Значение возвращения в армию Кромвеля в последний период гражданской войны (все время, с марта 1645 до июня 1646 года, кроме нескольких дней, он не был в Лондоне) в том, что это принесло ему еще больше доказательств божьего благословения. Его письма, написанные сразу после побед в незначительных схватках и в главных битвах, одинаково связаны с тем же провиденческим поручением. После того, как его войска в апреле 1645 года взяли Блетчингтон-Хауз около Оксфорда, он написал в Комитет обоих королевств, что «это была милость божья… Бог отдал их (врагов) нам в руки, когда мы и не ждали их… Его милость проявляется также в том, что я сильно сомневался в штурме дворца; он был сильно укреплен и укомплектован, а у меня было несколько драгун… и, однако, мы взяли его»[58]. «Сэр, — восторгался он в Докладе о сражении при Нейзби в июне 1645 г., — это не что иное, как рука божья и только ему принадлежит слава»[59].

Через месяц после победы армии «Нового образца» в Ленгпорте (Лонг-Саттон) он восторженно произнес: «Таким образом, вы видите, что Бог работает за нас. Может ли любое живое существо приписать что-либо себе? Теперь мы можем воздать славу Господу, я прошу, чтобы все смогли это сделать, так как все это благодаря Ему! Таким образом, Его милость в Лонг-Саттоне добавилась к Его милости в Нейзби. И видеть это — не значит ли видеть лицо Бога»[60]. Это были «цепочки провидения», к которому он обращался за вдохновением в будущем, тогда, когда запутывался в непроходимых джунглях политических интриг. Это придавало ему чувство уверенности в том, что за внутренней политической борьбой последних нескольких месяцев он сможет увидеть борьбу несложившихся понятий правильного и неверного. По мере наступления к Девону в начале 1646 года его оптимизм заставил увидеть в себе лидера армии освобождения: «Мы идем, — говорил он рекрутам в Тотнесе 24 января 1646 года, — чтобы освободить вас, если это возможно, от надсмотрщиков и путем установления Мира снова принести вам Изобилие»[61].

Во время этой последней военной кампании гражданской войны требования свободы, выдвигаемые Кромвелем в Вестминстере, также стали резче, и более гневно, чем когда-либо, он напоминал членам парламента, что «свобода», которую он имел в виду, была как защитой парламентских свобод, так и религиозной свободой. «Честные люди верно служили вам в этой акции, — писал он членам парламента после Нейзби. — Я хотел бы, чтобы тот, кто рискует жизнью за свободу своей страны, доверил Богу свободу своей совести и свободу того, за что он борется»[62]. «Мы стремимся не к принуждению (в религии), — писал он после победы в Бристоле в сентябре 1645 года, — а к просветлению и разуму»[63]. Его требования все более отождествлялись с армией и выражались (как в вышеуказанном письме после Нейзби) языком, который отвечал и послевоенным надеждам солдат после первой мировой войны в 1918 году, что там будет создана «земля, пригодная для жизни героев». Как было замечено, Кромвель с начала войны заботился о материальном благополучии своих солдат. Во время войны связь между Кромвелем и его людьми, порожденная совместно перенесенными трудностями, упрочилась. В Ленгпорте он написал в парламент в защиту Джона Лилберна, у которого появилось множество долгов за время, когда он служил с Кромвелем в армии «Восточной ассоциации». «Действительно горько видеть людей, не щадящих себя из-за их любви и преданности обществу… Если будут созданы сносные условия для существования тех, кто потерял все за них, это прославит парламент и ободрит тех, кто преданно ему служит»[64]. Эта настроенность Кромвеля со временем заставит его прийти в отчаяние, на находя искренней заинтересованности парламента в религиозной свободе и благосостоянии армии.

Однако то было делом послевоенным. А перед возвращением Кромвеля в Вестминстер существовало очевидное доказательство того, что многие члены парламента были против его требований религиозной свободы. В частности, перед опубликованием его писем из Нейзби и Бристоля с требованием религиозной свободы они по распоряжению парламента подверглись цензуре. Политические союзники Кромвеля в Вестминстере тайно напечатали изъятые отрывки, и лорд Сэйе и Селе выступил в защиту Кромвеля против обвинений, сделанных консервативными членами парламента, в том, что религиозная свобода откроет дорогу социальному и политическому радикализму. Однако казалось, что Кромвель остался безучастен к этим политическим разногласиям. Во время осады Бристоля в сентябре 1645 года он написал ряд писем, указывающих, что его главной целью тогда было восстановить объединение противников короля, которое было разорвано во время войны и особенно из-за драматических ссор предыдущей зимой. В своем письме шотландскому командующему графу Левену от 2 сентября он попытался объяснить разногласия между шотландцами и англичанами, получившие развитие после Марстон-Мора. «Мы надеемся, что единство духа (между двумя странами) будет самым надежным соглашением о мире», — писал он[65]. Сходно с этим в письме к парламенту от 14 сентября, радуясь захвату Бристоля, он сделал ударение на согласии английских пресвитериан, которое ослабло в последние месяцы: «Пресвитериане, индепенденты — у всех у них одинаковый дух веры и молитвы… в этом они согласны, не существует каких-либо различий; если где-то это не так, можно только сожалеть. Все, во что мы верим, находится в согласии»[66]. Важно и то, что он вновь отстаивал свое убеждение в единстве религиозного и парламентского дела. В письме от 8 сентября, написанном (вместе с Ферфаксом) к шерифу и мелкопоместному дворянству Корнуолла, он убеждал «чувствовать интересы религии, понимать права и свободы свои собственные и остальных людей Англии, для которых, делал он вывод, власть и могущество парламента в прежние века и, вероятно, навсегда являются (с божьего позволения) лучшими опекунами и союзниками»[67]. Таким образом, Кромвель вернулся в Лондон в конце войны с убеждением, что миссия, порученная ему Богом, и требования армии могут быть выполнены путем парламентских решений.

Глава 3

ПОИСК СОГЛАСИЯ

(1646–1649)

В январе 1649 Кромвель был ревностным активистом среди крошечной клики, ускорившей осуждение и казнь Карла I вопреки парламентскому большинству. И все же он провел два с половиной предыдущих года, неутомимо работая над послевоенным соглашением, главной целью которого было возвращение к власти Карла I. Решение о поддержке тех, кто намеревался свергнуть короля, пришло к нему на самом последнем этапе, в конце названного им впоследствии «памятным» 1648 года. Почему Кромвель так долго занимался поисками соглашения с Карлом I, гораздо дольше, чем другие военные, например, его зять и друг армейский офицер Генри Айртон? Почему и когда Кромвель окончательно решил, что он не будет больше работать над монархическим соглашением, а скорее займется тем, что было невообразимо совсем недавно: суд и казнь короля?

Нет оснований предполагать, что до завершения «дебатов в Патни» на Совете армии в ноябре 1647 года Кромвель предусматривал что-либо другое, кроме монархического послевоенного соглашения. Как было видно, к концу войны цель Кромвеля — «дело» — стала больше чем когда-либо отождествляться с заслуженным материальным вознаграждением солдат и свободой вероисповедания для протестантов в послевоенной Англии. Но так же неотделимы от «дела» были требование регулярной работы парламента и выполнения парламентского соглашения с королем. Когда летом 1646 года он вернулся в парламент, то вскоре обнаружил, как и в 1644 году, что его толкование «дела» разделяли не все и что была сильна парламентская враждебность по отношению к армии и религиозной свободе. Однако почти двенадцать месяцев Кромвель работал в Вестминстере, стараясь предотвратить раскол между парламентом и армией. К концу мая 1647 года стала ясна невозможность этого, и Кромвель, как будет видно, не имел альтернативы отъезду из Лондона в армию.