Когда мне предложили активно поучаствовать в проекте «Три столицы», я сразу же загорелся. Разумеется, таких и подобных выставок было уже много, причем не только в России, но и во Франции. К слову сказать, в Москве, в том году, весной, уже проходила фотовыставка, что так и называлась: «Москва – Париж». В итоге, российские фотографы снимали Париж, французы – Москву, в результате только тех, кто оба эти города знал и любил, и заинтересовал этот проект. Рекламы почти не было, активности народ не проявлял, часто приходили случайные люди, и количество посетителей оставляло желать лучшего.
Вообще, мысль, конечно, далеко не нова. Идея организации общей выставки французского и российского искусства, привязанной к какому-то определенному временному интервалу, возникала и ранее. Еще, по-моему, при вполне советской власти что-то подобное уже проходило: в свое время выставка «Москва-Париж» привлекла массу народа, на вход в Музей имени Пушкина, где проходила выставка, люди выстаивали в длиннющих очередях, шли даже те, кто вообще далек от искусства. В современном исполнении готовилось нечто подобное, только выставлять планировалось не произведения начала двадцатого века, а вещи вполне современные, не старше двухтысячного года. Причем обязательно купленные тем или иным музеем и исполненные авторами из Парижа, Петербурга и Москвы. Французы немного побухтели, упирая на неравенство – почему, мол, с русской стороны два города, а с нашей только один? Предлагали добавить какой-нибудь еще, Лион, например, но, в конце концов, все утряслось, и дело пошло.
В нашем случае мы старались избежать прежних ошибок, к тому же покорял сам концепт, и где-то на задворках подсознания звучала забытая книга известного монархиста Василия Витальевича Шульгина – «Три столицы», написанная в двадцатых годах под впечатлением поездки в советскую Россию. Наш проект планировался в рамках Года Франции в России и финансировался из многих источников: что-то дали частные фонды, что-то – ЮНЕСКО, что-то даже подбросили официальные власти. В итоге выставка обещала стать интересной. В качестве основной площадки избрали Санкт-Петербург, где как раз открылся новый Музей Современного Искусства на Васильевском острове. Целью проекта был «свежий» взгляд на жизнь всех трех мегаполисов. Для экспозиции отобрали работы в жанре концептуального искусства, множество фотографий, живописных полотен, архитектурных макетов, скульптур и инсталляций. Было анонсировано несколько объемных компьютерных презентаций, видеопоказов и лекций, все-таки у нас уже третье тысячелетие.
Дел было невпроворот, я трудился, не покладая рук.
В ту пору произошел забавный эпизод, весь юмор которого удалось оценить лишь много позже, когда нервы успокоились и страсти улеглись. Собственно, история эта имеет прямое отношение к делу Стеллы. Есть такой хорошо известный в узких кругах парижский художник Жан-Пьер Бертье – бородатый, совершенно лысый тридцатилетний тип двухметрового роста. Честно говоря, как художник, он на мой скромный взгляд, не значит ничего особенного. Но, в силу ряда обстоятельств, Бертье оказался одним из участников проекта «Три столицы». Так вот, кроме всего прочего он представил свою новую инсталляцию – «Ванна под лентой». То была обычная детская ванночка обильно обмотанная скотчем. Из-за какой-то путаницы на таможне, контейнер с «Ванной» был маркирован не так, как требовалось, а когда ящик вскрыли, то вообще не разобрались в чем дело. В Питере в ту пору стояла поистине тропическая жара, что, в общем-то, совсем не характерно для «Северной Пальмиры». В некоторых помещениях музея кондиционеры еще не работали, временами становилось нечем дышать, и люди буквально падали с ног. Сначала монтажники использовали «Ванну» для охлаждения пивных бутылок и собственных буйных голов, а потом, когда устроители полезли в каталоги и не обнаружили одного экспоната, все встало на свои места. Рабочие очистили ванну от обрывков липкой ленты, отмыли ее и предъявили организаторам.
Назревал поистине международный скандал. Естественно, автор «Ванны» тут же обо всем узнал, и потребовал вернуть инсталляцию в первозданном виде, или же выплатить компенсацию вместе со страховкой. Зашевелились юристы, и сумма могла оказаться весьма внушительной. Но тут нам изрядно повезло. Вдруг выяснилось, что художник вместе со своим арт-агентом что-то крупно напутали при заполнении документов, в результате чего «Ванна» попала не туда, куда следовало. Таким образом, задача о пострадавшей стороне могла решаться по-разному, и мы подали свой иск, требуя компенсации затрат по «Ванне». Как тогда казалось, я неплохо знал Жан-Пьера Бертье, и мне были хорошо известны его вкусы. Я позвонил ему сам и предложил такой вариант: он снимает все свои претензии, а мы – оргкомитет выставки – отзываем встречный иск и устраиваем художнику приезд в Санкт-Петербург, чего сначала вроде как не планировалось. Поселяем в хорошем отеле и обеспечиваем экскурсии по достопримечательностям Петербурга. В противном случае возникнет судебное разбирательство, которое затянется надолго и неизвестно еще кто проиграет, и кто будет вынужден оплачивать судебные издержки. Жан-Пьер немного подумал, поговорил со своим агентом и согласился на мировую, тем более что в Питере он никогда раньше не бывал, а посетить мечтал.
Чтобы хоть как-то окупить его приезд, я уговорил художника дать пару пресс-конференций и три интервью для влиятельных питерских изданий. С моей стороны это потребовало многих усилий и лжи: требовалось уверить Жан-Пьера, что в России его будто бы хорошо знают, глубоко ценят и ждут, причем просто горят желанием пообщаться. Естественно в Питере, кроме тройки продвинутых арт-критиков, про Бертье никто и слыхом не слыхивал, и мне довелось изрядно попотеть. С организацией самой пресс-конференции пришлось тоже немного нахимичить: переводчиком я назначил себя, а журналистов пригласил только тех, что не знали языка. Сам Бертье изъясняться мог только по-французски, тексты вопросов и ответов я приготовил заранее, а приносить записывающую аппаратуру запретил, упирая на то, что это будет стоить отдельных денег.
Короче – скучать мне не давали.
Как скоро выяснилось, из всех достопримечательностей Серверной столицы России Жан-Пьера интересовало только два аспекта: места, где можно недорого снять малолетнюю проститутку и дешево купить марихуану. Прочие красоты Питера были художнику глубоко параллельны. Как только я устроил его в отеле, художник тут же стал у меня спрашивать, как тут можно вызвать продавщицу секс-услуг, лучше сразу двух, причем не простых, а особенных… Когда он поведал мне о своих сокровенных желаниях, я начал понимать, в какую бяку могу вляпаться. Бертье, кроме прочего, оказался не просто любителем юных девичьих прелестей, но еще большим фантазером и выдумщиком.
Я объяснил Бертье, что то, что он желает, в России, мягко говоря, не приветствуется и вполне может закончиться для него тюрьмой. Еще я напомнил свежую историю про мировую знаменитость, скандал с одним известным российским музыкантом, обвиненном в Таиланде в гомосексуальной педофилии и растлении несовершеннолетнего подростка. Я пояснил французу, что тут далеко не Таиланд, и на такие возможные шалости могут отреагировать весьма сурово. Пришлось еще раз напомнить художнику, что даже безобидные с его точки зрения проказы здесь вполне наказуемы. Жан-Пьер занервничал, стал оправдываться, объяснять, что я все понимаю превратно и неправильно. Для полноты картины я припугнул его возможным арестом и заключением со всякими клошарами да хулиганами, после чего удалился, пожелав спокойной ночи. На ресепшене на всякий случай я оставил номер своего телефона.
Остановился я у одной своей давней питерской знакомой, и уж совсем было расслабился, когда где-то часа в два ночи позвонил взволнованный портье и попросил срочно приехать. Я вызвал такси и рванул в гостиницу, где оставил озабоченного француза.
Оказалось, что Бертье во всем разобрался сам, и с чьей-то помощью вызвал двух платных девушек. Пока все действия и пожелания не выходили за рамки привычных для Питера сексуслуг, девушки терпели. Но дело закончилось тем, что одну из жриц любви художник до крови укусил за шею. Несмотря на то, что Жан-Пьер очень хорошо заплатил, девица устроила истерику, закатила скандал и убежала вместе со своей напарницей, оставив обалделого француза с носом. Сразу же они обратились к врачу, рану сфотографировали, обработали, но потом все просочилась в прессу.