— А тебе, Пам, — перебил Себастьян, — тебе никогда не становится интересно… нет, не то слово… жизненно важно… нет, тоже не то… просто необходимо поискать среди своих частот ту, где ты другая, где ты можешь что-то такое, чего не можешь здесь?

— Нет, — резко сказала Памела. — Я не хочу хоронить дочь, а в множестве ветвей я это уже делала. Я не хочу терять тебя, а в множестве ветвей это случилось. Я выбрала однажды эту мою жизнь, она мне подходит, и я хочу ее прожить до конца, а потом…

— Потом ты все равно… — начал Себастьян.

— Потом выбирать буду не я, а случай, — возразила Памела.

— Не случай, — подал голос Форестер. — Я тебе много раз объяснял, Пам, — не случай выбирает мир, в котором ты ощущаешь себя, а ты сама, сознательно или, чаще всего, бессознательно.

— В момент смерти…

— Тем более в момент смерти. Ты видишь темную границу между мирами, видишь светлый выход и идешь к нему — ты сама выбираешь, к какому выходу идти, в какой ветви оказаться, и чаще всего идешь туда, где еще живы твои родители или дети, если они ушли прежде. Это в натуре человека, где бы он…

— А вот и Элен, — сказала Фиона, прерывая разговор, почти ежедневно повторявшийся с бессмысленной периодичностью.

Элен вошла стремительно, будто маленький смерч пронесся по комнате. Она подбежала к Памеле и поцеловала ее в щеку, подбежала к Себастьяну и похлопала его по плечу, взяла с подноса оставшуюся жустину, откусила большой кусок и принялась жевать, внимательно глядя на гостей и родителей.

— Папа, — сказала она, — ты опять прожил ту жизнь, которую…

— Он хочет понять тайну твоего рождения, — пожал плечами Форестер. — Хочет понять, почему именно тебя они с Памелой решили удочерить в российском городе. Если бы они взяли другую русскую девочку, не случилось бы ничего, что привело к твоей смерти. Он хочет понять, почему именно я оказался другом Фионы — если бы не эта случайность, то события развивались бы иначе, и чем бы закончилась история с твоими синяками…

— Дин, — спросила Элен, — вы хотите сказать, что отец до сих пор ничего не понял?

— Давно он все понял! — воскликнул Форестер. — Да и не может он всякий раз попадать на одну и ту же ветвь, это физически невероятно! Все равно что электрону повторить один и тот же путь с теми же квантовыми числами. Так не бывает.

— Так не бывает… — повторил Себастьян. — Скажи мне, Элен, — обернулся он к дочери, — кто все-таки наставил тебе синяков? Если бы Пам не увидела кровоподтек на твоем плече, я не обратился бы к Фионе, Фиона не обратилась бы к Дину, миссис Бакли не обратилась бы в опекунский совет… И еще, — Себастьян обернулся к Фионе, — как получилось, что твой друг Дин оказался именно тем человеком, единственным, кто сразу смог понять… Много ли физиков занимались эвереттикой и многие ли физики согласились бы с Дином, что человек — это кинопленка, в которую впечатаны лишние кадры, и их можно увидеть, если провести быструю съемку?

— Думаю, — вместо Фионы ответил Форестер, — что я такой один. И на той Земле, и на этой, и бог знает на каких еще.

— Вот! — воскликнул Себастьян. — И именно вы оказались другом Фионы, и именно Фиона оказалась…

— Не надо, Басс, — поморщилась Фиона. — Не изображай из себя сыщика. Конечно, это не случайно. Хотя, вообще-то, могло быть и игрой случая. Как ни мала вероятность совпадений, они случаются обязательно. Скажем, как зарождение жизни на Земле, тебе известен этот парадокс?

— Боюсь, что… — начал Себастьян. — Я не силен в биологии.

— При чем здесь биология? — раздраженно сказала Фиона. — Это изучают во втором классе! Или ты… — она внимательно всмотрелась в лицо Себастьяна и добавила мягко: — Извини, я все время забываю, что твои воспоминания… Господи, ты и смерть Элен все время переживаешь, да? Для меня это теоретическое знание, а ты…

— Пам, — сказал Себастьян, — ты тоже…

— Нет, — решительно сказала она, — для меня это, к счастью, тоже просто информация, я бы не смогла жить, если…

— А как же ты сумела… там…

— А ты?

— Я… Я здесь, и здесь жива Элен, хотя так непривычно видеть ее… взрослой. Но что стало там со мной?

— Боюсь, — сухо произнес Форестер, — что на той ветви вы погибли, Себастьян. И давайте я поставлю все точки над i. В конце концов, это мой эксперимент, и если вы захотите дать мне в морду, у меня не будет права обижаться.

— Эксперимент? — пробормотал Себастьян.

— Двадцать шесть лет назад, — кивнул Дин. — Сейчас это уже давно признанная теория, эффект Форестера, если вы возьмете в руки любую книгу по физике Мультиверса. А тогда я был молод, писал диссертацию, был упрям и настойчив, сейчас мне не хватило бы упорства. Я изучал квантовую механику, увлекся идеями Эверетта, в то время они вовсе не были общепризнанными. Разветвления миров, бесконечные вселенные Мультиверса, точки бифуркации… Русский ученый Юрий Лебедев писал о склейках — о том, что разветвленные вселенные не полностью изолированы друг от друга… И тогда я подумал: человек не может потерять связь с самим собой после того, как сделал выбор и все варианты этого выбора начали осуществляться — на разных ветвях. Я изучал теорию суперструн и подумал: на квантовых отрезках времени все мои «я» во всех вселенных объединены, я существую здесь и сейчас, здесь и сейчас существует мое сознание, но я везде, я и никто иной, я связан сам с собой квантовыми переходами, и если бы у меня был фотоаппарат или видеокамера, которые могли бы снимать с квантовой частотой, я бы увидел, что каждый квант времени я другой — из одной ветви, из второй, третьей, миллионной… И лишь суперпозиция кадриков создает меня таким, какой я есть. Понимаете?

— Нет, — сказал Себастьян. — Я знаю, что такое квант времени. Это настолько малая величина… А вы — если вы помните это — поставили у меня в квартире камеру, снимавшую с частотой несколько десятков тысяч кадров в секунду.

— Ну да, — кивнул Форестер. — Я был ограничен техническими возможностями аппаратуры. Максимум, на что я мог рассчитывать — семнадцать тысяч кадров в секунду.

— Шестьдесят, говорили вы!

— В том мире — шестьдесят, — кивнул Форестер. — Тот мир и наш ответвились друг от друга задолго до нашего с вами рождения, Себастьян, вот почему получилась накладка с возрастом… Шестьдесят тысяч или семнадцать, впрочем, разница невелика. Это не квант времени, это на много порядков больше. Преодолеть разрыв у меня не было никакой возможности, кроме… Я подумал…

— Догадываюсь, о чем вы подумали, — мрачно сказал Себастьян. — Если каждый из нас — фильм, в который вписаны лишние кадры продолжительностью в квант времени, то в бесконечном Мультиверсе могут существовать люди, для которых эти кадры продолжаются гораздо дольше. Миллионную долю секунды. Или тысячную. А для некоторых — секунду или даже час. Час времени вы — Дин Форестер из своего мира, час — Дин Форестер из другого, еще час вообще не Форестер, а Пит Сойер, потому что в каком-то мире развилка произошла так давно, что вам при рождении дали другое имя…

— А в каком-то мире, — подхватил Форестер, — ответвившемся миллионы лет назад, я и на человека не похож…

— На волка… — сказал Себастьян.

— Понимаете, откуда пошли легенды об оборотнях?

— И вы должны были найти такого человека, чтобы доказать свою гипотезу. Разобраться в его личных частотах…

— Меньше всего я интересовался оборотнями, — покачал головой Форестер. — Слишком далекое ответвление, слишком разные миры. Не договориться. Нет, оборотни не годились, хотя, конечно, их существование — аргумент в пользу склеек. Мне нужен был человек из вселенной, ответвившейся сравнительно недавно — чтобы не оказаться лицом к лицу с монстром, — и при том человек, в фильме жизни которого кадры сменялись бы не с квантовой частотой, а с такой, чтобы я мог зарегистрировать это своей аппаратурой.

— Вам нужна была Элен, — кивнул Себастьян. — Звонок Фионы стал для вас подарком, верно? Так повезло — один шанс из бесконечного числа!

— Боюсь, вы слишком оптимистичны, Себастьян. Миров в Мультиверсе бесконечное число, приблизительно похожих вариантов — столько, сколько атомов в нашей Вселенной, если не больше… И в подавляющем большинстве из них тамошний Форестер все еще продолжает искать человека, подходящего ему для эксперимента… Эта вероятность близка к нулю. Представьте: нужно было, чтобы я познакомился именно с той женщиной, которая знакома именно с вами, человеком, удочерившим девочку, причем выбравшим ее случайно в далекой России, и чтобы именно эта девочка оказалась носительницей нужного свойства, и еще должно было совпасть, что Фиона врач, а не, к примеру, историк, иначе вы бы к ней не обратились… Должно было совпасть столько событий…