, они встречаются, между ними происходит довольно-таки занятный ритуал, и они оплодотворяют друг друга. А потом, после определенного природой времени, каждая откладывает в землю мелкие круглые яички. Короче, где-то к третьему курсу наткнулся я на один любопытнейший эффект. Оказалось, что улитки эти в брачный период знают, куда ползти! Почему – неизвестно. Видят они очень плохо, и только на весьма небольшом расстоянии, обоняние у них тоже фиговое, слуха почти нет, а вот поди ж ты, ползут навстречу друг другу! Прямо телепатия какая-то. Сначала мой научный руководитель меня обсмеял, когда услышал про улиточную телепатию. Обвинил в шарлатанстве и чуть было не выгнал. А когда я набрал данных, обработал их соответствующим образом, то выявились вообще чудесные вещи. Тонкости и детали я рассказывать сейчас не буду, да они вам и неинтересны, скажу только, что написал я тогда статейку для университетского научного сборника, а шефа своего первым автором вписал, как всегда принято в этих случаях. Показал своему шефу, а он и говорит – чего это ты, мол, на одних каких-то евреев в списке литературы ссылаешься? Не надо мне такого, убери меня из авторов. Желание шефа – закон, я и убрал, мне-то что, жалко что ли? Стал я единственным автором статьи. Отправил я ту статью в сборник, да и забыл почти сразу. Так бы я и работал сейчас каким-нибудь голимым учителем в школе, но попала моя статья одному военному биофизику. С его легкой руки тему эту засекретили, а сборник из наших библиотек изъяли. Мне тоже кое-что перепало. Для начала меня перевели в Военно-Медицинскую Академию, а потом подчинили сразу Министерству Обороны. Есть там у них одна такая хитрая научно-исследовательская биологическая лаборатория, сокращенно – НИЛ-5. Почему – пять, я так и не понял до сих пор, только всех тамошних сотрудников именовали «ниловцами». Это только так называлось – «лаборатория», а на само деле – то был здоровенный секретный институт, с пропускной системой, кучей внутренней и внешней охраны и большим количеством вояк в штатском. Раньше Лаборатория вообще была могучим учреждением, с целой сетью полигонов, филиалов, отделов и секторов. Но после всех этих горбачевских перестроек и ельцинских конверсионных реформ оскудела она и потеряла многое. Особенно те отделы, что в других странах Эс-Эн-Гэ оказались. Разорило и подкосило Лабораторию это конечно сильно, почти насмерть, но кое-что все-таки еще сохранилось.

– Слушай, – прервал я, – эта лаборатория, она что…

– Погоди, потом вопросы. Так вот, долго ли, коротко ли работал я в этой Лаборатории, но кое-что уже получаться стало. Интересные, скажу я вам, результаты начали просматриваться. Если б так и дальше пошло, уж и кандидатскую диссертацию я бы давно защитил по той секретной теме. В голове у меня тогда были одни только наполеоновские планы. Как я сначала делаю кандидатскую, потом – докторскую, а потом, глядишь, и каким-нибудь секретным академиком стану. Но не сложилось – по приказу министра обороны сократили нашу лабораторию начисто. Под самую завязку. И совсем я бы остался без работы, но помогли друзья – устроили в одну занятную частную фирму, «Эридания» называется. Да, Стелла, я ваш бывший коллега. Частная розыскная контора. Моя работа там состояла в выявлении и пресечении незаконного вывоза и ввоза контрабандных животных. И наоборот – в организации законного ввоза-вывоза, если таковой кому-то вдруг необходим. Поиск нужных людей, договоренности, составление правильной документации, справки от ветеринаров, заключения экспертов. Ну, вы понимаете. Мое биологическое образование пригодилось, старые связи, знакомства, знание специфики. В конце концов, собралась нас целая небольшая группа, со мной во главе – я и мои старинные друзья, которых я перетащил к себе. Вы не поверите – зарабатывали мы для себя и для конторы вполне приличные бабки! Хорошо жили даже по питерским меркам. Я машину купил, по пятницам на рыбалку с друзьями ездил. Но вдруг все разом закончилось. Иду я как-то по Ваське, по Большому проспекту в сторону Василеостровской, и тут вдруг кто-то меня за штанину дергает. Оборачиваюсь, а прямо на асфальте сидит молодая девчонка, на вид лет шестнадцати, причем такая красавица, что глаз не оторвешь! Я совсем не педофил, даже и не думайте, но то было нечто невообразимое. Словно с обложки плейбойного журнала соскочила – грудь, попа, все при ней. «Помогите, – говорит, – молодой человек! Идти не могу! С другом поссорилась, он меня бросил, сам на машине уехал, а я ногу подвернула, невозможно ходить». Обычная, короче говоря, история. Парень я сильный, так что проблем поначалу не возникло. Ну, помог я, довез ее до дома, дотащил до дивана… а потом – она меня ручками своими обняла, к себе притянула, ну, сами понимаете. А когда дело свое я сделал, вдруг включается свет, и вижу я трех здоровенных амбалов с пушками в руках и не нашим произношением на устах. Пипец, думаю: сначала бить будут, а потом деньги вымогать. Оказалось – не все так просто! Тут они мне и объяснили, что происходит. Так мол, и так, друг, вляпался ты, говорят, в скверную историю. Девочка-то несовершеннолетняя, и не просто несовершеннолетняя, а дочерь очень непростого папаши! И папаша этот, как только узнает, что ты его юное дитятко ненаглядное изнасиловал (а ты изнасиловал, не изволь сомневаться: и экспертиза покажет, и потерпевшая подтвердит, и свидетели удостоверят), тебя не то чтобы в лагерную пыль, в лунный грунт обратят. Вообще, Виктор, я бы не удивился, если б оказалось, что подставившая меня девица это и есть та самая проститутка, которую твой Бертье укусил за шею. Меня плотно тогда обработали. «У тебя, – говорят, – теперь только два пути. В тюрьму, где тебя сначала „петухом“ сделают, а потом вообще сдохнешь, или к нам работать, под начало Пентагона. Есть правда еще один интересный вариант – идешь как убийца». «Какой еще убийца?» – возмутился я. «А такой, – говорят. – Все твои сотрудники, все трое, сегодня, два часа назад, найдены мертвыми, а убиты они выстрелами в висок из твоего травматического пистолета!» Вот такой мне был предложен выбор. Грамотные, мать их, все наши российские реалии им известны. Испугался я не на шутку. А потом удивился – это что ж, под крылышко Пентагона? В Америку? Зачем же тогда такие кучерявости с шантажом и убийствами разводить? Я бы и так с радостью согласился. Оказалось все совсем скверно. Как они объяснили, попаду я не в чистый университетский американский городок, а в какой-то подземный африканский бункер, откуда мне уж не выйти до конца дней своих. Так сразу мне и сказали, видимо, чтобы потом не очень-то сильно расстраивался. Как скоро выяснилось, не только одни российские биофизики в погонах студенческие сборники читают. Один американский, но бывший российский, физик-теоретик, увлекающийся биологией, тоже мою статью прочитал. Из-за ностальгии, видимо. Но вот беда (или счастье, кто теперь разберет?) жил он в таком вот чистеньком университетском городке, а в перерывах между лекциями работал на Пентагон.