Тогда я впервые увидел в своих волосах седину.

Погруженный в эти мрачные мысли, я шел, не замечая окружающих. Больные, оккупировавшие скамейки, своими цветастыми халатами на завязках весьма походили на афганцев. Так же молча и безучастно провожали меня ничего не выражающими глазами. Чувствовалось, что это настойчивое внимание начинает раздражать Лейстрейда. Инспектор не первый раз имел дело с психиатрической клиникой, и не переносил ни больных, не персонала. В глубине души он так и остался парнем с рабочей окраины, где городская беднота признает только два лекарства — виски и касторку. Сама идея болезней разума, вызывала в его простой душе некоторую оторопь.

— Вот ты Ватсон, скажи мне как доктор, зачем вообще завели эту богадельню? Эти психи — они кому нужны? От них что ли червячки, какие-то появляются нужные для природы? Или без них Англия усохнет?

— Знаешь, Лейстрейд, было как-то на континенте такое государство — Спарта. Стоило там народиться младенчику, с каким-нибудь отклонением, пальцем там сросшимся, или просто роста мелкого… Выдержав положенную драматическую паузу, я продолжил — то они сразу кидали его в море.

— Ну, правильно. Чего малого мучить?

— Это неправильный вопрос Лейстрейд. Правильный вопрос будет — и где сейчас это Спарта.

Лейстрейд задумался. Впрочем он не был бы самим собой, если бы не нашел что ответить.

— Угу. А не вы ли, медики, собрались и Спарту прихлопнули? А что, все сходится. Как я понял, больных там вовсе не было, а это ваш бизнес губит.

Я вздохнул. Все-таки отсутствие классического образования дает о себе знать. Да, мы с Лейстрейдом друзья, и я готов рискнуть своей жизнью ради него, но… Впрочем я тут же одернул себя. Множество подлостей, которых я слышал, начинались со слов «Он лучший мой друг, но…» Так что пусть Лейстрейд, если хочет, делает любые выводы из моих слов. Я могу позволить другу быть самим собой.

Рассуждая подобным образом мы подошли к огороженному массивной решеткой внутреннему дворику. Около ворот, опираясь ногой о стену, стоял праздный гуляка. Впрочем, праздным он был только на непосвященный взгляд, внимательный наблюдатель обратил бы внимание, что этот гуляка подпирает собой стену исключительно по четным дням, а по нечетным его сменяет коллега, выгуливающий пуделя.

На все эти предосторожности Майкрофт пустился после четвертой или пятой попытки подельников Мориарти освободить своего шефа. Не мудрствуя лукаво, Майкрофт загнал в бедлам пару дюжин армейских, но попечительный совет Бедлама решительно воспротивился, небезосновательно считая, что мундиры и сияющие сапоги плохо скажутся на драгоценном душевном равновесии пациентов.

И как Майкрофт не рыл носом землю, обойти попечительский совет ему не удавалось. Более того, явная малозначительность и никчемность вопроса не позволяла ему рявкнуть. То, есть он конечно, мог, если бы захотел, но каждый его рык был на счету, и он вовсе не собирался разменивать его на столь пустячный вопрос. Но и отступать Майкрофт тоже не привык.

Так в Бедламе появились праздные гуляки, с военными манерами, плохо выбритые кормилицы с деревянными младенцами, аристократы с собачками в заношенных армейских брюках…. Вся эта публика гуляла в точном соответствии с графиком дежурств, обменивалась многозначительными знаками, цепко оглядывала настоящих посетителей.

Довольно быстро попечительский совет Бедлама понял, что переодетые посетителями охранники действуют на больных еще хуже. Параноики и без этого считали, что их окружают переодетые агенты спецслужб, и присутствие настоящих переодетых агентов вовсе не способствовало скорейшему выздоровлению. Но, увы, пойти на попятую было невозможно из политических соображений. Так что все оставалось в неустойчивом, и неудобном равновесии.

Откуда я узнал все подробности? Дело в том, что весь этот карнавал подчинился моему бывшему коллеге по пятому Нортумберлендскому стрелковому полку, доктору Фредерику Чилтону.

Я был демобилизован раньше, так как был ранен, а старина Фред остался штопать раненых на Кандагаре. Я изредка вспоминал наше военное братство, запах спирта и камфары, вкус виски с хиной. Демобилизовавшись по выслуге лет, мой коллега был устроен Майкрофтом на непыльную должность главврача восточного крыла. Мы изредка сталкивались по работе, что почти всегда приводило к долгим беседам на военные темы.

Фредерик откровенно скучал. Из-за специфики отделения, надеяться, что поправившийся больной выйдет в свет с благодарностью доктору на устах, было бесполезно. Буйнопомешенные преступники — люди, конечно, занимательные, но у общающегося с ними долгие годы Чилтона, я начал замечать некоторые забавные странности.

Так он, например, раздав пациентам мелки и бумагу, начал собирать музей творчества душевнобольных. В прошлый наш визит, его восторженный рассказ о выдающемся творческом потенциале отдельных больных, был прерван Лейстрейдом, который поинтересовался материалом, из которого находящийся на излечении «недооценённый творец» довольно похоже вылепил бюстик Чилтона.

Фредерик долго упирался и не хотел признавать очевидного, но последующей обыск в камере позволил установить, что страдающий шизофренией Алан спрятал выданную ему глину в подушку. Раздосадованный Чилтон сгреб бюст совком, и не доверяя прислуге собственноручно выбросил его в выгребную яму.

Мы миновали несколько постов охраны, расписались в книге визитов, поднялись по забранной решеткой лестнице, чувствуя затылком, что за любым нашими движениями следит в глазок вооруженный охранник, расписались еще раз, и пройдя по унылому коридору с обитыми войлоком стенами, оказались в кабинете главного врача.

Чилтон встретил нас у дверей. За его столом сидел одетый в фирменный халат с завязками, улыбающийся Алан, и опять чего-то лепил. Подозрительный Лейстрейд принюхался.

— Это глина, поспешил его успокоить Фредерик. Я решил, что Алан сможет излечиться от своего пагубного пристрастия, если будет лепить под моим контролем. Я прав, Алан? Ты кажется, хотел вылепить яблоко?

— Если можно, я слеплю немецкую колбаску.

Лейстрейд засмеялся, но тут же одернул себя. Недовольный Чилтон позвонил в колокольчик и санитары увели пациента.

— Присаживайтесь, джентльмены. Я полагаю, что у вас есть предписание, разрешающее проводить опрос одного из моих подопечных?

Я был удивлен. Нелепо было ожидать от своего фронтового друга слепого следования инструкциям, но факт остается фактом — Фред стал требовать с меня пропуск. Пауза затягивалась. Я неловко опустил глаза, чувствуя, что мы проделали этот путь напрасно. Но сдаваться без боя не хотелось.

— Нет. Но мне все-таки нужно поговорить сам догадайся с кем.

Чилтон встал, подошел к окну. Мой взгляд проследовал за ним, и я невольно обратил внимание на эмалированную плевательницу, неизменный атрибут любой английской больницы. На краешке возвышался самым маленьким в мире баобабом окурок сигары «Марли». Что ж, это многое объясняет.

— Майкрофт запретил тебе пускать нас?

— Нет. Он вообще не спрашивал о посетителях. Он спустился вниз, один, выгнав даже дежурного санитара. И полтора часа беседовал с ним. Потом вышел, и не говоря ни слова уехал. А я остался здесь, чтоб вдыхать вонь от его сигары и слушать демонический хохот, доносящийся из подвала.

— Фредерик, ты понимаешь, что мы не пришли бы к тебе, если бы не настоятельная необходимо. Но Чилтон не дал мне договорить. Он повернулся, и я заметил раздражение на его мясистом лице.

— И ты, и Майкрофт забыли, что я являюсь главным врачом этого богоугодного заведения. Я, а не тварь, запертая в клетку в дальнем углу подвала. И это вы навязали мне его. Я много натерпелся от этого паука. Он был тихим, первые годы. Я подолгу беседовал с ним, удивляясь широте его кругозора. Мы обсуждали разные проблемы. И тут я открываю «Иллюстрированные Новости» и что?

На первой странице напечатан рассказ обо мне, моей работе, моей личной жизни и моих детских страхах. Кто-то из обслуги вынес статью, написанную этой скотиной, и отнес в бульварную газетенку. Я сменил весь персонал отделения, прописал ему ежедневный мыльный клистир, отобрал книги и надел смирительную рубашку, но тут моя больница стала пользоваться нездоровой популярностью. Сначала сюда приперлась восходящая звезда Уайт Холла, «министр без портфеля» Лионель Уоллес, но это было только начало. Потом был какой то чиновник от Майкрофта, потом премьер министр потом министр иностранных дел, и наконец сам Майкрофт. Теперь вот вы. Завтра моего пациента, надо полагать, отвезут на чашечку чая в Букингемский дворец?