Алик с Андрюшей сидели на скамеечке на бульваре между Шестой и Седьмой линиями. Алик раскинул руки по спинке скамейки. Подставил солнцу бледное лицо. Андрюша смотрел вслед удаляющемуся в сторону Большого проспекта белому джипу:

— Странно…

— Что странного? — жмурился на солнце Алик.

— Высадили нас и уехали…

— Я условие поставил, чтобы мне не мешали… Чтобы не следили за мной…

Андрюша оглянулся:

— Думаешь, не следят? Странно…

Алик протянул Андрюше руку:

— Второе мое условие, Первозванный, — чтобы они отпустили тебя. С Мариной я сам разберусь. Тут уж ты мне ничем не поможешь… Спасибо за все, Андрюша… До встречи.

Андрюша резко откинул протянутую руку, улыбнулся нехорошо:

— Тут уже не в тебе дело, Алик. Слышал, что этот чмошник сказал? «Еще полтора раунда за мной!» Как я могу уйти? Что он обо мне подумает? Я верну ему долг.

Алик опять раскинул руки вдоль скамейки. Задумался, щурясь на солнце.

— А ты знаешь, где сейчас Марина? — вернул его на землю Андрюша.

— Конечно. В доме с совами. Который я просил тебя запомнить.

— Чего же мы сидим? Идем узнаем, что с ней.

— Прежде чем к ней идти, мы должны осмыслить то, что поняли только сейчас.

— А что мы поняли?

Алик достал сигареты. Закурил.

— То, что Капитан Джо отпустил ее специально. От него бы она не убежала.

Андрюша растерялся:

— Он сам ее отпустил? Зачем?

— Он поступил очень разумно. Этот парень достойный противник. Он знает, что насильно, из-под палки, я лечить ее не буду. Он отпускает ее на свободу. Чтобы она сама попросила меня об этом.

— И ты ее вылечишь?

Алик улыбнулся и развел руками:

— А что мне остается делать, Первозванный? Тем более «папа» обещает мне за это сто тысяч. Ровно столько, сколько нам надо на «фанеру».

— Слушай, — сурово напомнил ему Андрюша, — мы же решили замочить Капитана Джо.

Алик вздохнул. Положил ногу на ногу.

— Это слишком радикально. А я все-таки психолог. Сначала я должен с ним встретиться. И все у него выяснить.

— Чего выяснять! — заволновался Андрюша. — С ним и так все ясно — козел!

— Не горячись, — успокоил его Алик, — он же нашел ее… Он же вернулся… Может, он ее любит? Разве за это убивают?

— Давай, выясняй! — махнул рукой Андрюша. — Лечи Марину, получай свои сто тысяч! Строй ероплан! И улетай отсюда к едреной матери! Лечи ее для бандита!

— Успокойся, Первозванный, — улыбался Алик,— я не буду ее лечить, пока не встречусь с ним.

— А где ты с ним встретишься, где?!

— Да здесь, на Васильевском. — Алик оглянулся сначала в сторону Среднего, потом в сторону Большого. — Уверен, он нас уже ищет.

Мимо них прошел загорелый парень в вытертой кожаной косухе. Совершенно седой. Над седой головой, как нимб, торчала черная пружина наушников. Парень улыбался, подергивал шеей в такт музыке.

Алик внимательно посмотрел ему вслед.

— Знакомый? — спросил его Андрюша.

— Наверно, — пожал плечами Алик, — нашего поколения в Питере почти не осталось. Перевешались, спились, на лишний континент разъехались. Мы с ним всенепременно встречались в какой-нибудь компании. Очень вовремя я свою маечку скинул.

— Маечка-то при чем? — не понял Андрюша.

Алик показал пальцем на уходящего:

— Ты посмотри на этого седого могиканина в джинсах. Атавизм. Кошмар!

Парень в вытертой косухе остановился и оглянулся на них. Алик сделал вид, что уронил пепел на колени. Стал тщательно их отряхивать. Загорелый улыбнулся, громко просвистел начало «Морского патруля» Глена Миллера. И пошел к Среднему, подергивая плечом под неслышную музыку.

— Кошмар, — поморщился Алик, — в этом седом безумце я узнаю себя. Кошмар!

Андрюша не понимал, зачем Алик так завелся на загорелого, и вернул его к теме:

— Ты серьезно им хочешь Марину отдать?

— От нее будет зависеть.

— В больнице она сказала, что она тебе должна что-то?…

— А я ей сказал, что она со мной за все рассчиталась.

— За что она тебе должна?

Алик всем своим видом показывал, что разговор этот ему неприятен.

— Я же тебе ночью рассказывал. Я ее вылечил. И не взял с нее ничего. С нее лично… По теории психоанализа так делать нельзя ни в коем случае. Обязательно нужно взять.

— Что же ты не взял?

Алик почти с ненавистью посмотрел на Андрюшу:

— Она предложила мне себя… Разве я мог принять такой щедрый дар?

— А если она в тебя по-настоящему влюбилась?

Алик рассмеялся:

— Вот именно, «если»… Я бы всю жизнь мучился, Первозванный. Всю жизнь решал, что это — настоящая любовь или плата за лечение. Я бы этого не вынес. Пошли, Первозванный.

Они пошли к Большому проспекту. Слева за тощими мокрыми деревцами мелькнул шпиль небольшой желтой церкви. Алик остановился.

— Мой любимый храм,— представил он церковь, как человека.

Они подошли к церкви.

— Кстати, — остановился у дверей Алик, — я с тобой как с равным… а ты крещен, собственно?

— Ага, бабушка еще крестила. — Андрюша достал из-под рубашки серебряный крестик на кожаном шнурке. — Втихаря от матери.

— Заходи, это твой дом, Первозванный. — Алик открыл перед Андрюшей тяжелую дверь.

Они вошли в полутемный, довольно просторный храм. За книжным прилавком справа Алик купил две свечки. Не самые тонкие. Но и не самые толстые. Андрюша это зачем-то заметил. Алик перекрестился на старинный резной иконостас и уверенно пошел в правый придел.

Андрюша хотел пойти за ним. Но сначала огляделся. В церкви почти никого не было. Слева старушка в белом платке собирала огарки свечей у большой иконы молодого паренька в белой ризе. Паренек совсем не был похож на святого. Затаенно и озорно улыбался. Но свечей перед его иконой было больше всего.

«Наверное, это и есть Первозванный»,— подумал Андрюша.

Но Алик шел дальше, куда-то в глубь церкви. Андрюша подошел к иконе, прочитал славянскую вязь: «Св. Пантелеймон Целитель» — и улыбнулся. Вспомнил, как вчера утром Алик рвался в рюмочную на улицу этого целителя.

Алик уже стоял где-то в самой глубине. У резного алтаря. И Андрюша осторожно подошел к нему. Встал у него за спиной. Алик стоял перед аналоем, покрытым зеленой муаровой дорожкой. На ней лежала старинная небольшая икона в раме красного дерева. На иконе был изображен смуглый человек с седой головой и седой бородой. В зеленой ризе — и в красном плаще поверх, накинутом на левую руку. Смуглый глядел строго на вошедшего в его мир. Он вытянул перед собой правую руку, будто останавливал. За седым, как пограничный шлагбаум, стоял деревянный косой крест. «Косвенный», — вспомнил Андрюша слова Алика. И до него дошло, что это и есть Андрей Первозванный. Его тезка. Его ангел-хранитель. Немножко обидно стало, что он такой пожилой. Святой Пантелеймон Целитель Андрюше больше понравился.

Алик молча протянул Андрюше свечку. Тот понял, что ее надо поставить в подсвечник у иконы. Большой подсвечник был пуст. Одиноко догорала только одна свечка. Кривилась набок. Вот-вот упадет. Алик аккуратно поправил ее. Зажег от ее фитилька свою. И поставил рядом. Андрюше стало обидно за сурового Первозванного. Как-никак это его храм. А свечки все ставят у молоденького Пантелеймона. Уж если к нему такая горячая любовь, так и ехали бы в его храм. Зачем же хозяина Первозванного обижать.

Андрюша зажег свою свечку от свечки Алика и поставил ее рядом с его. Теперь перед иконой святого Андрея горели три свечки. Сливались краями огоньков. Кто-то третий, неизвестный, невидимо слился с ними. Андрюша как будто даже ощутил его присутствие. Алик перекрестился, дотронулся лбом до иконы и медленно пошел к выходу, вглядываясь в затемненные углы. Из-за колонны ему навстречу вышла женщина в черном платке до бровей. В длинной черной юбке, совсем как монашка. Только по фигуре Андрюша узнал в монашке Марину. Алик замер. Потом медленно подошел к ней.

Андрюша пошел к церковному киоску, взял первую попавшуюся черную книжку. Прочел название: «О часе смертном». Хотел положить ее обратно. Больно название серьезное. Но не положил, крутил в руках, поглядывая на Алика.