— Как он его не заметил? — шепотом спросил Алик и взял пистолет.

— Я его в плавки спустил, — подмигнул Андрюша, — а старый пень по бедрам и по спине шарил.

«Везет дуракам, — подумал Алик, — а если бы седой нашел?» — и взял пистолет у Андрюши.

Заскрипела дверь, и Алик тут же убрал ТТ за спину. Вошел Петрович. Ни слова не говоря, кивнул Алику на дверь.

— Подожди, Андрюша, я скоро,— бодро сказал Алик.

Петрович только мрачно посмотрел на него.

Огромный дом был совсем пуст. Поднимаясь по узким служебным лестницам, вышли наконец в просторный холл. Даже в темноте сверкал паркет. Петрович подошел к двустворчатой дубовой двери. Стукнул по бронзовой сверкающей ручке в виде львиной лапы. И отошел. За дверью «папа» разговаривал с кем-то по телефону. Похоже, горячо оправдывался, но слов его было не разобрать. «Папа» в последний раз в чем-то горячо заверил собеседника, и дверь открылась. Открыл ее Чен. Пригласил Алика в кабинет:

— Зайдите, пожалуйста.

И Петровичу делово:

— С волчонка глаз не спускай.

«Папа» уже успел принять душ. Ходил по кабинету в длинном шелковом халате. Румяный, возбужденный. На ходу затягивался «Мальборо». Он даже не взглянул на Алика. Чен показал Алику глазами на черное кожаное кресло. Показал и ушел. В узкую дверцу за письменным столом в тон дубовой панели, обрамлявшей просторный деловой кабинет с компьютером у окна, с факсом на журнальном столике, с эскадроном телефонных вертушек на широком столе.

«Папа» в своем зеленом роскошном халате с огнедышащим драконом на спине, казалось, попал в этот строгий кабинет случайно. Забежал на секунду из предбанника фирменной сауны и сейчас уйдет обратно, дальше ловить кайф. Но он не уходил. Упруго бегал по ворсистому ковру, на ходу роняя пепел. Наконец остановился у стола. Открыл верхний ящик, достал блокнот. Черкнул в нем что-то. Нажал кнопку селектора. Хмуро приказал:

— Через полчаса машину к подъезду.

И только тогда сел за стол, тяжело вздохнул и распустил полные губы. Он был здесь абсолютным хозяином, и роскошный халат ему нисколько не мешал. Он был настолько хозяин, что имел право появиться в своем кабинете хоть голый. Ничто не умаляло здесь его хозяйских прав. Он вынул из бокового ящика свежее вафельное полотенце, промокнул взмокшую лысину. Бросил полотенце обратно в ящик, как в бельевой шкаф. И только тут заметил, что за ним уже давно с интересом наблюдает Алик. Он откинулся лысиной на высокую спинку хозяйского кресла, спросил, прищурившись:

— Так ты, говоришь, был вместе с Ольшанским в больнице?

— Был.

— Говорил он с Ланой?

Алик сделал вид, что не понял. «Папа» ему объяснил:

— С Марининой матерью он в больнице разговаривал?

Алик пожал плечами:

— А это важно?

— Для тебя нет, — отрубил «папа» — так говорил он с матерью?

Алик сочувственно покачал головой:

— Кажется, говорил.

«Папа» помассировал лысину. Ему явно не понравилось, что Ольшанский разговаривал с Марининой матерью. А Алик с сожалением подумал: «Зря я не успел поговорить со Светланой».

— Так как тебя зовут? — угрюмо спросил «папа».

— Алик.

— Александр, что ли? — уточнил «папа».

— Саша — это другой,— напомнил ему Алик.— А я Олег… Если хотите.

— Тебя я не хочу, мне срочно нужен Саша. Срочно. — И «папа» пододвинул к себе телефон.

— Давайте сразу договоримся,— поставил вопрос ребром Алик, — сначала предоплата — деньги на стол, и Ольшанский ваш.

«Папа» постучал по столу розовыми пальцами:

— Видишь ли, обстоятельства несколько изменились. — Он неожиданно сменил тон. — Слушай, Алик! А во сколько ты оцениваешь свою жизнь? Реально?

Алик подтянулся на подлокотниках мягкого кресла, сел собраннее.

— Как всякая жизнь, она бесценна.

— Ерунда! — рассердился «папа». — Как всякий товар, она имеет свою цену. И цена эта меняется в зависимости от обстоятельств. Бывает, что жизнь не стоит и ломаного гроша. — И «папа» улыбнулся.

— Вы считаете, что я как раз в таких обстоятельствах?

— Хочешь продать Ольшанского за сто тысяч баков, так?

— Так, — кивнул Алик.

— Я бы заплатил тебе, честное слово, — уверил Алика «папа», — если бы твоя собственная жизнь ну хоть что-то стоила. Сейчас ты у меня в руках, и для меня она не стоит ничего. Я могу тут же позвонить генералу Калмыкову и отдать тебя им просто по дружбе. Настолько ты мне не интересен. Но… Я отпущу тебя на все четыре стороны, если ты скажешь мне, где сейчас находится Саша.

— Бесплатно? — осведомился Алик.

— Ты плохой коммерсант, — пожалел его «папа», — давай вместе считать. Ты просишь за Сашу сто тысяч. Так?

— Так.

— Это когда твоя жизнь чего-то стоит. Сейчас она стоит ноль. Любая сумма, умноженная на ноль, равняется чему?

— Нулю, — вспомнил Алик.

— Правильно, — подтвердил «папа», — сейчас ты на голом нуле. Но… Я дарю тебе твою жизнь за Сашу. Его ты оценил в сто тысяч. Ну так сколько же стоит мой скромный подарок?

— Сто тысяч? — улыбнулся Алик.

— Молодец! — «Папа» даже хлопнул в пухлые ладошки. — Я плачу тебе сто тысяч за то, что для меня не стоит ни гроша. Ты оценил мою щедрость?

— Как интересно…

«Папа» встал из-за стола. Потушил верхний свет и поднял белые жалюзи на окне. Внизу в сиянии луны волновался залив. Шумели прибрежные сосны. По кромке берега шли два темных силуэта с собаками. «Папа» подошел к противоположному окну. И на нем поднял жалюзи. Темный массив леса сливался с низкими рваными облаками. Под ветром мерцали фонари на сторожевых вышках. «Папа» глядел на эту мрачную красоту, засунув руки в карманы халата. Упрямо склонив крутой лысый лоб.

— Я не хочу тебя пугать. Тебе самому отсюда не выбраться. Здесь мое государство. Со своей полицией, со своей таможней, со своим КГБ.

Он повернулся к Алику и сказал сурово:

— Я купил этот бывший обкомовский рай. Бывшую базу отдыха «Отрада». Двадцать квадратных километров. Здесь все теперь подчиняется моим законам. Здесь есть даже кладбище. Небольшое пока. Но сказочное. Песок и сосны. Мечта. Хочешь, мы тебя здесь похороним? Бесплатно. Как дорогого гостя. Хочешь?

— Спасибо, — вежливо поблагодарил Алик.

В темноте за узкой дубовой дверью панели пробивался свет. Там их слушали.

— Ну так что? Принимаешь мой щедрый дар? Или выбираешь бесплатные похороны?

Алик смотрел в окно на блестевший под луной неспокойный залив. На длинные черные тени поста на берегу. На качающийся на волне белый катер.

— Мне надо подумать.

— Чего тут думать? Не глупи.

«Папа» подошел к столу, включил свет, снял трубку телефона:

— Давай телефон этого бесценного Саши.

— Подождите, подождите, — попросил его Алик.

«Папа» положил трубку и спокойно объяснил:

— Тут вмешивается еще одно обстоятельство. Время! Дорого яичко ко Христову дню. Время играет не на тебя, Алик. Сейчас твоя жизнь стоит сто тысяч. За жизнь Саши. Но если я найду Сашу сам, а я его обязательно найду, твой выигрыш опять превратится в голый ноль. Ты пойми формулу твоего выигрыша: сто тысяч, помноженные на время. А твое время стремится к нулю с каждой секундой. Давай, Алик, не глупи. Называй его телефон и адрес. Быстро! Ну?

Тут узкая дверца приоткрылась. Тихо вошел Чен, склонился к плечу «папы», что-то зашептал.

— Марина? — «Папа» побагровел. — Не может быть!

Чен снова прошептал ему что-то. «Папа» закурил. Взял себя в руки. Сказал ватным от дыма голосом:

— Тебе, Алик, повезло. Немножко повезло. Твой ноль отодвигается всего до утра. Завтра утром ты будешь здесь. И у тебя останется одна секунда. Всего секунда. Чтобы назвать его адрес.

Алик снял очки. Большим и указательным пальцем с силой надавил на глазные яблоки. В глазах поплыли радужные круги.

— Проводи его в морг, — приказал «папа» Чену. — Я пока переоденусь.

Чен подошел к Алику, показал ему глазами на дверь. Алик хотел спросить у «папы» про Марину, но раздумал. Встал и пошел к дубовой двери. Впереди Чена. У самой двери «папа» остановил Алика: