Эта попытка сделать служение верховным звеном «реформации нравов» не была, однако, главной заботой Кромвеля. Это было средством для достижения его главной цели, которая (как уже многократно говорилось) должна была обеспечить «не принуждение (в религии), но свет и разум». Его главной целью было установление свободной структуры государственного управления, внутри которого каждый сможет найти Бога для себя. «Быть ищущим, — написал он в октябре 1646 года в письме своей дочери Бриджит, — значит находиться в лучшей секте рядом с нашедшим, и так будет в конце концов с каждым правоверным ищущим. Счастливый ищущий, счастливый нашедший»[214]. Был ли тогда Кромвель «человеком впереди своего времени», «сторонником современной религиозной терпимости?»
Важно отметить, что эта характеристика не подходит ему. Понимание религиозной свободы Кромвелем было ограниченным в двух важных отношениях с самых первых дней его общественной деятельности и оставалось таким до конца его жизни. Первое довольно очевидно: Кромвель прояснил в «Орудии управления» (и во многих других случаях), что терпимость не должна простираться до «папизма и прелатства таких, которые именем Христа проповедуют и практикуют распущенность», и тех, кто «злоупотребляет свободой для ущемления прав других и для нарушения общественного спокойствия». Как будет показано {особенно в случаях с Бидлем и Нейлером), Кромвель был склонен, как в практике, так и в теории, отлучить некоторых людей, как протестантов, так и католиков, от обладания религиозной свободой. Второе ограничение в определении религиозной свободы Кромвелем менее очевидно и не всегда поддавалось оценке. Религиозная реформация Кромвеля не предполагала религиозного плюрализма. Его идеалом было сохранение единства протестантов в рамках государственной церкви… Как будет видно, Кромвель поддерживал евреев в Англии в 1655 году не из-за обязательства всемирной религиозной терпимости, а так как он (вместе с многими протестантами) верил, что обращение евреев в другую веру было необходимой, основной подготовкой к установлению единства всех религиозных людей. Равно важно было и то, что он осуждал рост сектантского раскола протестантства. По иронии, будучи заклейменным своими врагами, например, графом Манчестером, как «любимец сектантов», он питал отвращение к сектантству, так как оно разрушало его идеал протестантского единства. Во время гражданской войны он сказал: «Все пресвитериане и индепенденты настроены одинаково». В своей речи к парламенту в сентябре 1654 года он подтвердил суть и обругал те секты, которые «говорят, О! Дай людям свободу. Но дай (им) ее, (они) не уступят ее никому»[215]. Кромвель не был человеком «опережающим время, с нетерпением ожидающим краха религиозной тоталитарщины и развития религиозного плюрализма, он скорее оглядывался назад, на церковь времен Елизаветы I и Якова I, чем на Англию, в которой расходящимся во мнениях религиозным группам, хотя и неохотно и под вечным страхом суровых наказаний, было обеспечено законное существование. В марте 1654 года он назначил день для поста и молитв, чтобы закончить «разногласие» и укрепить «братскую любовь» и «здоровый дух»[216]. Как он делал в Шотландии в 1650–1651 гг., он спорил с нетерпимыми протестантскими религиозными группами в Англии, защищая дело всемирного братства верующих людей, выступая против религиозного сепаратизма.
Терпимость Кромвеля, с современной точки зрения, была ограниченной. Тем не менее, необходимо отметить, что он готов был допустить гораздо большее разнообразие религиозных форм, чем любое другое правительство Англии XVII века до или после него. Для пресвитерианцев, индепендентов и баптистов, которые жестоко преследовались с 1660 года, кромвелевская Англия была раем религиозной свободы. «Если люди признают баптизм, или придерживаются просто индепендентских взглядов или пресвитерианских мнений, именем Бога поддержите их… в использовании предоставленной им свободы и оставьте их с собственной совестью», — сказал он парламенту в сентябре 1656 года в речи, которая дает одно из самых четких его религиозных определений:
«Так как… несомненно это все представляет особый интерес, хотя и оспаривается. [Это люди], которые верят в Иисуса Христа… люди, которые верят в прощение грехов ценой крови Христа и в свободное оправдание ценой крови Христа, и живут божьей милостью, — это люди, которые уверены в том, что они также являются частью Иисуса Христа как зеница ока его».
Затем, подчеркивая, что его главной заботой была внутренняя вера, а не внешние формы церковного управления, он добавил, что это включает «всех, кто имеет такую веру, дайте его форме быть, какой она хочет, если это будет мирно идти без ущерба для других, имеющих иную форму»[217].
Кроме того, желание Кромвеля расширить религиозную свободу не только отличало его от других правителей Британии в XVII веке, но также ставило его особняком среди многих современников. Еще с конца XVI века за дело религиозной реформации выступало меньшинство. Религиозные пуритане были крикливыми в конце XVI века и в начале XVII века в Англии, но всегда составляли крошечное меньшинство. Кроме того, вероятно, что в течение 40 —50-х годов, многие пуританские дворяне, которые когда-то разделяли надежды Кромвеля на возможность проведения религиозной реформации, отказались от этого дела, так как оно стало отождествляться с армейским мятежом, цареубийством и угрозами перевернуть мир вверх дном. Интересным Кромвеля делает то (и в то же время помогает объяснить будущий ход его карьеры и огромные политические трудности, с которыми он столкнулся будучи протектором), что он, в отличие от многих других, не отшатнулся от религиозной реформации. Наоборот, в 50-е годы его преданность ей, казалось, становилась все больше и больше.
То, что Кромвель не отказался от религиозной реформации, является сильнейшим аргументом против тех, кто обвиняет его в самовозвеличивании. Почему тогда он не взял курс, который позволил бы ему нестись по направлению к верховной власти при восторженной поддержке политически могущественными парламентскими классами страны? Частично это можно объяснить его военным опытом 1642–1646, 1648 и 1649–1651 годов, одним из главных результатов которого стало его отдаление от тех, кто не сражался и кто не разделял чувство братства по оружию, спаявшее армию «Нового образца» во время кампаний в Англии, Ирландии и Шотландии. Военные впечатления Кромвеля оказывали большое влияние на его мысли и действия всю жизнь. Это жизненно важное влияние усиливалось ощущением особой божественной миссии, возложенной на него и армию во имя религиозной реформации. Чтобы объяснить это, он проводил библейские параллели, которые часто использовались протестантами в Англии для сравнения их борьбы против католицизма, равнодушного и безнравственного, с борьбой израильтян против египетского рабства. Для религиозных протестантов, таких как Кромвель, история об израильтянах из Ветхого Завета имела мощную притягательную силу, и они наизусть знали ее подробности: как свершилось чудесное бегство, руководимое Моисеем; как Красное море расступилось, чтобы открыть им путь в пустынную, дикую местность, где они блуждали сорок лет до того, как они успешно преодолели своих врагов в битве при Иерихоне, и, наконец, поселились в Ханаане, на земле обетованной. Но, как указывается в библейской истории, это стало возможным после того, как израильтяне в пустыне искупили свои грехи и заслужили божье благословение. Кромвель открыто сослался на это в своей речи к парламенту в сентябре 1654 года, которая была произнесена после проповеди, в которой членам парламента рассказали о людях, вышедших из Египта на землю обетованную в Ханаан. Из-за неверия, роптания, жалоб и других прегрешений, которыми был рассержен Бог, они были вынуждены провести много лет в пустыне до того как они пришли к месту успокоения». Дальнейшие его слова показывают, что для него это было иносказанием того, что произошло с Англией и с ним самим: «Мы так продвинулись благодаря божьей милости, — сказал он. — Перед нами дело, достойное внимания, а мы впадаем в горе; но, как я сказал раньше, дверь для надежды открыта». Кромвель живописал, как Англия сбросила рабские цепи Карла I и архиепископа Лода, пересекла «Красное море» гражданской войны и цареубийства, и теперь англичане находились в пустыне. Бог помог им одержать великие победы над врагами. Самая главная проблема, с которой столкнулся Кромвель в первые дни протектората, заключалась в том, позволит ли им Бог идти дальше на обетованную землю? В 1654 году (и позже, как мы увидим) для Кромвеля ответ был очевиден: только если англичане, как израильтяне, искупят свои грехи, проявят себя нравственно безупречными и заслужат божье благословение. Когда он выступал на открытии первого парламента протектората в сентябре 1654 года, он предупредил: «Вы еще не вошли (в дверь надежды), но если благословение Господа и Его присутствие будут сопровождать управление делами на этом собрании, вам будет дана возможность закончить Его деяния и сделать народ счастливым»[218]. Этот оптимизм позволил Кромвелю, с позиции провиденческого толкования недавней истории Англии, считать, что парламент разделит его намерение установить республику с торжествующей социальной справедливостью, обновленную в религиозном и нравственном отношении.