«И бедняжка, вдобавок ко всему, еще переживает, что подумает этот подонок Ливермор, когда узнает, как истязали его невесту! — проворчал про себя Чейз. — Да этот сукин сын вообще не заслуживает, чтобы о его мнении беспокоились». У Чейза не было сомнений в том, что Ливермор — подонок. Он не мог представить себе, как можно было не встретить молоденькую девушку. Да еще в таком диком краю.
«И потом, почему этот негодяй не позвал ее приехать к себе раньше? — размышлял Чейз. — Он не мог не догадываться, что у нее тяжелая жизнь — знал ведь, что она встречается с ним тайком!»
При воспоминании об Эндрю Чейза захлестнула такая ненависть, что он заскрежетал зубами. Каким же мерзавцем надо быть, чтобы так обращаться с хорошенькой молодой девушкой? У Чейза было сильное подозрение, что Сьюзен еще не все ему рассказала.
Чейз вновь был полон решимости защитить ее, показать мир, в котором нет ни скупости, ни мучений, ни зла, а есть только радостный смех, добрые улыбки, взаимопонимание и любовь.
Любовь?.. Вспомнив это слово, Чейз вздрогнул. Оно, словно яркая молния, вспыхнуло перед глазами. Эта девушка так много стала для него значить! И хотя сейчас подобные чувства меньше всего были ему нужны, Чейз понимал, вдыхая аромат сирени, что не сможет расстаться со Сьюзен, даже если на карту будет поставлена его жизнь.
Его пальцы скользнули по ее груди, коснулись сосков. Сьюзен застонала во сне и бессознательно прижалась к нему. На лбу Чейза выступила испарина, все его тело было готово к близости с ней. Сердце колотилось так сильно, что Чейз испугался, как бы Сьюзен не проснулась от этого стука.
Вдыхая душистый аромат ее духов, он почувствовал, что не в силах больше себя сдерживать. И тогда он встал на колени и, тяжело дыша, прижался к ней — мужское начало к женскому, надеясь, что она проснется. Ему хотелось ощутить ее вкус на губах, почувствовать кожей обнаженное тело и, наконец, познать ее всю, целиком…
Но нет! Она принадлежит другому!
Колоссальным усилием воли Чейз отпустил ее и лег рядом. Так пролежал он без сна всю ночь. Его тело и мозг были слишком возбуждены, чтобы спать. А ведь завтра ему нужно быть сильным. Предстоял тяжелый день.
19
Проснувшись на следующее утро, Сьюзен с удивлением обнаружила, что лежит в объятиях Чейза. Удивление тут же сменилось мыслью о том, что рядом с Чейзом ей хорошо — она чувствовала себя спокойно, но главное — защищенно.
До сих пор это чувство было мало знакомо Сьюзен. Оно не посетило ее даже тогда, когда она бродила с Тедди Ливермором по бостонским набережным.
Набежал порыв ледяного ветра, и Сьюзен еще теснее прижалась к Чейзу. Даже руку высунуть из-под одеяла было холодно, а уж о том, чтобы вылезти из-под одеяла, и думать не хотелось. Сьюзен никак не могла понять, как оказалась рядом с Чейзом.
Глядя на Чейза, Сьюзен улыбнулась. Он был, что ни говори, великолепен. Излучал тепло и необычайную мужскую силу. Сьюзен едва могла дышать. Сердце заколотилось, а на щеках загорелся румянец.
О, Боже, Сьюзен нравилось лежать с ним рядом, обнимать его, прижиматься к нему, ощущать его близость.
«Нет! Так нельзя! — говорила она себе. — Во-первых, он тебе чужой, во-вторых, он преступник, а в-третьих, и, в главных, у тебя есть Тедди!»
Но подобные слова Сьюзен повторяла себе уже очень много раз, тем не менее поделать с собой ничего не могла.
Вчера он так неожиданно покинул ее вечером. Слишком явно показал, что в ней не нуждается. Что ж, в таком случае и он ей не нужен.
Теперь Сьюзен смотрела на Чейза с крайним отвращением: он тихо похрапывал во сне. Как он посмел уложить ее к себе под одеяло?
На вопрос этот существовал один лишь ответ.
«Ну, разумеется, он хотел воспользоваться мною, — подумала Сьюзен. — Так и большинство мужчин поступили бы на его месте».
Наверное, он не поверил, что она девственна, а может, ему просто было все равно. Но хуже всего то, что Сьюзен забыла давно усвоенное ею правило — с мужчинами нужно быть начеку. Как могла она быть такой легкомысленной?
Но ведь, когда он болел, он был так…
Нет, во всем виноват его голос. Этот голос способен вскружить голову любой женщине. А может, дело в его внешности, в его мужественной наружности? Ведь даже в бреду горячки Чейз не терял своей привлекательности. Но Сьюзен с отвращением поморщилась, вспомнив, как далеко зашла она, чтобы подарить Чейзу выздоровление. Господи, и что только тогда в нее вселилось? Разумеется, это было необходимо, чтобы спасти ему жизнь. Спасти жизнь. Какое счастье, что сам Чейз ничего не помнит!
Хотя, конечно, ее нисколько не волнует, что он о ней подумает. Единственный мужчина, чьим мнением она дорожит, это Тедди Ливермор.
Если же Чейз ей хоть что-нибудь припомнит, Сьюзен скажет, что это ему приснилось, что это был бред, да и только.
Сьюзен смотрела на него, нахмурив брови, и размышляла, как лучше проучить его. Лучше всего, конечно же, оставить его одного, сейчас же, пока он не проснулся. Будет знать, как пользоваться ее слабостью…
Он перевернулся на бок и лежал теперь к ней лицом. Прядь волос упала ему на лоб, рот слегка приоткрылся, делая его каким-то маленьким и беззащитным. Нет, бросить его она не могла. По крайней мере, до тех пор, пока он не поправится окончательно.
Он не раз спасал ей жизнь, и теперь, когда он лежал больной и ослабленный, Сьюзен не имела права его бросить. А самое главное, без него она все равно не выживет в пустыне. Выжить же хотелось. Очень хотелось добраться в конце концов до Золотых Холмов и упасть в объятия Тедди.
— Вставайте, Маккейн, — сказала она раздраженно, а затем, вспомнив о его предупреждении, добавила уже много тише: — Вы сами сказали, что нам нужно сегодня встать пораньше.
Чейз пробурчал что-то себе под нос, открыл сначала один глаз, потом другой. «А Сьюзен, похоже, в дурном расположении духа», — была первая мысль.
Она уже стояла, возвышаясь над ним. Плотно облегающее платье подчеркивало прекрасную форму ее груди. Дыхание девушки было столь глубоким и частым, что Чейз тут же подумал: «Как жаль, что она не лежит сейчас рядом со мной».
Но во взгляде Сьюзен читалась враждебность. Не умалявшая, впрочем, ее красоты. Ничуть не умалявшая. Лучи утреннего солнца золотили ее прекрасное лицо, а в зеленых глазах прелестный огонек. Однако Сьюзен все же была зла на него за что-то — Чейз это чувствовал.
«Что это с ней?» — недоумевал он.
Откинув одеяло, он вспомнил вчерашнее жгучее желание обладать этой женщиной. Оно не прошло и теперь. Чейз натянул одеяло до пояса и медленно сел, потирая щеки. Хорошо бы, черт возьми, сейчас броситься в пруд с холодной водой!
Но о пруде в пустыне нечего было и мечтать.
— Доброе утро, — прошептал Чейз, оборачиваясь к Сьюзен.
Она ничего не ответила.
«О, черт, да что это с ней сегодня? — размышлял Чейз. — Ведь вчера вечером все у нас с ней было хорошо. Может, она считает, что слишком доверилась мне? Эта женщина, похоже, не привыкла ни с кем делиться своими переживаниями, а уж тем более с мужчиной. Теперь она, наверное, немало смущена, жалеет, что столько мне всего порассказала?»
Ему необходимо было дать ей понять, что она не более чем жертва обстоятельств и что он искренне ей в этом сочувствует. Заверить ее, что больше всего на свете он хочет быть рядом с нею, сделать ее счастливой, заставить забыть о пережитых страданиях. Но ничего этого сказать он ей, разумеется, не решился.
Собрав вещи, они стали спускаться с горы, заметая следы метелкой из сухих веток терновника.
Чейз радовался тому, что они шли медленно. Хоть он и несколько окреп после болезни, колени его все еще тряслись при каждом шаге, а перетруженные, усталые мускулы дрожали.
Так двигались они некоторое время на восток, затем вновь принялись подниматься вверх, в гору. Солнце стояло уже высоко над горизонтом, когда они достигли вершины. Чейз обнаружил расселину между огромными камнями, образующую маленькую пещеру, забрался туда и крикнул Сьюзен: