Когда они проходили мимо, цепочкой друг за другом, и лысый Мелвин Лэйрд в костюме за триста долларов, я начал откровенно пытаться заглянуть ему в глаза. Мои глаза искали его глаза. А этот козел прёт себе вперед - и даже по сторонам не глядит. А он довольно рослый мужчина. То есть взгляд его мог пройти и над моей головой, и над той каталкой. Он и глазом не моргнул, и так и не посмотрел.

   Роберт Ролс

  Стрелок

  1-я кавалерийская дивизия

  Тайнинь

  Начало 1969 г. ― начало 1970 г.

  ЧЕРНОКОЖИЙ ДЖИ-АЙ

  Я провел неделю в Анкхе, где прошел короткий курс подготовки, через который в 1-й кавалерийской пропускают тех, кто в первый раз приезжает в страну, а потом развозят по подразделениям. Моё располагалось в провинции Тайнинь. Я ничего особенного не ожидал, когда туда прибыл, но всё там оказалось совсем-совсем по-своему. Это была ЗВ у подножия горы Черной Богоматери.

  В первую же ночь меня послали на НП [передовой наблюдательный пост], и мне в жизни не было так жутко, как тогда. Подумалось: 'Как же я тут год продержусь?' Слишком много всего и сразу, в общем. Первая ночь выдалась для меня напряжной. Я просто нутром этот напряг ощущал. Было хуже, чем заключенному в тюрьме. Залегли мы там, лежим. Я и подумал: 'Если конговцы придут, нам первым крышка'.

  А вьетконговцы сидели как раз на той горе. На самой вершине была американская радиоточка, вьетконговцы кишели по всей горе сверху донизу, а мы были у её подножия.

  По утряне смотрю - вертолёты садятся, и думаю про себя: 'А этим-то какого черта тут надо?' Нам сказали, чтобы мы в них залезали. Я подумал: 'Во как, в тыл полетим'. А нас завезли прямо в джунгли и выбросили. Я конкретно офигел. Я ж в первый раз, понял, а вертолёт такое вытворяет, и я так боялся, что выпаду, потому что тащил две мины для миномёта. Высадился наконец, и начали мы ходить на операции 'найти и уничтожить'.

  Прямо перед тем, как в первый раз вступили в перестрелку, никто мне не сказал, что там есть наш НП. Я что-то там услыхал и взорвал 'клеймор' со своего НП. К счастью, никого не убило. Я схватил свою М16 и открыл огонь. На следующее утро меня вздрючил ротный. Но я-то не знал. Тебе-то ничего не говорят. Просто послали туда, и всё.

  У нас шли перестрелка за перестрелкой. Я впервые попробовал смерть на зуб. После перестрелок её можно было унюхать. Притаскивали ребят, завернутых в пончо, в те самые зелёные пончо. А уж как в вертолет их загружали ― было о чём задуматься... Их просто зашвыривали в вертолет, а прямо на них ставили пустые ящики от прошлого подвоза. Видно было, как торчали ноги этих ребят. Я видел их тропические ботинки. Меня от них кошмары мучили. Эти ребята до сих пор у меня как перед глазами... В то утро я разговаривал с одним. Его звали Джо Кокэхэм, он был из Нью-Джерси. Там просто все грузы на него составили и улетели. Помню, как кто-то обсуждал это: 'Как, интересно, его семье будет узнать?' И я сказал: 'За что же мы тут воюем-то?'

  В день рожденья Хо Ши Мина, 19 мая 1969 года, я был ранен в засаде. Меня задело под подбородком, над глазом, и в ногу попало. Ну, ладно. Меня отправили в Тайнинь. Дальше этого места от передка я не попадал. Взяли меня и заштопали. Когда швы зажили, нитки вытащили и послали обратно в часть. К тому времени у меня в голове как будто что-то оборвалось. Я начал писать домой всякие письма о том, что делать с моими вещами, вроде как завещание составлял. Потому что было у меня предчувствие, что я уже не вернусь.

  Но я постоянно читал двадцать третий псалом. Как там говорится? - 'Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что я самый крутой чувак в долине этой'. И так без конца.

  Когда уж немного оставалось до 'дирос', или как там это называется, когда возвращаешься в Штаты, иногда я жалел, что не погиб раньше вместе со своими корешами. Я думал: 'А дома-то чего хорошего?' В общем, жена от меня ушла.

  Женился я за пару месяцев до призыва, мне сказали, что не успели разобраться с бумагами, а то бы я под призыв не попал. Надо было бы раньше. Я года полтора в категории '1-А' ходил. Я тогда попробовал поступить в колледж ― там всякие странности творились с поступлением, попытался вступить в национальную гвардию, но у них все места были заняты. Я работал в компании 'Кливленд электрик иллюминейтинг компани'. Когда я вернулся, всё изменилось. У меня сейчас такое отношение к жизни... Качусь себе на халяву. Иногда я ухожу в прошлое, и люди иногда не могут меня понять. Я сижу в одиночестве и просто размышляю. Пытаешься с кем-нибудь поговорить об этом ― а они думают, что ты с ума сошел или глюками страдаешь. И они готовы тебя в смирительную рубашку засунуть, или ещё чего в этом духе. Потому и хожу я на собрания ветеранских групп, что устраивают сейчас по средам. Я просто сбрасываю напряг, который накапливается внутри.

  Туда человек пятнадцать ходят, всех рас. И мы просто сидим там и рассказываем, кому как живётся. Просто выкладываем, кто что думает. Типа о том, что конгресс и Соединенные Штаты могут сейчас тратить миллиарды и миллиарды долларов на то, чтобы привозить сюда вьетнамцев, но неспособны даже создать систему с финансированием из бюджета Администрации по делам ветеранов или ещё откуда, чтобы помочь вот таким вьетнамским ветеранам, которые реально впали в прошлое десятилетней давности. То есть можно просто взглянуть на некоторых и сразу же понять, что они... Что их тут нет.

  Большинство ребят в этой группе служили в пехоте, 'зелёных беретах', морской пехоте. На днях пришёл один парень. Он там руку потерял, он там ногу потерял. И вот сидим мы на собрании, беседуем, и он говорит мне, что против вьетнамцев ничего не имеет. А я ему, просто посмотрел на него: 'Слышь, да ты, наверно... Может, тебе обратиться кой-куда? Ты без руки и ноги остался, и говоришь, что против них ничего не имеешь?'

  Когда я замечаю на улице вьетнамца, я перехожу дорогу и иду по другой стороне улицы. Есть они в западной части, в основном в центре живут. Иногда я бываю в центре, в пару книжных магазинов зайти, снастей для рыбалки купить, а их ведь по внешнему виду узнаешь, так ведь? Крыша едет, как от дури палёной.

  Там, где мы воевали, были джунгли. Одни только джунгли. А ротные, все подряд, были этакого 'ганг-хо' типа. Они были профессиональные служаки, а я просто на дух не выносил ни службу, ни того, на чём они стояли.

  Во время начальной подготовки и на курсах пехотной подготовки они какой-то ерундой занимались. Всё на свете они обращали в шутки, типа 'Доберёмся мы до старины Чарли Конга', и все такие прочие приколы прежних дней. Вместо того, чтобы учить нас деловито и всерьез, они всё занимались какой-то ерундой. Мы любили посидеть на лавочках, а они говорили: 'Вот так на самом деле работает Чарли'. Да не могли они мне рассказать, как на самом деле работает Чарли. Надо было самому туда съездить и испытать на себе, как на самом деле работает Чарли.

  АСВ пыталась захватить ЗВ 'Грант'. Как раз тогда наш командир и погиб. Он был из профессиональных служак. Наш собственный вертолет погубил тридцать человек из наших. Мы были на выходе 'найти и уничтожить', и нам видна была вся стрельба, что там велась. Мы знали, что там ЗВ 'Грант'. Ее в это время захватывали. Наши проблесковые огни были включены, и на той 'Кобре' подумали, что это миномёт, поэтому эта штука проклятая спикировала и выпустила две ракеты. Шшшууу! Я сидел в окопе, и ботинок одного парня упал рядом со мной ― вместе с ногой, что в нём была, срезало под верх ботинка.

  Возвращаясь к подготовке: нам приказывали одно ― убивать. 'УБЕЙ! УБЕЙ!' 'В чём дух штыка?' 'УБИВАТЬ!' Крыша ехала, как от дури палёной. Но было это просто не по мне, понял? Помню один случай, когда парень один, в такой он был депрессухе, что шёл-шёл по зарослям и говорит: 'А я сегодня домой уеду'. Я ему: 'И как это ты уедешь?' Он: 'Я сегодня домой уеду, понял? Я уже и думать не могу о всех этих убийствах и прочем'. Ну, идет себе дальше. И тут же я слышу выстрел. Бум! Пах! Он прострелил себе икру, пуля прошла через ступню. И говорит: 'Вот, наконец, и домой'. Я поразмышлял ещё, не поступить ли так же и мне, чтобы уехать домой.