Зрители, доедающие ужин, заплатили за билет от ста сорока до двухсот евро с человека (в эту стоимость входит и еда с шампанским). За сумму от восьмидесяти до ста евро (в зависимости от дня недели) вы также сможете насладиться выступлением и выпить полбутылки игристого вина. Перед оркестром на танцполе кружатся две-три пары. Все то же самое, только гораздо дешевле, есть и у нас в Австралии.

Я потягиваю шампанское, надеясь, что оно снимет отрыжку и растущее напряжение у меня в животе. Не скажу, что прекрасно себя чувствую. Отнюдь. Заставляю взять себя в руки. Зубная боль у меня прошла, справлюсь и с этой — если повезет. Рано или поздно одолею и ее. В брошюре сказано, что мне предстоит лицезреть двадцать шестую постановку «Лидо». В ней рассказывается о женщине, ищущей счастья. (Знакомо звучит, не находите?) Зрителю обещано отправиться «в путешествие, полное чувственных открытий и переживаний, чьи образы поразят воображение и заставят плакать». В постановке принимают участие коллективы «Девушки-колокольчики» и «Мужская танцевальная труппа „Лидо“».

По большому счету шоу довольно скучное, а с животом становится все хуже. Костюмы экстравагантны и ярки, но все будто из другой эпохи. Выглядят крайне глупо. В постановке тоже ничего выдающегося. Юноши и девушки, обладатели и обладательницы роскошных фигур, то маршируют, выстроившись в линию, то встают в круг, то поворачиваются на каблуках. На их головах смешные, дурацкие головные уборы и не менее дурацкая одежда, столь нелепая, что в ней даже на «Кубке Мельбурна» им бы ничего не светило. Головные уборы самые разные: есть и цилиндры, и пятнистые шлемы на манер тайских. И куча, куча перьев. Перьев столько, что кажется: еще чуть-чуть, и девушки взлетят. В одной сцене действие разворачивается на улице, потому что юноши и девушки в уличной одежде. Кроме одной детали: у девушек в стратегических местах костюмов рваные отверстия, обнажающие груди. Если бы не идиотские улыбки на их лицах, я бы подумал, что передо мной несчастные, пережившие ядерную бомбардировку. Тьму пронизывает масса разноцветных лазерных лучей.

У звезды шоу неплохая фигура, но она ни разу не сняла шлема. Я подозреваю, что она несколько старше «Девушек-колокольчиков». На ее лице, словно отлитом из металла, застыла улыбка. Иногда солистка фальшивит. Да и вообще невозможно понять, что она делает: поет или играет роль в пантомиме. Звучит роскошная музыка, но оркестра нигде не видно. Да и сюжета особого не наблюдается. Его просто нет. Одна бессмысленная, бессодержательная сцена сменяет другую — и все. Если они будут продолжать в таком духе, «Девушкам-колокольчикам» не устоять в конкурентной борьбе против «Мужской танцевальной труппы „Лидо“». Их номера поставлены настолько из рук вон плохо, что они бы кисло смотрелись даже на фоне какого-нибудь заштатного американского хореографического кружка. Но фигуры у них шикарные. С этим спорить не буду.

Отдельные, сольные номера худо-бедно вытягивают представление. Меня до глубины души потрясает пара фигуристов, которая с дикой скоростью и невероятной красотой рассекает по катку размером с шесть обеденных столов. Миниатюрная акробатка устраивает нечто невообразимое на трапеции. Вот это — здорово. Вот это — зрелище. Вот это — спектакль!

Может, все дело в животе, который не дает мне покоя, но я ухожу разочарованным. Хорошо, что у меня было приглашение. Если б я за это заплатил, то очень сильно бы расстроился. Второй бокал шампанского так и остался нетронутым. Неожиданно до меня доходит, что у меня болит спина. Кресла в «Лидо» стоят под прямым углом к сцене, поэтому приходится кривиться и приспосабливаться.

Всю дорогу до дома меня мучила отрыжка. Стоило мне переступить порог, как я тут же полез за лекарствами. Противовоспалительное для спины, вторая таблетка омепразола (она снижает кислотность — в день я обычно обхожусь одной) и полтаблетки валиума, чтобы нормально спать. В голове крутится до конца не оформившаяся мысль, что мне гораздо хуже, чем кажется.

День четвертый

Я жив. Едва-едва. Если на часах пять утра и я не сплю, значит, все-таки жив. Вроде вполне логично. Ночью я спал отвратительно. Соображаю с трудом, голова тяжелая от валиума, в животе постоянные спазмы, а отрыжка так и не прошла. Задница одновременно выводит все четыре концерта Моцарта для валторны с оркестром. Я полностью разбит. С ужасом понимаю, что, быть может, сегодня вообще окажусь не способен на гастрономические эскапады. Но все равно надо попытаться. С трудом встаю с постели. Мне удается проглотить сухую корочку багета, купленного два дня назад. Похоже, начинаю бредить. У меня только одно желание — поскорее лечь. Но надо идти в ближайший супермаркет — прикупить таблетки, снижающие уровень кислотности. Они должны помочь. (Я не знаю, что бывает при передозировке омепразола, и боюсь последствий.) Мне едва удается влить в себя полстакана воды, после чего я, пошатываясь, выхожу на холод, на рю Петит-Экюри.

Мог бы и сразу догадаться. В супермаркете желудочных средств нет. Во Франции всему свое место — Декартова рациональность. Насколько я могу судить, желудочные средства продаются только в аптеках. Это как раз их вотчина. Ветчину и сосиски продает колбасник, а не мясник. Тащиться на Фобур-Сен-Дени, искать лекарство там — нету сил. С чего у меня желудок взбунтовался? Парижская вода ему не нравится? Нет, это было бы странно, я ведь ее уже три дня пью — и ничего. Да и когда я раньше сюда приезжал, у меня не возникало проблем из-за воды. Однако на всякий случай покупаю большую бутылку минералки и возвращаюсь домой.

Я тщательно прислушиваюсь к спазмам в желудке. Как же мне плохо… Сажусь. Встаю. Прикидываю, что мне еще надо сделать. (Не зря же меня воспитывали методисты!) Пытаюсь читать. С тоской смотрю на кровать, отдавая себе полный отчет, что если лягу, значит, признаю себя побежденным, выкину белый флаг. Да, прихватило меня. Ну ничего, прорвемся. Что пока вырывается из моего нутра, я вам уже сказал. В половине первого сдаюсь и ложусь в постель.

Не проходит и пятнадцати секунд, как меня переполняет необоримое желание. Я уже рад приступу. Пробегаю пять метров, бухаюсь на линолеум, имитирующий дубовый паркет, и обеими руками вцепляюсь в края унитаза. И окрашиваю его. Резко. Вам доводилось видеть работы Джексона Поллока? Скорость и условность. Я слышал об одном художнике, который кидался краской в холст. Сейчас я занимаюсь примерно тем же самым, но вместо холста у меня стенки унитаза. Кубики морковки выходят в том виде, в каком их нарезали на кухне «Фогона». Помидоры и, пожалуй, перец успели превратиться в кашу. Из меня вылетают сотни зернышек риса, нет, тысячи, но на них — никаких следов воздействия желудочного сока. Даже цвет съеденной мной паэльи — и тот сохранился. Меня рвет около минуты. Я размышляю над результатами. Вполне сойдет как эскиз узора на обеденный фаянсовый сервиз. Невредимые рисовые зернышки вызывают недоумение. Я потрясен. Я не верю своим глазам. По моим прикидкам, они находились внутри меня шестнадцать часов. Их что, на кухне в «Фогоне» покрыли специальным защитным раствором? Да нет, конечно. Просто паэлья меня не любит. Как я к ней отношусь, так и она ко мне. Платит той же монетой.

Я совершенно вымотан, но чувствую себя значительно лучше: ведь мне удалось избавиться от источника дискомфорта. Возвращаюсь в постель и в час дня погружаюсь в крепкий сон, слыша, как за окном все громче и громче шумит Париж.

День пятый

Я просыпаюсь рано, чувствуя, как исхудал, сделавшись тоньше фуфайки, что носят рикши. Спазмы прекратились. Отрыжка тоже. Я знаю, что слабость пройдет и к обеду уже буду в норме. Очень на это надеюсь. Сегодня у меня праздник — меня пригласили на дегустацию блюд, приготовленных одной из ярчайших звезд парижской кулинарии. Паскаль Барбо, пять лет назад устроившись шеф-поваром в ресторан «Астранс», в первый же год добыл для него первую звезду «Мишлен» (за внешний вид французы зовут эти звезды «макарон», что значит «миндальное печенье»). Вторую звезду он получил всего лишь несколько месяцев назад. Кроме того, Барбо успел два года проработать в Австралии, став первым французским шеф-поваром, с почтением отнесшимся к австралийскому вкладу в мировую гастрономию (в данном случае имеется в виду правильное сочетание различных ингредиентов). Две недели назад без всяких намеков с моей стороны он мне признался по телефону, что годы, прожитые в Австралии, определенно повлияли на его манеру приготовления блюд, которыми теперь он потчует клиентов.