Итак, князь Михаил – Ангел, ставший человеком. Каков образ этого вочеловечения, мы не знаем; аналогия с вочеловечением Бога здесь неуместна, поскольку нетварная Божественная природа несопоставима с тварной ангельской. Несомненно лишь то, что образ соединения не будет носить характер временного симбиоза, как у непредусмотренных Творцом “ангело-человеческих” рас. Связь будет органичной и неразрывной, причем ангел во всей своей духовной мощи и со всем объемом своего опыта “интегрируется”, будет включен в состав более глубокой и сложной, бесконечно возрастающей в своем уподоблении Богу человеческой личности. В князе Михаиле соединятся две сферы тварного космоса: мир ангельский и мир человеческий, с миром же природы Михаил будет связан через свою мать: “жену, стоящую на луне и облеченную в солнце”. Человек уже соединен с Богом в Иисусе Христе; Михаил же, как и каждый член Церкви, станет причастником Тела и Крови Иисуса. Через Михаила и остальные ангелы каким-то образом смогут приобщиться к Иисусу Христу как человеку и как Богу.
21. Бог Адама, Иисуса, Михаила.
Апокалиптический кризис связан не с формальным рубежом очередного тысячелетия по христианскому календарю, но с предстоящим в недалеком будущем объединением человеческого рода. Поэтому на первый план выходит самоидентификация человека, связанная с тем или иным переживанием личности Адама. Не менее важным является и сохраненное в недрах христианской традиции откровение о Михаиле. Соблазн ангелической духовности, особенно характерный для Востока, но стремительно проникающий также и на Запад, полностью снимается этим откровением: не человек должен превратиться в ангела, но, напротив, ангел стремится, став человеком, повысить свой онтологический статус. Главное же заключается в том, что три высочайших человека смогут в отношениях между собой явить всему человечеству живой образ Святой Троицы, в настоящее время расплывчатый и неясный даже для искренне верующих христиан. Бог Авраама, Исаака, Иакова открывается в решающую эпоху как Бог Адама, Иисуса, Михаила – и это означает существенное расширение горизонта религиозного сознания.
Три высших человека взаимодействуют друг с другом, охватывая все пространство человеческой истории: Адам есть общий отец Иисуса и Михаила; Иисус пришел, чтобы спасти Адама и приготовить души людей для встречи с Михаилом; Михаил грядет, чтобы возвратить человечество к праотцу Адаму и прославить Иисуса как Жениха и Царя.
После того, как образ Св. Троицы в большей мере прояснится для человеческого сознания, может быть сделан новый шаг в уподоблении этому образу. Ни одно из Лиц Троицы не может быть описано отдельно как совокупность особых качеств; Божественные Лица не существуют и не мыслимы вне отношений Друг к Другу; уподобление же человеческих отношений внутритройческим означает открытость для воздействия Энергий Св. Троицы. Иисус показывает самый верный путь для согласования человеческой воли с волей Бога: “Если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего небесного. Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них” (Мф.18:19-20). Здесь, очевидно, подразумевается, что двое или трое не могут согласиться между собой на земле, если они собраны не во имя Иисуса; но если они так собраны и так согласились, то их совместная воля, оставаясь свободной, всегда будет соответствовать воле Св. Троицы.
Не может быть исполнена просьба, противоречащая воле и намерениям Всевышнего; если в мире что-то и совершается недолжное, то это происходит по воле человеческой, вопреки воле Божией. Возможность такого противоречия обусловлена – ради соблюдения тварной свободы – “попущением” Бога, “Который в прошедших родах попустил всем народам ходить своими путями, хотя и не переставал свидетельствовать о Себе” (Деян. 14:16). Такое же “попущение” имеет место и в отношении индивидуальной свободы: “Верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести” (I Кор. 10:13). Евангелие показывает нам пример величайшего подвига: самопринуждение к согласию с непонятной и вызывающей протест волей Божией – на таком самоотречении Иисуса построено все дело нашего спасения. В Гефсиманскую ночь перед арестом Он “находится в борении” и молится “до кровавого пота” (Лк. 22:44): “Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты” (Мф. 26:39). Ясно, что противоречить воле Божией и соглашаться с ней “в борении” может лишь Иисус как человек; каждый верующий в свою меру несет свой крест подобного противоречия – не приняв этот крест, сохранить искреннюю веру невозможно.
Для тварного существа индивидуальное становление необходимо предшествует соборности. Пока нет личностей, способных вступать в соборные отношения, нет и самих отношений. Высшие члены человеческой иерархии не составляют исключения: Адам, Иисус, а затем Михаил начальный этап своего вечного бытия проживают отдельно – каждый имеет свою особую судьбу; лишь с течением времени они “собираются” во образ Св. Троицы. Икона Рублева не есть изображение свершившегося факта, но пророческое предизображение грядущего. В основах индивидуальности каждого человека заложено стремление, потенция к соборности, как новому уровню собственного бытия. Тождество индивидуального и соборного бытия свойственно лишь Самому Богу; для человека же оно есть вечная цель, неисчерпаемая перспектива возрастания. Но это не есть движение в пустоту, в дурную бесконечность: цель, к которой мы стремимся, есть бесконечность актуальная, т. е. реально существующая – и эта актуальная бесконечность есть Сам Бог. Нельзя представлять себе дело так, будто бы человек в лице Адама изначально пребывал в состоянии соборности, и затем выпал из него в якобы греховное само по себе состояние индивидуального бытия. Опыт существования с Другим, опыт жизни в Эдемском саду с Яхве был дан Адаму при сотворении, но это состояние не было для Адама подлинно соборным, поскольку он еще не вполне созрел как самостоятельная личность. Первородный грех замедлил развитие личности и затруднил путь к соборности; но этот грех не уничтожил человеческую личность совсем и не полностью закрыл возможность соборного бытия в будущем. Главная творческая задача современной эпохи: качественное, по существу, скачкообразное, ускорение процесса персонализации – в перспективе соборности.
22. Бог-Троица или Бог-Монада.
Если бы Вседержитель был только Единственным, но не Триединым, то для человеческих личностей оставалась бы лишь одна перспектива развития: полное слияние с Богом, и в Нем – друг с другом. Не удивительно, когда это предлагают пантеисты, для которых весь мир – лишь эманация Божества. Но, по существу, к такому же выводу приходят еврейские мистики-кабалисты, которые исходят, казалось бы, из библейской веры и, прежде всего, из библейского креационизма! Причина этой кажущейся непоследовательности лишь в одном: они до конца продумали и прочувствовали выводы, которые вытекают из отказа от религии Св. Троицы в пользу чистого монизма. Только религия Св. Троицы открывает перспективу творческого, конструктивного преображения индивидуального начала. Человек есть образ Божий: если Бог – одинокая Монада, то эгоизм личности составляет ее сущность и может быть преодолен только вместе с ее самоуничтожением в неразличимом Единстве. Именно это утверждает современный популяризатор Кабалы Михаэль Лайтман:
“Природное качество каждого человека – использовать весь мир себе на пользу, и все, что он дает другому – лишь в силу необходимости. Причина этого в том, что ветвь подобна корню, источнику, близка ему по природе. И потому, как душа человека исходит от Творца, который Един и Единственен, и все – Его, то и человек, сын Божий, чувствует, что весь мир, все существа в мире должны находиться под его властью и существуют для его блага…
Этот Закон Единственности запечатлен в сердце каждого человека, и ни один из нас не свободен от его влияния, а каждый избирает часть от него, согласно своим возможностям и стремлениям. И закон этот не хорош и не плох, это действительность и наша природа, и невозможно обойти его или даже немного приукрасить и смягчить. Закон этот есть Абсолютная Правда” (Михаэль Лайтман, стр. 50-51).