— Вы ранены! — смогла произнести Лючия.

— Нет! — прошептал дон Карлос. — Я уже мертв. — И снова рухнул на пол.

Глава 2

Удивляясь самой себе, Лючия не только не закричала, как сделала бы на ее месте любая другая девушка, но даже не почувствовала никаких признаков страха.

Она подошла к дону Карлосу, который бездыханно лежал на полу, и, встав на колени, стала проверять его пульс. Лючия обратила внимание на то, какими грязными были его руки, словно он рылся ими в земле, а сапоги были покрыты толстым слоем пыли. Она прислушалась — пульс был слабый-слабый, еле уловимый. Но пульс все-таки был, а это означало, что дон Карлос жив! Лючия очень осторожно расстегнула пуговицы на его офицерском мундире, зная, что должна оказать ему помощь, спасти его жизнь любой ценой.

Ее взгляд упал на окровавленные бриджи де Оланеты — судя по всему, молодой человек был ранен не только в голову, но и в бедро. Лючия вскочила на ноги и пулей вылетела из павильона, не забыв, однако, плотно прикрыть за собой дверь. Она бежала по направлению к дому, на ходу прикидывая, что ей нужно взять с собой. Потребуются бинты, шерстяные одеяла, губка и, конечно, вода.

Здесь, как и в лондонском доме, Лючия держала эти вещи всегда под рукой, полагая, что они могут неожиданно понадобиться. Повар мог порезать руку острым ножом на кухне, судомойка могла поскользнуться на полу и упасть и сильно ушибиться, горничная могла обжечься тлеющими углями в камине — не проходило и недели, чтобы не случалось подобное несчастье.

Только бы первые слова дона Карлоса «я уже мертв» не оказались последними! В этом случае все старания Лючии были бы тщетными.

Единственным человеком в доме, которого она могла попросить о помощи, была Жозефина. Полуиспанка-полуиндианка, она была самая старшая из всей прислуги и пользовалась полным доверием у Лючии и, похоже, отвечала ей взаимностью.

Слава Богу, во дворе никого не было, и Лючия могла беспрепятственно пробежать на кухню.

— Жозефина! — крикнула она и через секунду услышала ответ:

— Си, сеньорита! — Мягкий, чуть невнятный говор сразу выдавал в старой служанке жительницу Кито. Эту странную смесь акцентов — испанского и эквадорского — невозможно было спутать ни с каким другим испанским наречием.

— Жозефина, ты мне нужна! — Лючия увидела Жозефину в белом переднике, который четко выделялся на фоне строгого черного платья. Лючии всегда нравилось, что на ее лице никогда не было подобострастного, рабского выражения, которое так часто встречается у здешних слуг. Кроме того, ей импонировала еще одна черта Жозефины: она не выносила сплетен и умела держать язык за зубами.

— Послушай, Жозефина! Кое-кому необходима наша помощь. Это мужчина. Раненый мужчина.

Жозефина удивленно приподняла брови.

— Он сейчас в саду, в дальнем павильоне. — Лючия сделала паузу и взглянула на служанку, стоящую перед ней.

Казалось, Жозефина чувствует и понимает мысли на расстоянии и не задает лишних вопросов.

— Он испанец, — продолжала девушка, — и я знаю, кто он такой. Его портрет висит в комнате, примыкающей к галерее. — Она немного помедлила и наконец решительно произнесла: — Это дон Карлос де Оланета!

Услышав это имя, служанка пришла в необычайное волнение:

— Вы сказали, сеньорита, он ранен?

— Да. И кажется, очень тяжело. И поэтому я не могу сдать его властям.

— Сеньорита, я понимаю.

— У меня есть бинты, приготовленные для госпиталя, но еще понадобятся одеяла и ведра с водой.

— Да, сеньорита.

Служанка тут же побежала в дом выполнять приказание.

Почти все женщины Кито работали в госпиталях медсестрами, нянями, сиделками, ухаживая за ранеными повстанцами, Лючия тоже подумывала, не присоединиться ли ей к ним, и даже приготовила кое-какие медикаменты и бинты, однако из-за постоянной занятости по дому она пока не могла осуществить эти намерения. Вместо этого каждый вечер Лючия садилась напротив отца и выслушивала его наставления о том, что ей нужно сделать на следующий день. Аккуратно скатанные бинты так и лежали без применения. И вот теперь Лючия набрала полную корзинку, думая о превратностях судьбы, ведь она и предположить не могла, что эти бинты понадобятся для человека, одетого в испанскую форму.

Наверняка в городе остались некоторые раненые роялисты, чудом уцелевшие после расправы, но им приходилось заботиться о себе самим — про госпиталь здесь не могло быть и речи. В Кито не нашлось бы ни одной женщины, согласившейся сидеть у постели испанца, и даже доктора, повинуясь своему врачебному долгу, ограничивались лишь беглым осмотром.

«Ну уж нет! — твердо решила Лючия. — Я не пошлю дона Карлоса умирать на улицу, — она тяжело вздохнула, — если, конечно, он уже не скончался от потери крови».

Кроме того, она прекрасно понимала, что человек, чей портрет висел в кабинете самого вице-губернатора, был скорее всего немаловажной персоной при дворе испанского короля и, следовательно, не мог рассчитывать на снисхождение патриотов, если бы попал к ним в руки. Слишком сильна была жажда мщения за смерть своих отцов в 1809 году.

Лючия положила в корзину ночную рубашку отца и бутылку лучшего французского бренди. Она сбегала в спальню, взяла подушку для постели, которую они с Жозефиной устроят из одеял. Лючии внезапно пришла мысль, что, возможно, придется разрезать одежду раненого; она вернулась назад и бросила в корзину ножницы.

Она сбежала вниз, где около садовой калитки ее ждала Жозефина. В руках у нее была кипа шерстяных одеял, они были тонкие, но теплые, и были очень удобны для высокогорья, так как после захода солнца в этих местах становилось холодно. Такими одеялами из овечьей шерсти пользовались индейцы, ночующие в горах.

Лючия осторожно открыла дверь и, нерешительно потоптавшись на пороге, сказала:

— Лучше бы нам не попадаться никому на глаза.

— Сад виден только из одной комнаты, сеньорита, — заметила Жозефина, имея в виду лучшую комнату в доме, где сейчас могли находиться или сэр Джон, или Кэтрин.

Не так уж много времени прошло с тех пор, как Лючия обнаружила де Оланету, но ее не оставляло страшное предположение, что, вернувшись в павильон, она может найти его уже мертвым.

…Дон Карлос лежал на полу в той же самой позе, в какой его оставила Лючия, и целая лужа крови уже натекла возле него из глубокой раны на голове. Она осторожно приблизилась к телу де Оланеты и, опустившись на колени, проверила, бьется ли его сердце.

— Он еще жив! — воскликнула она с неподдельной радостью в голосе.

Жозефина подошла поближе и взглянула на дона Карлоса.

— Первое, что мы должны сделать, сеньорита, так это снять с него эту проклятую форму и спрятать ее подальше. Но нам понадобится помощь.

— Помощь? — В голосе Лючии прозвучали опасливые нотки.

— Си, сеньорита. Сразу за садом находится поле. Там вы найдете Педро — это мой брат. Он выкапывает картофель. — И, заметив удивленный взгляд Лючии, служанка пояснила: — Он пока без работы, и я хотела бы попросить вас нанять его на службу.

— Ну вообще-то нам как раз нужен садовник.

— Педро будет рад работать в саду, но сейчас нам не обойтись без его помощи!

Лючия вскочила на ноги:

— А как он отнесется к тому, когда узнает, кто наш больной?

— Педро? Сеньорита, на него можно положиться, — уверенно ответила Жозефина. — Торопитесь, рана очень тяжелая.

Лючия выбежала из павильона и действительно увидела большое картофельное поле. Она поискала глазами и наконец заметила человека в широкополой шляпе и шерстяном пончо. Лючия позвала его:

— Педро! Педро!

Человек обернулся и явно с опаской двинулся навстречу Лючии. Похоже, он думал, что получит выговор за свое занятие.

— Ваша сестра Жозефина ждет вас в садовом домике, — обратилась она к Педро. — Ей нужна помощь.

В первую минуту Педро не понял, чего же от него хотят, но Лючия была настойчива, повторяла и показывала рукой в сторону сада. Он быстро направился к павильону размеренной походкой индейца, привыкшего таскать на спине тяжелый груз.