— Добри![7]

Вальтер снова дотронулся пальцем до значка. Он поглядел незнакомцу в глаза и спросил:

— Коммунист?

— Ано,[8] коммунист, — кивнул Франтишек. Что хочет от него этот забавный малыш?

«Что же дальше?» — думал Вальтер. Где-то когда-то он слыхал, что слова «папа» и «мама» есть почти во всех языках. Он вытащил из кармана огрызок карандаша и поспешно нарисовал решётку на оборотной стороне билета. Протянув билет с решёткой незнакомцу, он сказал:

— Папа!

Теперь Франтишек Грна сообразил, что дело серьёзно. Мальчик хочет ему что-то сказать. Он спросил его о чём-то, но тот ничего не понял.

Зато Вальтер опять придумал фразу:

— Папа — коммунист!

И тут же ему пришли в голову ещё две фразы. Он показал на себя и сказал:

— Я — Берлин. — И добавил: — Папа — Берлин.

Лицо незнакомца вдруг осветилось. Он понял и сказал то, что для Вальтера было ценнее, чем десять фраз:

— Эрнст Тельман!

Вальтер кивнул:

— Эрнст Тельман!

Как хорошо они могли объясняться друг с другом! Франтишек Грна нашёл теперь тоже интернациональные слова. Он сжал кулак, лицо его помрачнело. Он сказал:

— Гитлер капут!

Вальтер тоже поднял кулак и повторил эти слова. Так закончилось их первое объяснение. Они познакомились. Они поняли друг друга.

Франтишек Грна с минуту подумал, а потом поехал вместе с Вальтером к своему другу Йозефу Прохазке, который долгое время жил недалеко от границы и понимал по-немецки…

И вот Вальтер снова стоит рядом с Франтишеком в 11-м трамвае, но на этот раз с ними едет ещё и Йозеф Прохазка.

Прохазка выслушал Вальтера и, так и оставив стоять на столе недоеденный ужин, выбежал в переднюю и надел куртку.

— Пошли скорее! Я знаком с эмигрантами. У них тут недалеко общежитие.

Вальтер тоже не стал ужинать, он горел нетерпением увидеть своих.

Проезжая теперь на трамвае мимо тех же улиц, мимо которых он ехал сюда полчаса назад, Вальтер успел увидеть многое. Ведь в тот раз он ни на что не обращал внимания — всё только смотрел на Франтишека.

— Вот это Влтава, — сказал Йозеф, — она впадает в Эльбу, и, если ты бросишь в неё спичку, она донесёт её до Германии.

— А вон тот большой замок?

— Это Пражский Град. Раньше тут был королевский дворец. Один сумасшедший по фамилии Гитлер мечтает здесь поселиться.

Зажглись первые вечерние огни. И вдруг высокие башни Праги засияли в лучах бесчисленных прожекторов.

Вальтер глядел во все глаза.

— Значит, Прага такая красивая?

— Да. Мы называем ее «Злата Прага» — золотая Прага. И кто на неё посягнёт, тому несдобровать!

В голубых глазах Йозефа вспыхнула искра. Он перевёл Франтишеку весь разговор.

Они снова ехали по той широкой улице, которая так поразила Вальтера.

— Вацлавская площадь, — сказал Йозеф. — Я вижу, она тебе нравится, а?

— Очень!

Женщины в ярких платьях, украшенных разноцветными лентами, садились в трамвай. У многих молодых парней на голове были красивые цветные картузики.

— Тут всё по-другому, чем у нас, — сказал Вальтер, — только вот вы…

— Кто «мы»?

— Ты и Франтишек — такие же, как отец и дядя Фриц, точь-в-точь такие же.

Йозеф крепко прижал к себе мальчика.

Они вышли из трамвая. Пройдя немного пешком, они оказались перед большим одноэтажным домом, стоявшим в стороне от других, на неширокой тихой улице.

Йозеф постучал в дверь.

Им открыл коренастый человек небольшого роста Он приветливо и с лукавым любопытством глядел на Вальтера.

— Добрый день, товарищ Эрих! — сказал Йозеф Они поздоровались, как старые друзья.

Вальтер удивился: Эрих был самый настоящий берлинец! Это стало ясно с первого же произнесённого им слова. Неужели Вальтер у цели?

— Как ты думаешь, кого мы к тебе привели? — спросил Йозеф Прохазка Эриха из Берлина.

— Ну?

— Вот, юного берлинца!

— Что? — изумлённо переспросил Эрих. — Берлинца? — Он сердечно пожал руку Вальтеру. — Входите!

Эрих дружески обнял Вальтера за плечи и повел в комнату. Сердце Вальтера бешено колотилось. Он ухватился за руку Франтишека.

В комнате было много людей. Йозеф вопросительно взглянул на Эриха.

— Ты можешь говорить всё, Йозеф. Что с мальчиком? — сказал Эрих.

— Мне-то говорить нечего, — ответил Йозеф, — а вот паренёк…

Йозеф подтолкнул Вальтера к собравшимся и сказал:

— Говори, Вальтер, ты среди друзей!

На третью ночь после бегства Вальтера штурмовик, оставленный в засаде в квартире Штайнеров, стал искать топливо, чтобы растопить плиту и согреть кофе.

— Чёрт бы их всех драл! — ругался эсэсовец. — Никто не идёт в ловушку. А дрова все кончились. И куда только подевался этот сопляк?

Его взгляд упал на «игрушечный сад».

— Даже не покрасили, — проворчал он и с досадой наподдал ногой по доске с загородкой.

Ещё удар — и «игрушечный сад» разлетелся на куски.

Тут он увидел пакет с краской. Он вспомнил, что хотел покрасить в зелёный цвет скамейку у себя в беседке, и рассмеялся.

«А вообще-то здорово, что они не успели доску покрасить, — подумал он, — а то б для моей скамейки и краски не осталось».

Больше месяца в квартире днём и ночью дежурили штурмовики. Но никто не приходил.

Вальтер успел предупредить своих как раз вовремя: когда он вместе с Эрихом и двумя новыми друзьями вошёл в комнату, курьер, отправлявшийся в Берлин, уже собрался в путь.

Все, для кого это было важно, узнали, благодаря мужественному поступку Вальтера, что Берт Вендлиц предал гестапо товарищей из Нойкёльна.

II

АННЕМАРИ И КАПИТАН

БЕРЛИНСКИЕ СОРВАНЦЫ

Холодный осенний ветер брызгал в лицо ребятам мелким дождём. Он заносил дождь даже сюда, под арку ворот берлинской школы, где стояли, уславливаясь о чём-то, четверо восьмиклассников. Потом они быстро вышли из-под арки, прямо под дождь, и тут же расстались. Один из них, высокий светловолосый парнишка, бегом свернул за угол. Двое других помчались по улице, держа за руки девочку.

Светловолосый парнишка пошёл на разворот к парку. Он двигался в ускоренном темпе, взвивая на ходу водовороты осенних листьев. Холодный дождь освежал его лицо, ветер развевал волосы. Мимо спешили прохожие. Некоторые ворчали и ругались, что осень так громко затрубила в свой рог.

Наш восьмиклассник был, очевидно, другого мнения. Он звонко выкрикнул «Кукареку!», потом залаял как щенок, а потом — ну почему бы и это не рассказать? — замемекал как коза. Как настоящая коза на лужайке, даже очень похоже, не ошибёшься:

— Ме-ме-ме-е!

Свернув в главную аллею парка, он поднял руки в стороны и полетел через море, которое перед ним открылось. Теперь наш друг был уже не петухом, не щенком, не козой — он был самолётом.

Всем вам это хорошо знакомо. И нечего объяснять, что морем была тут лужа, огромная лужа, метра в четыре длиной.

Вдруг наш самолёт снова стал мальчишкой. На одной из боковых дорожек парка он увидел инвалидную коляску на резиновых шинах. Сидевший в ней человек, как видно, старался починить передаточный механизм. Ничего у него не выходило. Вода бежала по волосам ему за воротник. Сейчас он как раз заметил Дитера. Он только хотел поманить его пальцем, но Дитер уже сам бежал к нему.

— Можно, я вам помогу?

— Спасибо, мой мальчик. Придётся уж тебе взять меня на буксир. Не так-то легко тут исправить.

— С удовольствием. А куда вас везти?

Человек в инвалидной коляске, как оказалось, жил неподалёку от Дитера. Дитер хотел его спросить, что с ним, но тут ему пришло в голову, что с больным надо быть по-тактичнее. И они говорили про осень, про дождь, про то, что скоро зима. На углу улицы их встретила какая-то женщина.

— Что случилось? Ужин давно вас ждёт, господин Клем!